— Ни одна из нас этого не сделает, но не из-за твоей угрозы. Нас удерживает понимание того, что это и нас уничтожит. Твоя кровавая резня не будет нужна.
— Вот как? Тогда почему же это не истребляет этих… этих развратниц?
— Истребляет! И истребляет всякого, кто к ним прикасается!
— Меня это не уничтожило!
— Тебя защищает Бог, мой Абдль, — сказала Тараза. — Как защищает он всех верных.
Убежденный Вафф осмотрел комнату и вновь перевел взгляд на Таразу.
— Пусть всем будет известно, что я исполню свой обет в стране Пророка, это будет путь, а затем… — он махнула рукой двум своим Лицевым Танцорам. — Мы вам покажем.
Много позже, оставшись одна в своих покоях, Одрейд гадала: было ли мудро позволять Шиане увидеть все представление? Что ж, почему бы и нет? Шиана уже посвящена Ордену. И пробудило бы подозрения у Ваффа, если Шиану удалили.
В Шиане ощущался явный чувственный подъем, когда она наблюдала за спектаклем Лицевых Танцоров. Тренирующей прокторше придется раньше обычного срока призвать для Шианы спарринг-мужчин. Что тогда сделает Шиана? Постарается ли она опробовать это новое знание на мужчинах? В Шиане должны быть заложены запреты, чтобы предотвратить это! Она должна усвоить, что это может составлять опасность для нее самой.
Присутствовавшие Сестры и послушницы хорошо себя контролировали, накрепко откладывая в запасники памяти то, что они познавали. От этого зрелища и нужно строить образование Шианы.
Остальные полностью справились с внутренними силами. Наблюдавшие Лицевые Танцоры сохраняли непроницаемость, но на Ваффа стоило взглянуть. Он сказал, что уничтожит обоих исполнителей, но что он сделает сперва? Поддастся ли он искушению? Какие мысли проносились в его голове, когда он наблюдал за мужчиной Лицевым Танцором, корчившимся в уничтожающем рассудок экстазе?
Каким-то образом этот спектакль связался у Одрейд с ракианским танцем, который она видела на Великой Площади Кина. В коротком промежутке времени танец был специально аритмичен, но по мере развития в нем открывался долговременный ритм, повторявшийся примерно через каждые две сотни шагов. Танцоры растягивали ритм танца до удивительной степени.
Как это делали Лицевые Танцоры, давшие им это представление.
«Сиайнок стал сексуальной хваткой на бесчисленных миллиардах в Рассеянии!»
Одрейд подумала о том танце, о ритме, за которыми последовало хаотическое побоище. Возвышенная сориентированность Сиайнока на обмен религиозными энергиями обратились в другой вид обмена. Она вспомнила возбужденную реакцию Шианы, когда затронула в разговоре с ней тот танец на Великой Площади и спросила:
— Чем они там сопричащались друг с другом?
— Это же танцоры, глупая!
Такой ответ являлся непозволительным.
— Я уже предупреждала, чтобы ты оставила такой тон, Шиана. Ты хочешь тотчас же изведать, какое наказание для тебя может найтись у Преподобной Матери?
Слова, словно многозначащие призраки всплывали в уме Одрейд, смотревшей на сгущавшуюся тьму за верхним этажом Дар-эс-Балата. Беспредельное одиночество заполонило ее. Все остальные ушли из этой комнаты.
«Только наказанный остается!»
Как же горели глаза Шианы в той комнате над Великой Площадью, сколько вопросов было у нее на уме.
— Почему ты всегда говоришь о боли и наказании?
— Ты должна усвоить дисциплину. Как ты сможешь контролировать других, когда не можешь контролировать себя?
— Я недовольна таким уроком.
— Никому из нас он особо не нравится… до тех пор, пока мы на опыте не познаем его ценность.
Как и предполагалось, Шиана долго переваривала ответ в уме. Наконец, она рассказала все, что знала, об этом танце.
— Некоторые из танцующих сбегут. Другие уйдут к Шайтану. Жрецы говорят, они идут к Шаи-Хулуду.
— Что с теми, кто останется в живых?
— Когда они очнутся, они должны будут присоединиться к великому танцу в пустыне. Если туда придет Шайтан, они умрут. Если Шайтан не придет, они будут вознаграждены.
Одрейд поняла общую схему. Дальнейшие объяснения Шианы были даже уже не нужны, хотя Одрейд и позволила ей продолжить. Сколько же горечи было в голосе Шианы!
— Их наградят деньгами, местом на базаре — всякое такое. Жрецы говорят, они доказали, что являются людьми.
— А те, что потерпели неудачу, те не люди?
Шиана на это промолчала, надолго погрузившись в глубокие размышления. Путь этих размышлений, однако, был виден Одрейд: испытание Ордена на человечность! Ее собственный проход в приемлемую человечность Ордена был уже в точности повторен Шианой.
Каким же мягким кажется этот проход, по сравнению с другими муками!
В тусклом свете верхних покоев Музея Одрейд подняла правую руку, посмотрев на нее, припомнила и ящичек муки, и гом джаббар, нацеленный в шею, готовый убить, если она содрогнется или вскрикнет.
Шиана тоже не вскрикнула. Но она знала ответ Шианы даже еще до ящичка муки.
