– Видели бы вы сейчас свое лицо… Ждете, что я признаюсь в убийстве? Не волнуйтесь – я не убивал Джозефа Скотчера. Моя ложь имеет отношение только к моему алиби.
– Это когда вы гуляли в саду, один, и вас никто не видел?
– Я был не в саду, и не один, и есть человек, который может за меня поручиться: Этелинда Плейфорд. Я был в ее спальне.
– В ее спальне? Когда именно?
– После того как мы с Рольфом поднялись наверх. Мы попрощались с ним возле его комнаты, и, едва он закрыл за собой дверь, я прошел к леди Плейфорд.
– Чтобы убедиться, что с нею всё в порядке? Что она не приняла жестокие слова Дорро слишком близко к сердцу? – Я знал, что не должен подсказывать ему возможные объяснения.
– Нет. Я пошел к ней потому, что мы так договорились. Еще до слов Дорро. – Ладонь Гатеркола сомкнулась вокруг висящего на ветке апельсина. Он держал его так, словно хотел сначала сорвать, а затем выпустить на свободу, как птицу. От сильного цитрусового аромата и жары у меня закружилась голова.
– Она попросила меня об этом еще во время нашей встречи, до обеда, – сказал Гатеркол. – Она сказала, что вечером ее могут попытаться убить. Ее план – частью которого был я, хотя она составила его без моего ведома, – состоял в том, чтобы лечь спать как обычно. Я же должен был затаиться за толстой портьерой у окна ее спальни и сторожить там, готовый выскочить, если кто-то попытается войти, – сторожить всю ночь.
– Но это невозможно, – сказал я в полной уверенности, что меня дурачат. – Хаттон видел, как вы вышли в сад через десять минут после того, как Орвилл Рольф вошел в свою комнату.
– Ничего подобного, – возразил Гатеркол. – Леди Плейфорд объяснила ему, что в указанный период времени я был у нее, но если его спросят, он должен сказать, что видел меня по пути в сад. Так было условлено.
Я не знал, что думать. Мне очень хотелось ему верить.
– Что ж, полезно знать, что в этом доме не стоит полагаться на слова дворецкого, – сказал я.
– О, Хаттон абсолютно надежен. Он всегда говорит правду, за исключением тех случаев, когда леди Плейфорд просит его сказать что-то другое. Он… – Вдруг Гатеркол умолк и улыбнулся. – Странно, а ведь я совсем не думал о нем, когда говорил об эгоизме всех обитателей Лиллиоука. Я думаю, что Хаттон, на свой скромный лад, любит леди Плейфорд куда больше, чем ее родные дети.
– Это его хорошо характеризует, но мне все же хотелось бы отыскать в этом доме человека, который печется о раскрытии убийства Джозефа Скотчера больше, чем о леди Плейфорд.
– Я не имею права обращаться к вам с такой просьбой, но если б вы могли оказать нам снисхождение и не упоминать о… неточных показаниях Хаттона ни сержанту О’Двайеру, ни инспектору Конри, мы были бы вам очень признательны… я и леди Плейфорд.
Я был рад, что он не просил меня утаить это от Пуаро.
– А как же пальто? – спросил я. – Когда мы все собрались в утренней гостиной, вы были в пальто.
– Был, – подтвердил Гатеркол.
– И все же вы продолжаете настаивать, что никуда не выходили?
Он нетерпеливо фыркнул и заходил около меня кругами.
– Да вы хотя бы представляете, как там дует, у этого окна в спальне леди Плейфорд?
Я, разумеется, заверил его, что совершенно не представляю.
– Она ведь не всех своих гостей приглашает постоять за шторами, когда ложится спать, – сухо добавил я.
– Те, кого она не приглашает, могут считать себя счастливчиками, – с чувством произнес Гатеркол. – Там жутко сквозит, и рама скрипит прямо над ухом. Я, признаться, об этом тоже сначала не подумал, но леди Плейфорд, составляя свой план, все предусмотрела. Она сразу велела мне одеться, чтобы не схватить пневмонию, и я очень благодарен ей за это.
– Понятно. И что же, кто-нибудь подходил к двери леди Плейфорд, пока вы прятались за шторой?
Гатеркол грустно улыбнулся.
– Я так и думал, что вы станете меня проверять. В конце концов, я ведь уже пытался солгать вам однажды, так почему вы теперь должны мне верить? Да, к двери спальни леди Плейфорд кое-кто подходил: вы.
– Тогда я ничего не понимаю. Вы прятались за портьерой, готовый выскочить и наброситься на всякого, кто подойдет к двери. Так почему же вы не бросились на меня, когда леди Плейфорд мне открыла? Откуда вы знали, что я не держу за пазухой вертел для мяса, чтобы проткнуть ей сердце?
Гатеркол отвел глаза в сторону.
– О – я все понял! – сказал я. – Вы знали, что это не я собираюсь ее убить. Иными словами, вы знали, что она ждала вполне определенного человека – и вам известно его имя, не так ли?
Лицо Гатеркола напряглось и помрачнело.
– Пожалуйста, скажите мне сейчас, – взмолился я.
– Вам лучше поговорить с леди Плейфорд, – сказал адвокат. Когда я стал настаивать, он еще несколько раз повторил эти слова и ничего больше не прибавил.
