— ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я… Э-Э… КОГО-ТО ЗАЛОЖИЛ? СДАЛ? СТУКАНУЛ? НЕТ. ЧАЗА ДРЕМУ НИКТО НЕ УБИВАЛ. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ПОМОЧЬ ТЕБЕ Я НИЧЕМ НЕ МОГУ.
— Не знаю, сэр, не знаю… — покачал головой Моркоу. — По-моему, вы уже мне помогли.
— ПРОКЛЯТЬЕ.
Наклонив голову, чтобы не стукнуться о низкую притолоку, Моркоу перешагнул через порог и спустился по узкой лесенке. Смерть проводил его взглядом.
— ГМ, ИТАК, НА ЧЕМ Я ОСТАНОВИЛСЯ?..
— Извини, что вмешиваюсь, — ядовито проговорил лежащий в кровати морщинистый старик, — но мне уже сто семь лет, если ты вдруг не заметил. Мне что, тут до скончания веков валяться?
— ДА, ДА, КОНЕЧНО…
Смерть задумчиво провел оселком по лезвию косы. Впервые он помог стражникам в их расследовании. Но работа не ждет…
Капрал Моркоу легким шагом мерил городские улицы. Все преступления расследуются по одной и той же схеме. Он даже читал специальную книжку, посвященную именно этому вопросу. Сначала ты собираешь улики, а потом все они должны сложиться в общую картину.
Итак, что имеется? Во-первых, сосиски. Эти сосиски кто-то должен был купить. Во-вторых, куча мелочи. Только одна подгруппа человеческой расы расплачивается монетками по одному пенни.
Капрал Моркоу заглянул в колбасную лавку. Отловил на улице компанию детишек, поболтал с ними немного.
И наконец, вернулся в переулок, где было совершено преступление.
Контуры трупа капрал Шноббс обвел мелом, а также раскрасил в разные цвета, пририсовал трубку, тросточку и добавил на задний план пару деревьев и кустов. Получилось очень даже неплохо — пока Шноббс трудился, прохожие накидали ему в шлем целых семь пенсов.
Присев на останки бочонка, Моркоу некоторое время пристально рассматривал кучу мусора, сваленного в дальнем углу переулка.
— Ну ладно… Можете выходить, — в конце концов произнес он. — Честно говоря, не знал, что в мире еще остались номы.
Мусор зашуршал, и оттуда появились самые настоящие номы: маленький горбун в красном колпаке и с кривым носом; женщина в тряпичном чепце и с крошечным ребенком на руках; миниатюрная копия стражника; собачка с ошейником из перьев и маленький-маленький крокодильчик.
Устроившись поудобнее, капрал Моркоу приготовился слушать.
— Он вынудил нас,— сказал горбун. Голос у него был на удивление звучный. — Он всех бил, даже крокодила. Только и знал, что колотить нас палками. А еще он отнимал все деньги, что собирал Тоби, это наш песик. Как-то раз он в очередной раз напился, и мы убежали, однако он поймал нас в этом переулке, набросился на Джуди и ребенка, но споткнулся, упал, и тогда мы…
— А кто именно ударил его первым? — перебил Моркоу.
— Мы все!
— Но вряд ли у вас получилось бы забить его до смерти, — заметил Моркоу. — Силенок не хватило бы. Кроме того, у меня есть показания надежного свидетеля. Так что вы его не убивали. И, поняв это, я снова осмотрел труп. Так вот, Чаз Дрема просто задохнулся. Вам известно, что это такое?
Он вытащил из кармана маленький кожаный кружок.
— Это пищалка, — пояснил маленький стражник. — С ее помощью Дрема пародировал голоса.
— Он считал, что наши недостаточно смешны! — вставила женщина по имени Джуди.
— Эта пищалка застряла у него в горле, — сказал Моркоу. — В общем, вы свободны. Можете отправляться на все четыре стороны.
— Мы думали создать народный кооператив, — пожал плечами главный ном. — Ну, что-то вроде уличного театра… Экспериментальные драмы и всякое такое прочее. Это всяко лучше, чем лупить друг друга палками по голове.
— Вы смешили детей тем, что били друг друга палками?! — удивился Моркоу.
— Дрема хвастался, что изобрел новый вид развлечений. Говорил, что очень скоро наши представления будут пользоваться огромным успехом.
Поднявшись, Моркоу швырнул пищалку в мусорную кучу.
— Люди такого не потерпят, — сказал он. — Только не в этом мире.
Море и рыбки
Как всегда, неприятности начались с яблока.
На чистом, без единого пятнышка столе матушки Ветровоск лежал кулек тех самых яблок. Красных и круглых, блестящих и сочных. Знай яблоки, что именно с них все начнется, они бы тикали, как маленькие бомбы.
— Это тебе. А себе я еще наберу. Старый Гопкрафт сказал, я могу брать сколько захочу. — Нянюшка Ягг искоса глянула на свою старую подружку и добавила: — Хорошие уродились яблочки. Надо отдать должное, Гопкрафт свое дело знает. Старик, а еще хоть куда…
— Он правда назвал их в честь тебя? Что, вот за просто так? — переспросила матушка. Каждое слово прожигало воздух, как капля кислоты.
— Ага, так и сказал, мол, очень уж эти яблочки напоминают мои румяные щечки, — скромно откликнулась нянюшка. — А еще, помнишь, в том году, когда он с лестницы сверзился, я ему ногу лечила? И то притирание от облысения, я ведь столько с ним возилась…
— Вот только оно ничуточки не помогло, — перебила матушка. — Тот парик, что Гопкрафт сейчас носит… Это ж стыд и позор живому человеку таскать такие волосья!