— Они люди, но по-другому.
Одрейд заговорила вслух в пустой комнате с ее экспонатами из хранилища не-палаты Тирана.
— Что ты с ним сделал, Лито? Только ли ты Шайтан, говорящий с нами? К чему ты сейчас понуждаешь нас причаститься?
«Станет ли допотопный танец допотопным сексом?»
— С кем ты разговариваешь, Мать?
Это был голос Шианы. Он донесся от открытой двери в противоположном конце комнаты. Ее серая роба послушницы виднелась лишь смутным силуэтом, увеличивавшимся при приближении.
— Меня послала за тобой Верховная Мать, — сказала Шиана, подойдя и остановившись рядом с Одрейд.
— Я разговариваю сама с собой — сказала Одрейд. Она посмотрела на странно тихую девочку, вспоминая выкручивающее внутренности возбуждение того момента, когда Шиане задали опорный вопрос.
«Желаешь ли стать Преподобной Матерью?»
— Почему ты разговариваешь сама с собой, Мать? — в голосе Шианы послышалась сильная озабоченность. Обучающим прокторшам придется приложить много усилий, чтобы устранить ее эмоции.
— Я припоминала, как я спросила тебя, хочешь ли стать Преподобной Матерью, — ответила Одрейд. — Это навело меня на другие мысли.
— Ты сказала, что я должна довериться твоему руководству во всем, не оставив позади себя ничего, ни в чем тебя не ослушиваться.
— И ты сказала: «И это все?»
— Я тогда не очень-то много знала, правда? И я до сих пор не очень-то много знаю.
— Никто из нас не знает, девочка. Кроме того, что все мы вовлечены в совместный танец. И Шайтан безусловно придет, если хоть кто-нибудь из нас потерпит неудачу.
Когда сходятся вместе чужестранцы, следует делать большую скидку на различия привычек и воспитания.
Последняя зеленоватая полоска света погасла за горизонтом, когда Бурзмали дал сигнал, что они могут двигаться. Было уже темно, когда они добрались до дальней окраины Ясая и кольцевой дороги, которая должна была привести их к Данкану. Небо затмили облака, на которых отражались огни города, и отсвет этих огней падал на городские трущобы, через которые вели их проводники.
Эти проводники нервировали Луциллу. Они появлялись из боковых улочек, из вдруг раскрывавшихся дверей, шепотом разъясняя, куда двигаться дальше.
Слишком много людей знало о паре беглецов и о назначенном свидании!
Она выиграла бой со своей ненавистью, но следом ее осталось сильное отвращение к любому человеку, которого они встречали. Прятать это отвращение за обычными ухватками гетеры, идущей со своим клиентом, становилось все труднее.
Тротуар был весь в слякоти, налетевшей на него из-под проезжавших граундкаров.
У Луциллы замерзли ноги, они не прошли и полкилометра, как ей пришлось израсходовать дополнительную энергию, чтобы согреться.
Бурзмали двигался молча, с опущенной головой, якобы погруженный в собственные заботы. Луциллу этим не обмануть. Бурзмали слышал каждый звук вокруг них, видел каждую приближавшуюся машину. Он заставлял ее поспешно с сойти с дороги всякий раз при приближении граундкара. Граундкары со свистом проносились мимо на своих суспензорах, грязная слякоть летела из-под щитков и забрызгивала кустарники вдоль дороги.
Тогда Бурзмали бросал ее в снег рядом и ждал там, пока не становился уверен, что граундкар уже далеко. Хотя вряд ли едущие в них были способны разобрать что-то кроме звука своей собственной быстрой езды.
После двух часов пути Бурзмали остановился и оценивающе поглядел на дорогу перед ними. Местом их назначения была община на кольцевой, которую им описали как «совершенно безопасную». Луцилла сомневалась в этом — на Гамму не было совершенно безопасных мест.
Община перед ними приветливо светилась желтыми огнями, от отсветов которых наполнились внутренним светом облака. Их продвижение по слякоти привело им к туннелю под кольцевой дорогой и низкому холму, на котором было разбито что-то наподобие садика. Ветки неподвижны в тусклом свете.
Луцилла взглянула вперед. Облака таяли. У Гамму было множество маленьких лун — не-кораблей, орбитальных крепостей. Некоторые из них размещены Тегом, но она заметила линии новых, тоже несущих охрану. Они были в четыре раза ярче самых ярких звезд и часто передвигались вместе; их отраженный свет был полезным, но неверным, потому, что двигались они быстро — через все небо и за горизонт всего лишь за несколько часов. Она посмотрела на цепочку из шести таких лун, видневшуюся в разрывах туч, гадая, не являются ли они частью защитной системы Тега. Секунду она думала над врожденной слабостью защитного менталитета. Тег был прав. Мобильность — вот ключ к военному успеху. Но она колебалась, что он имел в виду мобильность пехоты. Здесь, на белоснежном склоне, нелегко было бы спрятаться, и Луцилла почувствовала нервозность Бурзмали. Что они смогут сделать, если кто-нибудь на них наткнется? Слева от них, наискосок к общине показалось покрытое снегом углубление. Это была дорога, но ей подумалось, что на этом месте могла быть и простая тропа.