Глава 23Дознание
Дознание проходило в здании суда Клонакилти – сооружении, равного которому по непривлекательности мне не приходилось видеть еще никогда. В нем пахло уродливыми тайнами, которые слишком долго держали под спудом. По стеклам узких, словно бойницы, окон стекала вода – не от дождя, а от духоты внутри. Я оставался на улице так долго, как только мог, размышляя о разнице между этим строением и Лиллиоуком, где я готов был временно поселиться, даже несмотря на то, что в его стенах недавно совершилось убийство. Здесь же я не согласился бы провести и ночи.
В большой комнате не было стульев, для сидения предназначались длинные деревянные скамьи. Между мной и Пуаро поместились поспешно протолкнувшиеся внутрь здания суда Гарри и Дорро Плейфорд. Бельгиец тоже, вместо того чтобы поотстать и дождаться меня, с готовностью устремился внутрь одним из первых. Сначала меня это раздражало, но потом я вник в его план. Направившись прямиком к леди Плейфорд, он… Бог ты мой, да он прямо-таки оттёр Рэндла Кимптона и уселся рядом с ней! Непривычно было наблюдать в нем такую резвость.
Я улыбнулся, хорошо понимая суть его намерений. Он уже слышал от меня все, что рассказал мне Майкл Гатеркол, включая настойчивую рекомендацию последнего обратиться за разъяснениями к самой леди Плейфорд. Но это оказалось совсем непросто; последняя старательно пряталась от нас все последние дни. И вот наконец она здесь, с нами, как в первый день. Мне было любопытно, насколько детально успеет расспросить ее Пуаро, прежде чем начнется дознание.
В зал уже вошел человек, которого я принял за коронера – у него была маленькая шишковатая голова, сильно напоминавшая земляной орех; рядом с ним шествовал инспектор Конри. За ними шел сержант О’Двайер, который увлеченно болтал с каким-то человеком, чьи редкие, песочного цвета волосы гладко прилизанными прядями лежали у него на макушке, а нижняя губа оттопыривалась так, словно он только что произнес: «Посмотрите-ка на эту язву у меня на десне», и выпятил губу, демонстрируя свою болячку.
Кимптон не удостоил Пуаро и взглядом, усаживаясь позади меня. За минуту до этого подъехала Клаудия Плейфорд в автомобиле, и теперь он смотрел через плечо, протянув руку к ней, как будто для объятия.
– А вот и ты, дражайшая моя, – сказал он, и она бросилась к нему так, словно с их последней встречи прошли недели, а не какие-нибудь полчаса.
Я занял место на скамье позади Пуаро, надеясь, что смогу подслушать его разговор с леди Плейфорд, если ему, конечно, удастся его завести.
Частный сыщик не терял времени.
– Леди Плейфорд…
– Леди Плейфорд, леди Плейфорд! Сколько можно! Когда вы наконец научитесь звать меня Эти?
– Разумеется, мадам. Примите мои извинения.
– Что вы хотели сказать?
– То, что я слышал о местонахождении Майкла Гатекрола в ночь убийства Джозефа Скотчера, – правда?
– А что вы слышали и от кого?
– От самого мистера Гатеркола… правда, не в его собственном изложении. Но его слова… гм-м-м… скажем так, они перелетели дом и опустились мне прямо в уши.
– Облетели дом… Хотя так тоже не говорят. Правильно будет сказать, «они достигли моих ушей непрямым путем», а «облетели дом» только в том случае, если о разговоре стало известно всем его обитателям. Как это может случиться с нашей беседой. Так что вы хотели знать?
– Мистер Гатеркол утверждает, что почти весь тот вечер, когда был убит Джозеф Скотчер, он провел за портьерой в вашей спальне, на тот случай если кто-то ворвется к вам и станет покушаться на вашу жизнь. Он говорит, что почти все время, начиная с того момента, когда они с Орвиллом Рольфом вышли из столовой и прошли наверх, и до того момента, когда раздался первый крик Софи Бурлет, он провел у вас. Также он утверждает, что вы попросили Хаттона солгать и сказать, будто он видел мистера Гатеркола, когда тот возвращался с прогулки в дом, если его об этом спросят.
– Да. Это правда. Не вините бедного старого Хаттона – преданность его когда-нибудь погубит. Мне просто хотелось защитить Майкла, который не сделал ничего дурного. Я ведь знала, что у него есть алиби, вот и подумала – какая разница, какое именно алиби представить полиции, то или это, главное, чтобы оно у него было… Суть в том, что он никак не мог убить Джозефа. – Леди Плейфорд улыбнулась, но уже без прежнего энтузиазма. И вообще, она казалась уставшей, как будто даже необходимость отвечать на вопросы лишала ее сил.
Пуаро погрузился в молчание. Наверное, он так же, как и я, осмыслял ее беззастенчивое признание. Конечно, дама – известная романистка, чьи книги отличает незаурядная фантазия и изобретательность, но ведь не может же она не понимать, что после такого признания любые ее слова трудно будет принять на веру, раз она всегда готова солгать. Я решил, что слава, должно быть, ударила ей в голову; слишком она привыкла быть единоличным арбитром речей, поступков и даже помыслов своих героев.
– Значит, вы подозревали, что заявление о новом завещании, которое вы сделали за обедом, может привести к тому, что у кого-то появится желание вас убить? – спросил ее Пуаро.