Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом — страница 26 из 53

– Здравствуй, божественное создание. – Кимптон широкими шагами подошел к нам. – Как бы я хотел остаться здесь, с тобой, и провести день, покрывая твое лицо поцелуями… Но не могу. Кэтчпул, поторопитесь, – вас ждут.

– Кто? – спросил я. Что-то в его тоне сразу заставило меня поверить, что дело важное.

– Я, хотя точнее было бы сказать – Джозеф Скотчер. Пуаро, Конри и О’Двайер уже в утренней гостиной – или будут там, когда мы придем.

– В утренней гостиной? – повторил я.

– Да. – Кимптон повернулся на каблуках. Я заспешил вслед за ним к дому.

– Скажите мне спасибо за то, что вас пригласили, – бросил он мне через плечо. – Это надутое насекомое Конри всеми силами старался убедить меня не рассказывать вам и Пуаро мою новость, а говорить только с ним и его полоумным прихлебателем. Я сказал ему: хотите услышать то, что я имею сообщить, – зовите Пуаро и Кэтчпула. Какой смысл распинаться перед аудиторией, где нет приличных мозгов?

– Перед какой аудиторией? Кимптон, о чем вы?

– О чем? Да об убийстве Джозефа Скотчера, разумеется, – сказал он. – Вы сильно заблуждаетесь на его счет – все вы, детективы. Очень сильно заблуждаетесь – и я вам сейчас это докажу.

Глава 20Причина смерти

Тела Скотчера уже не было в утренней гостиной. Скорее всего, его перевезли в ближайший морг, но когда я спросил об этом инспектора Конри, он ограничился кратким «увезли». После того как Кимптон вынудил его разбавить их маленький междусобойчик мною и Пуаро, инспектор решил мстить, утаивая от нас как можно больше обыденной информации, чем сильно напомнил мне Хаттона, – та же болезнь, только в более опасной, вирулентной, так сказать, форме.

Хотя Скотчера уже увезли, в комнате по-прежнему стояло его кресло, одинокое и заброшенное в отсутствие хозяина. Кровавое пятно на восточном ковре отмечало место, где лежала его голова, вернее, то, что от нее осталось.

Пуаро, инспектор Конри и сержант О’Двайер сидели на стульях подальше от пятна, напряженные, как зрители в ожидании шоу.

– Уверен, что знаю, о чем пойдет речь, – заявил Конри, едва мы с Кимптоном вошли. – И даю вам разрешение говорить на эту тему, доктор Кимптон. Пуаро, Кэтчпул, надеюсь, я могу положиться на вашу профессиональную сдержанность.

Наступив прямо на пятно, Рэндл приблизился к креслу Скотчера и положил на него руку.

– «Я на земле громадной, как на троне, // Теперь сижу со скорбию моей. // Скажи царям, чтоб шли к нему с поклоном!»[16] – пробормотал он.

– Цитата из «Короля Джона»? – поинтересовался Пуаро.

– Разумеется, старина, что еще я мог бы цитировать в такой момент?

– Значит, кресло Скотчера для вас трон?

– Не совсем. Не все следует понимать буквально. Ха! – Глаза Кимптона сверкнули, словно подчеркивая иронию сказанного. – Подумать только, и это говорю я!

– Но ведь Джозеф Скотчер и был в ваших глазах королем – повелителем Лиллиоука? – настаивал Пуаро.

Кимптон едва заметно улыбнулся.

– Наследник королевства Эти, да. Монарх в ожидании престола… А что, мне нравится! Вы правы, Пуаро. Наше небольшое происшествие вполне можно считать случаем цареубийства, хотя в газетах такого, конечно, не напишут.

– Интересно, каким подданным короля Джозефа были бы вы, лояльным или не очень, – подумал Пуаро вслух.

– Долой праздное любопытство, вы, старый корень. Развлекайтесь своими психологическими измышлениями сами. Какой от них вред? А я буду говорить о вещах более приземленных.

– Вот и давайте перейдем к делу, – вставил инспектор Конри.

– Согласен. Итак, вот пятно – взгляните. Не кажется ли оно вам необычным?

– Можете сколько угодно упрекать меня в пессимизме, – произнес О’Двайер, – но мне почему-то кажется, что с ковра его уже не вывести. Придется леди Плейфорд покупать новый.

– О’Двайер, помолчите, – рявкнул Конри.

– О, конечно, – откликнулся сержант с такой готовностью, словно «помолчать» значилось неизменным номером вторым в любом списке его дел.

– У кого-нибудь есть иные соображения? – Кимптон смотрел на меня и на Пуаро. – Хотите подсказку? Ладно, слушайте. Я готов голову дать на отсечение, что это пятно слишком мало для того убийства, с которым мы якобы имеем дело. В него поверили все, кроме меня. Я же усомнился сразу, как только увидел Скотчера лежащим здесь, на этом ковре. Но лишь когда тело унесли, мое сомнение превратилось в уверенность.

– Уверенность в чем? – переспросил Пуаро.

– В том, что Скотчер умер не от удара дубинкой по голове. Да, кто-то действительно размозжил ему череп, но умер он не от этого. Он был уже мертв, когда его били.

– Вот так раз, – тихонько сказал О’Двайер.

