– Потому… – начал Кимптон, вздохнув так, словно я задал идиотский вопрос, ответ на который был ясен как божий день, – что всякий в этом доме знает – Софи отвечает за все лекарства Скотчера и вообще за все, что он принимает внутрь. Кому, как не ей, было бы легче легкого отправить его на тот свет, добавив в один из его пузырьков чего-нибудь эдакого? А значит, умри он и возникни у кого-то подозрение в том, что его отравили, в убийстве тут же обвинили бы ее. Только у Софи была такая возможность, и не одна.
– То есть, по-вашему, Софи Бурлет сделала две вещи, чтобы отвести от себя подозрение, – сказал Пуаро. – Сначала она разбила Скотчеру голову дубинкой, чтобы скрыть следы истинной причины смерти, которые сразу выдали бы ее как наиболее вероятную убийцу. А затем приняла дополнительную меру предосторожности, свалив все на мадемуазель Клаудию.
– Именно так, – сказал Кимптон.
– Но Софи утверждает, что не только видела, но и слышала кое-что, – возразил ему Пуаро.
– Что она могла слышать?
– Oui. Разговор между мадемуазель Клаудией и мистером Скотчером, который состоялся непосредственно перед тем, как она нанесла ему удар.
У Кимптона вырвался тяжкий вздох.
– Явная ложь, учитывая, что Скотчер был уже мертв. Продолжайте же, Пуаро.
– Софи клянется, что слышала, как мистер Скотчер молил пощадить его, а мадемуазель Клаудия отвечала: «Это тебе за Айрис».
– Айрис? – Кимптон стремительно обернулся. – Айрис Гиллоу?
То же самое имя назвала мне и Клаудия Плейфорд. Кто же это?
– Я не знаю, о какой Айрис шла речь, и Софи Бурлет тоже не знает, – ответил Пуаро.
– Что еще она слышала? – спросил Кимптон.
– Точно она не помнит. Что-то вроде «это тебе за Айрис». И еще: «Но Айрис не хватило сил. Она позволила тебе жить, а ты убил ее». Или что-то вроде. Вам это о чем-то говорит, доктор Кимптон? Кто это – Айрис Гиллоу?
Кимптон опустился в кресло и уронил голову на руки.
– Я все вам расскажу, только, пожалуйста… дайте мне возможность собраться с мыслями, – прошептал он. – Айрис. Сколько лет прошло… Но это невозможно! – Впервые Рэндл показался мне взволнованным и неуверенным. – Клаудия была со мной наверху. Кого бы ни слышала внизу Софи Бурлет, это не могла быть она. Значит, там был еще кто-то.
Пуаро разгладил усы большим и указательным пальцами правой ладони.
– То есть вы не считаете, что Софи лгала, когда говорила, что слышала это? Но если она способна отравить одного человека и тут же свалить вину на другого, то почему бы ей не солгать в такой мелочи?
– В словах, которые она слышала, есть крупица правды, – мрачно сказал Кимптон. Но тут же, словно встряхнувшись, уже совсем другим тоном добавил: – Хотя это еще ничего не значит. Лучшая ложь всегда похожа на правду.
Я давно ждал удачного момента, чтобы задать вопрос, который не давал мне покоя. И вот, кажется, дождался.
– Доктор Кимптон, если ваши подозрения в отношении Софи Бурлет верны, то зачем ей было оставлять нетронутой нижнюю часть лица Скотчера?
– Скорее всего, она намеревалась стереть с него стрихниновую ухмылку, но что-то ей помешало, – сказал Кимптон. – Быть может, она услышала шаги и поняла, что у нее меньше времени для постановки мизансцены, чем она надеялась?
– Возможно, – согласился Пуаро. – Однако главная беда в том, что на данном этапе расследования нельзя отбросить никакую возможность. Доктор Кимптон, если вы считаете, что Софи Бурлет могла убить Джозефа Скотчера, то, прошу вас, скажите, какой у нее был мотив?
– Мотив? – Кимптон фыркнул, точно обсуждение столь низменного предмета, как мотив, было недостойно его внимания.
– Да, мотив. Скотчер сделал ей предложение в тот самый вечер. Зачем же ей было убивать человека, которого она любила и который и так скоро должен был умереть от болезни?
– Я не знаю, и мне плевать, – отвечал Кимптон. – Сначала заставьте ее признаться, а там она сама расскажет вам, зачем ей это понадобилось. Мотив! Вы по-прежнему пребываете в ложном заблуждении, Пуаро, будто поступки человеческих существ поддаются рациональному истолкованию.
– Да, месье.
– А между тем никакой рациональности нет. Логики в поступках не существует. Я – живое тому подтверждение: я пытаюсь уличить Софи Бурлет во лжи и в то же время, неизвестно почему, верю, что ее слова об Айрис – правда. А ведь я куда более рациональный человек, чем многие, смею вас заверить.
– Кто это – Айрис Гиллоу? – спросил я.
Губы Кимптона сжались в тонкую линию.
– Мне очень хочется рассказать вам о ней. И я расскажу – сразу после дознания.
– Почему же не сейчас? – спросил Пуаро.
– Так будет проще, – сказал Кимптон. Он повернулся, чтобы уйти, но остановился в дверях. – Вас ждет сюрприз, джентльмены. Большой сюрприз.
– Под сюрпризом вы понимаете отравление как причину смерти? – спросил я.
– Нет. Под сюрпризом я понимаю нечто совсем другое. Но пока промолчу – вдруг я все-таки ошибаюсь. Хотя вряд ли.
