Эйприл пристально смотрела на меня.
— Я вижу там реку, — сказала она, — голубую реку. Деревья, сверкающие золотом, на другом берегу Среди деревьев — серебристый дом с лазурными ставнями. От дома к берегу спускается посыпанная галькой тропинка. По ее сторонам растут ландыши… А вы? Что вы видите?
— Кирпичную стену, — сказал я.
Она едва слышно вздохнула. Ее взгляд стал таким напряженным, что я даже испугался.
— Попытайтесь еще раз, — попросила она.
Я попытался. Мои ладони вспотели, на лбу выступила испарина. Я понял, что страстно желаю увидеть реку, золотые деревья, посыпанную галькой тропинку… отчаянно надеюсь, что окно действительно окажется волшебным, а не просто средством для оправдания галлюцинаций.
Но я видел только кирпичи. Я покачал головой и отвернулся. Она опустила глаза, но я успел заметить, как они наполняются разочарованием. Это разозлило меня.
— С какой стати ты решила, что я что-то увижу там, где ничего нет? — спросил я. — Я нормальный человек, и этого не изменить!
— Я могу помочь увидеть, Хол. Уверена, что могу!
Она шагнула ко мне и вцепилась в лацканы пиджака. Ее глаза на поднятом ко мне лице были огромны, а синева в них стала мрачной, как апрельское небо перед грозой.
— Не допускай, чтобы тебя засосало, Хол. Не становись таким, как остальные. В мире есть магия — невзирая на все цифры и факты… Я помогу тебе увидеть, только поверь в меня!
Я взял ее за запястья и сжимал их до тех пор, пока она не отпустила мои лацканы. Потом я вышел в гостиную и взял пальто со стула.
— Мне пора, — сказал я.
Эйприл последовала за мной в комнату. Гроза в ее глазах миновала, они снова стали светло-голубыми. И она больше не выглядела, как ребенок, скорее, как усталая пожилая женщина.
— Я больше никогда не вернусь, — тихо сказала она, скорее себе, чем мне. — Никогда…
Потом добавила:
— Спасибо за ужин… и за то, что купили картину. Пожалуйста, пообещайте, что повесите ее над каминной полкой, когда женитесь. И не позволяйте вашим детям метать в нее дротики.
— Обещаю, — солгал я.
Она открыла дверь.
— До свидания, Хол!
— Всего хорошего!
После этого я видел ее еще один раз. В последний день месяца мы с Милдред выбрались на вечернее шоу. Я первым вышел из машины и обходил ее, чтобы распахнуть дверцу Милдред. И тут увидел Эйприл. Она брела по тротуару, такая худая, что казалась призрачной, почти нереальной. Под глазами залегли тени, щеки совсем ввалились. На ней была выцветшая куртка и ей под стать юбка. В темноте мелькали голые коленки.
Меня поразило, нет, шокировало, ее одиночество. Вокруг толпы людей, улица забита автомобилями… А она бесконечно, безнадежно одинока.
Проходя мимо, она взглянула на меня, но сразу отвела взгляд. Я хотел окликнуть ее, броситься следом, остановить. Но имя застряло у меня в горле, а ноги словно одеревенели. Через мгновение она исчезла, поглощенная толпой и темнотой.
Я заставил себя пройти остаток пути вокруг автомобиля, открыть дверцу, подать Милдред руку. Рука — это все, что я мог ей дать. Мысленно я был на привольном лугу, где одинокая девушка гуляет среди наполненных звездами озер…
Следующим вечером я выбрал время, чтобы съездить к свечке, где жила Эйприл. На мой стук никто не отозвался, и я решил, что перепутал здания. Спустившись на три этажа, я отыскал управляющего и оторвал его от ужина. Управляющий подтвердил, что я ничего не перепутал, но девушка, которую я ищу, съехала вчера вечером.
— Во сколько она съехала? — спросил я.
Он вытер подбородок бумажной салфеткой.
— Примерно в полдвенадцатого.
— Понятно…
Я машинально взглянул на календарь, висевший у него за спиной. Первое мая…
Первое мая!
И тогда меня посетила безумная мысль — одна из тех, что иногда лезут вам в голову, пугая своим безумием. И тогда вы пытаетесь немедленно избавиться от них, чтобы вернуть миру привычное равновесие.
— А вы не подскажете, когда она вселилась?
— Нужно посмотреть в книге учета.
Он подошел к старомодной конторке, долго возился с защелкой, наконец откинул крышку. Достал оттуда лохматый гроссбух в засаленном переплете и стал осторожно перелистывать. Из кухни доносился звон посуды, квартиру переполняли запахи лука, жареного картофеля и чего-то еще, трудноопределимого. В соседней комнате грохотал телевизор.
Я обливался потом…
— Ага, вот… вселилась тридцать первого марта… Да-да, припоминаю. Подняла меня с постели примерно в полночь. Шел дождь. Она была в синем плаще с цветочками на воротнике. Поначалу я не хотел сдавать ей квартиру, потому что она пришла без багажа. Знаете, ходят тут всякие, сами знаете… Но в ней было что-то такое… А что случилось-то?
— Ничего. Спасибо за беспокойство.
…а если вы не можете избавиться от вашей безумной мысли, то делаете единственно возможную вещь: стараетесь отыскать ей разумное объяснение.