– Рискну предположить, что к тому моменту, когда ему нанесли первый удар, он был мертв уже около часа, – сказал Кимптон. – Сержант О’Двайер, разве полицейский врач не сказал вам ничего похожего? Я видел, вы с ним разговаривали. Честно говоря, мне трудно поверить, чтобы человек медицинской профессии мог упустить столь очевидное обстоятельство.

– Доктору Клаудеру не пристало делать какие-либо заявления прежде, чем он проведет вскрытие, – отрезал Конри. Очевидное стремление Кимптона присвоить себе главную роль в расследовании сильно испортило настроение инспектору. – Я не велел ему думать. Предстоит дознание, и поскольку вердикт последнего нам неведом, то нечего и пытаться его предвосхитить, это неприлично.

– Неприлично? – Кимптон громко захохотал, услышав столь комический довод. – Какая чушь – если, конечно, вы не намерены ставить палки в колеса собственному расследованию, инспектор.

Он обошел кресло кругом, встал лицом к Пуаро и сказал:

– Если б Скотчер умер от удара палкой по голове, здесь было бы вдвое больше крови, чем мы видим.

– Может быть, вы хотите сказать, что мистер Скотчер скончался от своей болезни, а убийца пришел его убивать, не зная, что он и так уже умер? – предположил О’Двайер. – Если так – а я буду последним, кто станет отрицать, что странные вещи случаются, причем не так редко, как мы считаем, – то тогда…

– Я уверен, что Скотчер умер не от болезни, – перебил его Кимптон. – Пуаро, вы хорошо помните, что мы видели здесь в ночь убийства? Мы все спустились сюда по лестнице, и нашим глазам предстало страшное зрелище. Скотчера долго били по голове. От черепа почти ничего не осталось, он был полностью разрушен, припоминаете?

– Нижняя часть лица была еще невредима, – сказал я. – Рот искажала ужасная гримаса боли.

– Полный балл, Кэтчпул, – сказал Кимптон. – Я рад, что вы вспомнили про гримасу.

– Mon Dieu, – прошептал Пуаро. – Как я был глуп – как слеп…

– В этом, джентльмены, и состоит моя догадка, – сказал Кимптон. – В ее основе лежат некоторые наблюдения, сделанные мной как врачом-патологоанатомом. Мне не раз доводилось вскрывать тела людей, умерших подозрительной смертью, и писать о них заключения для полиции. Помню один такой случай – убийство, – когда причиной смерти стало отравление. Стрихнином.

Инспектор Конри вскочил со стула, багровый в лице.

– Прекратите это немедленно. Кто здесь главный, я или…

– Жертва отравления стрихнином умирает с жуткой ухмылкой на лице, – произнес Пуаро, не обратив на Конри ровно никакого внимания, точно тот рта не раскрыл. – А я об этом даже не подумал… Je suis imbecile![17]

– Действительно, стрихнин приводит к спазму лицевых мышц, – сказал Кимптон. – Это называют гримасой смерти. А еще говорят, что при отравлении стрихнином люди умирают в жутких конвульсиях, причем спина выгибается так, что голова и ноги рядом упираются в пол. Преувеличение, конечно, но все же доля правды тут есть.

– Тело Скотчера лежало в противоестественном положении, – сказал Пуаро. – Все сходится: выгнутая спина, ухмылка… Я пристыжен тем, что сразу не увидел, что здесь случилось.

– Я тоже не увидел, а ведь я врач, – сказал Кимптон. – Только когда тело увезли и я смог ближе взглянуть на пятно, мои подозрения начали обретать форму.

– Идемте, О’Двайер, – сказал Конри. – Нам с вами не пристало участвовать в этом сомнительном упражнении. – И он строевым шагом вышел из комнаты, укрепив предварительно подбородок в галстучном узле. О’Двайер беспомощно пожал плечами и вышел за ним следом.

– Велите проверить все жидкости в комнате Скотчера, – бросил ему вслед Кимптон. Пуаро и мне он сказал: – Непереносимый болван! Что бы сержанту О’Двайеру не потерять однажды терпение и не раскроить своему начальнику голову топором, а? Будем надеяться, рано или поздно это случится. Ну, ладно, зато теперь мы можем поговорить на свободе… Итак, Скотчер. На дознании нам сообщат, что он умер в результате отравления стрихнином. Однако никто ни слова не скажет нам о том, зачем кому-то понадобилось колотить его палкой по голове уже посмертно. Довольно нерациональная трата времени и сил, по-моему, – убивать того, кто уже и так умер. Ваши соображения, Пуаро? Иначе выскажусь я, если вы не возражаете.

– Мне интересно послушать вас, месье.

Кимптон улыбнулся:

– Обещайте не ловить меня на слове, если я ошибусь.

– Разумеется. Даже Эркюль Пуаро ошибается, хотя и очень редко.

Кимптон подошел к окну и выглянул наружу.

– Думаю, что наша преступница с дубинкой – это Софи Бурлет, – сказал он. – Только так можно объяснить ее горячее желание свалить вину на Клаудию. Наверное, она считала, что сможет обмануть медицинского эксперта. Предположила, что, увидев мозги и кровь на полу, любой врач сочтет причину смерти очевидной и не будет проводить вскрытие. Но тут она ошиблась – непростительная наивность с ее стороны. Как сиделка, обладающая минимумом медицинских знаний, она не должна была оставлять неповрежденной нижнюю часть лица Скотчера. Стрихниновая гримаса – довольно известный феномен.

– А зачем ей вводить кого-то в заблуждение касательно причин смерти? – спросил я.