С этими словами Рэндл Кимптон покинул комнату.
Глава 21Тайна открытого гроба
Утром, после завтрака, Пуаро выразил желание поговорить со мной наедине и предложил прогуляться с ним вдоль реки. Я, по глупости, решил, что мы пойдем туда пешком, но оказалось, что мой спутник вовсе не имел в виду ничего подобного. На берег Арджидина нас должен был отвезти автомобиль, Хаттон уже обо всем позаботился, и меньше чем через час мы будем там.
В назначенное время появился водитель, и мы заняли места в салоне автомобиля. Наш путь оказался непрямым: сначала мы ехали подъездной аллеей, которая петляла, как только могла, а потом и вовсе свернула не в ту сторону, скорее уводя нас от цели нашего путешествия, нежели приближая к ней, хотя пешком от крыльца дома леди Плейфорд до реки можно было дойти за несколько минут. Видя, как обстоит дело, я решил не терять времени даром и сказал Пуаро:
– Вряд ли убийство Джозефа Скотчера как-то связано с новым завещанием. Ведь о нем стало известно только за обедом. А яд в один из его флаконов с лекарствами налили раньше.
– Стрихнин не обязательно был в его лекарстве, mon ami. Он мог оказаться и в его тарелке с супом. Мы не знаем.
– Пусть так, но суп все равно съели раньше, чем леди Плейфорд сообщила свою новость… Нет, мотив наверняка был иной. Если, конечно, убийца не Гатеркол и не сама леди Плейфорд. Никто, кроме них, не знал условий нового завещания до обеда. И вот еще над чем надо подумать: теперь мы уже не можем быть уверены в том, что Орвилл Рольф вне подозрений. Он так же легко может оказаться убийцей, как и любой другой. Больше того, именно он первым заговорил об отравлении. Тема яда присутствовала в его сознании, вот что интересно.
Пуаро улыбнулся.
– Все, что вы сейчас сказали, я уже обдумал, – произнес он, видимо желая сказать мне комплимент. – Но вы совершенно упустили из виду главную загадку этого дела.
– Какую же?
Пуаро показал, что не желает говорить об этом, пока мы не останемся одни, так что конец пути мы проделали в молчании.
Наконец мы прибыли.
– Арджидин, жентмены, – сказал шофер, поворачиваясь к нам и кладя локоть на спинку сиденья. – Пешком дорога короче вчетверо. Мне подождать тута?
Поблагодарив его, мы вышли из машины на берег, где дул сильный ветер. Вода в реке была серой и громко журчала, точно от беспокойства. Я сделал попытку пройтись, но ветер скоро вынудил меня оставить мою затею. Пуаро стоял на одном месте и сосредоточенно смотрел в воду. Так, судя по всему, он представлял себе прогулку.
– Задумайтесь над тем, что сообщил нам Орвилл Рольф, Кэтчпул, – спор о похоронах, который он подслушал, и о том, каким должен быть гроб: открытым или закрытым. Конечно, он мог все это придумать потом, когда был сам не свой, страдая от боли, или просто солгать нам, но я так не думаю. Слишком много совпадений.
– Не понимаю. О каких совпадениях вы говорите?
Маленький бельгиец просиял, когда я признался, что не понимаю его, – в точности, как когда я слово в слово повторил его мысли. Мог бы и определиться уже, каким я нравлюсь ему больше – тупым или умным.
– Джозеф Скотчер умер от яда, – продолжал он. – Зачем же еще бить его дубинкой по голове до полного уничтожения черепа? Например, затем, чтобы, как сказал Кимптон, отвести подозрение от истинного виновника, то есть от Софи Бурлет, из чьих рук секретарь принимал все свои лекарства. Bien sыr, c’est possible, mais…[18] Мне по душе иная возможность.
– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Когда человек умирает от яда, то его лицо и голова в полном порядке и ничто не мешает похоронить его в открытом гробу. Орвилл Рольф сам так сказал, когда корчился в агонии, думая, что его отравили. И наоборот, если голова человека разбита, как яйцо всмятку, то единственным приемлемым выходом становится гроб закрытый.
– Prйcisйment![19] А Орвилл Рольф ясно слышал, как мужчина сказал – гроб должен быть открыт, и никаких гвоздей. А женщина спорила. Теперь-то вы понимаете, как одно сходится с другим?
– Да. Да, теперь я понимаю. Вот почему женщина – возможно, Клаудия Плейфорд – взяла дубинку и разбила ею голову уже мертвого Скотчера. Она не хотела, чтобы его похоронили в открытом гробу.
Лицо Пуаро приняло отрешенное и задумчивое выражение.
– Помните, как мы гуляли с вами в саду после обеда? – спросил он. – Мы тогда еще задавались вопросом: а что, если леди Плейфорд подозревает кого-то из детей в желании убить ее?
– Очень хорошо помню, – отвечал я.
– Давайте построим теперь иной вариант той же гипотезы. Что, если леди Плейфорд знала, что ее сын, или дочь, или оба вместе задумали убить Джозефа Скотчера или иным образом лишить его жизни? Тогда становится понятным, почему она изменила завещание. Она устроила настоящее шоу, лишив родных детей наследства и передав все Джозефу Скотчеру. Причем в присутствии двух юристов, полицейского из Скотленд-Ярда и прославленного Эркюля Пуаро! – Он даже вскинул руки, говоря это. Я невольно улыбнулся, представив, как речка Арджидин вдруг усмиряет свой пенистый бег, преисполнившись почтения к Пуаро и его величию.