Я искал его весь обратный путь в гостиницу. Я хорошо потрудился, и, когда открывал дверь в номер, мир почти обрел утраченное равновесие. Потом я подумал о картине и сделал то, что не посмел сделать накануне вечером: достал из шкафа холст, отнес к окну и развернул.
Это было похоже на то, как карета превратилась в тыкву, а лакеи — в белых мышей.
Призрачная Эйприл не взмахивала палочкой, но ее чары — в той мере, в какой она могла накладывать их на обитателей мира, разучившегося верить в чудеса, — были столь же действенны, сколь и чары сказочной крестной. И столько же эфемерны.
На холсте я увидел кирпичную стену. И больше ничего.
МЯТУЩАЯСЯ ВЕДЬМАПеревод Сергей Гонтарев
Когда в дверь постучали, Мелани думала о Фреде.
Точнее, она вспоминала вчерашнюю ссору с Фредом. Не первая и далеко не худшая из их ссор, но Мелани никак не могла выбросить ее из головы.
Ссора произошла из-за новой шляпки, которую Мелани купила вчера днем. Поскольку Фред в последнее время встречал в штыки ее новые шляпки, Мелани решила спрятать обновку. Но из магазина она вернулась позже, чем рассчитывала, и нужно было спешно готовить ужин. И она совершенно забыла о шляпке.
Фред, видимо, сразу увидел ее, как только вошел в дверь. Мелани услышала звук разрываемой обертки, бросилась в гостиную, но было уже поздно. Фред достал шляпку из коробки и разглядывал ее с таким видом, словно это какая-то дешевка с распродажи, а не модная новинка с Пятой авеню.
— Еще один ведьмин колпак, — обреченно вздохнул он.
— Такие сейчас в моде, — сказала Мелани. — Их носят все.
— Не видел ни на ком, кроме тебя!
— А что я могу поделать, если Томпкинсвиль застрял глубоко в прошлом? И его женщин не интересует ничего, кроме детей и телевизора?
— А что плохого в том, чтобы растить детей и смотреть передачи?
— Ничего. Но я не понимаю, почему люди должны превращаться в дремучих провинциалов только потому, что живут в маленьком городке? Почему не попытаться расширить кругозор…
— Покупая ведьмины колпаки?
Мелани не нашлась, что ответить, и в сердцах топнула ногой.
— Дорогая, четыре ведьминых колпака — это уже перебор. Люди решат, что ты мечтаешь стать ведьмой!
— А может, и мечтаю! — заявила Мелани, потом ойкнула, зажала рот ладошкой, но было уже поздно…
В дверь кухни постучали. Мелани подошла и открыла. На крыльце стоял невысокий мужчина с кротким выражением лица. Его фигуру портил большой горб.
— Доброе утро, — чеканно произнес он. — Меня зовут мистер Михельсон. Я принес вещь, которая, возможно, заинтересует вас.
Таких округлых розовых щек и таких голубых глаз Мелани в жизни не видела. Одной рукой человек снял шляпу, обнажив волосы, которые засеребрились под октябрьским солнцем. В другой руке он держал длинный черный футляр.
Мелани, как всякая домохозяйка, недолюбливала коммивояжеров. Однако в незнакомце было что-то такое, что удержало ее от того, чтобы захлопнуть дверь. Возможно — неприкрытое любопытство, с которым он ее рассматривал. Как будто высокая, стройная брюнетка, открывшая дверь, противоречила его представлениям о том, как должен выглядеть потенциальный клиент.
— Входите, — пригласила Мелани.
Мистер Михельсон вытер ноги о коврик и вошел.
Мелани с любопытством наблюдала, как он поставил футляр на попа, отщелкнул замки и открыл крышку. В первый момент она испытала разочарование — вещь оказалась обыкновенной метлой. Потом она увидела, что метла не совсем обычная: пышный золотистый хвост и черный, гладко отполированный черенок. А когда взяла метлу в руки, то почувствовала легкое покалывание в пальцах.
Мелани несколько раз провела метлой по полу, чтобы оценить, насколько она удобна. И каждый раз после метлы оставалась полоса блестящего линолеума.
— Ничего себе! — ахнула она. — Вот уж не думала, что у меня такой грязный пол.
— Это не простая метла, — пояснил мистер Михельсон.
Мелани еще несколько раз провела по полу. И после каждого прохода линолеум блестел все сильнее и сильнее. Таким она его еще никогда не видела.
— Сколько? — спросила Мелани. — Какова цена?
— Давайте так. Сегодня я оставлю ее вам, чтобы у вас было время разобраться, на что она способна, а завтра назову цену. Я приду утром, и, если вы будете заинтересованы в покупке метлы, мы все оформим. Я принесу контр… то есть купчую, которую мне еще нужно составить. Вас устраивает мое предложение?
Было в его глазах что-то такое, отчего Мелани стало не по себе. А может, он просто морочит ей голову? Так ли уж необходима купчая для сделки вроде этой? Потом ее глаза снова вернулись к метле. Плавные изгибы рукояти и изящная припухлость золотистой метелки не могли не вызывать восхищения.
— Хорошо, — через мгновение сказала она. — В любом случае, я ничего не теряю.
— Отлично! — Мистер Михельсон захлопнул пустой футляр и повернулся к выходу.
Тогда-то Мелани и рассмотрела большой горб гостя. В нем тоже было что-то странное, в этом горбе, но что именно, Мелани не поняла.