— Главное — внимание, а не результат.
Матушка Ветровоск не сводила глаз с кулька. Таков уж горный климат: зимой по–настоящему холодно, летом действительно жарко — в общем, всякая овощь от века родится знатная.
Перси Гопкрафт слыл в этих краях первейшим огородником. Ни один из прочих садоводов–любителей не додумается устраивать растениям любовные забавы, взяв в руки кисточку из верблюжьей шерсти.
— У него уже столько заказов на эти яблоньки… — продолжала нянюшка Ягг. — Представь себе, скоро будут пробовать, какова я на вкус. Здорово, правда? Целые тыщи!
— Ты хотела сказать, еще тыщи, — съязвила матушка.
О похождениях нянюшки Ягг ходили легенды, на прослушивание которых дети до шестнадцати не допускались.
— Ну спасибочки, Эсме. — Нянюшка Ягг на миг обиделась, но тут же с притворной жалостью охнула: — Эсме! Да тебя никак завидки берут? Неужто тебе завидно, что твоя давняя подруга наконец купается в лучах честно заслуженной славы?
— Меня? Завидки? С чего бы? Подумаешь, яблоко. Велика важность!
— Вот и я так подумала. Обычный галантный жест, чтобы польстить даме в летах, — кивнула нянюшка. — Ну а у тебя тут как?
— Хорошо. Просто замечательно.
— Дров на зиму припасла сколько надо?
— Почти.
— Славненько, — протянула нянюшка. — Славненько.
Некоторое время они сидели молча. На подоконнике, стремясь вырваться на сентябрьское солнышко, выбивала тихую дробь бабочка, разбуженная неосенним теплом.
— А картошка… Картошку выкопала? — спросила нянюшка.
— Да.
— Урожай нынче богатый.
— Богатый.
— А бобы засолила?
— Да.
— Время–то как летит… На следующей неделе уже Испытания. Ждешь?
— Да.
— Готовишься?
— Нет.
Несмотря на яркое солнце, в углах комнаты скопились тени. Или это нянюшке почудилось? Сам воздух как будто помрачнел. Ведьмины хижины крайне чувствительны к настроению своих хозяек. И тем не менее, молчать нянюшка не могла. Глупцы обычно несутся вперед сломя голову, но они — сущие улитки по сравнению с маленькими старушками, которым уже нечего терять.
— Придешь в воскресенье на ужин?
— А что будет?
— Свинина.
— В яблочном соусе?
— Да…
— Нет.
За спиной нянюшки раздался пронзительный скрип: дверь распахнулась настежь.
Обычный человек, чуждый ведьмовства, непременно нашел бы этому разумное объяснение — простой сквозняк и ничего больше. И нянюшка Ягг с дорогой душой согласилась бы с этим, если бы не маленькая деталь: каким образом сквозняку удалось справиться со щеколдой?
— Ну, пора мне, заболталась, — она проворно поднялась. — В это время года всегда хлопот полон рот, верно?
— Да.
— Так я пошла.
— До свиданья.
Нянюшка торопливо выскочила из дома, и тот же самый сквозняк захлопнул за ее спиной дверь.
Возможно, она чуток переборщила.
Но лишь чуток.
В ремесле ведьмы основной недостаток (вернее, кое–кто полагает это недостатком) состоит в том, что всю жизнь приходится торчать где–нибудь в глуши. Нянюшку, однако, это ни капельки не удручало. Ей всего хватало. Правда, в юности пару раз случалось, что заканчивались мужчины, но она и это пережила. Всякие Заграницы — глянуть на них, конечно, занятно, но ежели смотреть в корень, кому они нужны? Занятная новая выпивка и диковинный харч — ну, разок попробовал, и все. Заграницы — это места, куда ездишь делать важные дела, но потом все равно возвращаешься домой, туда, где тебя ждут.
Нянюшке Ягг нравились маленькие, тихие царства.
Пересекая полянку, она аж залюбовалась видом, что открывался перед ней. Ее собственный домик стоял посреди Ланкра, там из окошка ничего похожего не увидишь, а вот матушка могла вволю наслаждаться лесом, долинами и громадным округлым горизонтом Плоского мира.
«Подобный вид, — подумала нянюшка, — способен пленить… и дороги назад уже не найдешь.»
В свое время ей объяснили: мир на самом деле круглый и плоский — вполне логичный вывод, если посмотреть по сторонам. А еще он покоится на спинах четырех слонов, которые стоят на панцире огромной черепахи, — что совсем не логично. Но поскольку все это происходило Где–то Там, Далеко, против такого устройства вселенной нянюшка не возражала. Пока у нее был ее личный портативный мирок радиусом примерно миль в десять, все прочее нянюшку не интересовало.
Но Эсме Ветровоск такое крохотное царство не устраивало. Она была из других ведьм.
Нянюшка считала своим священным долгом не давать матушке Ветровоск заскучать. Яблоки, если разобраться, мелочь, ничтожная шпилька, такими штучками Эсме не проймешь. И тем не менее в ней проснулись легкая досада и ревность, стало быть, теперь ее очередь подстроить нянюшке мелкую пакость, такую, чтоб о ней знали только они вдвоем. И вот тогда день Эсме Ветровоск будет прожит не зря.
Нянюшка легко справилась бы с гневом подруги. Но не со скукой. От скуки ведьма способна на все.