овати у стены и полукруглого, в форме буквы С, стола у иллюминатора. Комната эта создавала бы тягостное впечатление своими чёрными стенами, потолком и полом, если бы все углы, округлый край стола, спинка кровати и даже границы покрывала и подушек не были выделены белым. Братья Морган воссоздали здесь обстановку своего дома в Уэльсе, как делали это всегда, если им приходилось куда-то ездить.
Если бы тот, кто незаметно для братьев прокрался за ними, спрятался бы в тенях стен с намерением познать таинственную жизнь близнецов, то неожиданно для себя понял, насколько ловко они могут двигаться, несмотря на физические сложности совместного существования. Из кресла они быстро переместились на кровать и начали раздеваться; Джулиус бросал свою одежду на пол, Франц аккуратно складывал рядом. Спустя десяток секунд из-под кровати вылезло существо, служившее братьям фамилиаром. Это бледное создание имело человеческие формы и рост и нечеловеческое лицо полуживотного. Одетое в подобие тоги, оно двигалось плавно, гипнотизируя своими движениями, в которых чувствовалась завершённость и гармония. Ни одно из них не было лишним. Фамилиар собрал одежду и исчез. В силу необходимости ему приходилось бывать в хозяйственных помещениях корабля, где его терпели, поскольку он прислуживал гостям, но откровеннее всего не любили на кухне; там он получил отдельную конфорку и готовил для братьев еду. К нему никто никогда не приближался.
После исчезновения слуги братья Морган легли на чёрное с белым покрывало, отдыхая. Они бы никогда не признались ни единой живой душе, чего им стоит сидеть в этом кресле целый день; когда они возвращались в комнату и принимали, наконец, горизонтальное положение, их позвоночники, тазовые кости и ноги болели так, что им требовался час и помощь фамилиара, чтобы придти в себя. Впрочем, они относились к этому как к досадной помехе, привыкнув к такой жизни за сорок с лишним лет пребывания в этом теле.
Тот час, что, по мнению гипотетического наблюдателя, братья потратили на бессмысленное сидение в зале, на самом деле даром не прошёл. Они общались. Имея единую нервную систему, им не требовалось выражать свои мысли вслух. В словах чаще всего тоже не было нужды — произносить их было слишком долго. Такое взаимопроникновение нравилось им не всегда, но они соблюдали вежливость и не лезли без разрешения в мысли друг друга. Каждый из них имел возможность побыть наедине с собой и на время забыть о присутствии брата.
По иронии судьбы, из-за такого молчания близнецов в детстве сочли отстававшими в развитии. Они родились у неизвестной женщины и были оставлены ею. Через год их усыновила семья сельского священника, что вызвало в его общине молчаливое недоумение — прежде священника не считали настолько эксцентричным. Дети молчали до пяти лет, хотя были любопытны и быстро осваивали всё, чему учили их супруги. Они заговорили только тогда, когда отец неправильно процитировал услышанную по телевизору фразу, полностью изменив неправильной цитатой её смысл. Более импульсивный Джулиус не выдержал и поправил его, повторив фразу дословно.
Сперва братья учились в обычной сельской школе; потом их нашли колдуны, чьему племени, как оказалось, они принадлежат, и убедили родителей отдать детей в частный интернат — для них это будет бесплатно: обучение, сказали они, оплатят благотворительные организации.
Высокий интеллект и невероятное воображение позволили им сделать научную карьеру в математике, путешествовать по миру, обрести связи и определённую власть, но всё это было лишь приложением к их внутренней жизни. Они воспринимали мир как большую лабораторию для своих мысленных и практических экспериментов, понимая, что только так смогут найти в нём своё место.
Когда фамилиар вернулся, он забрался на кровать к лежащим братьям и, усевшись рядом, коснулся кончиками пальцев особых точек на спине Франца. Просидев в одной позе не меньше десяти минут, он переместился к Джулиусу и проделал нечто подобное, но уже с другими точками. Когда он закончил своё занятие, братья спали. Фамилиар, однако, знал, что они не проспят дольше получаса, и принялся накрывать на стол ужин, приготовленный на кухне под косыми взглядами кока и его помощников, так и не привыкших к присутствию необычного немого существа…
— Балгур, — позвал Джулиус.
Фамилиар, давно закончивший свои дела, вылез из-под кровати.
— Нет, — сказал Франц. — Я устал. Я не хочу. Меня это достало. Ты разбазариваешь наши силы.
Они проснулись и сидели сейчас, прислонившись к куче подушек в изголовье.
— У нас вполне достаточно сил. Не начинай. Не занудствуй. — Джулиус замолчал и закрыл глаза, словно эти несколько слов действительно его утомили.
Балгур смотрел на них прозрачно-серыми глазами. Франц махнул рукой, и слуга отошёл к столу.
Они пересели в кресло и поехали в душ. В детстве священник и врачи научили их ходить на костылях, но они ненавидели этот способ передвижения и как только получили возможность ездить в коляске, пересели на неё, с течением лет модифицируя и подгоняя технику под свои нужды. За свою жизнь они сменили почти десяток моделей и ездили даже там, где могли дойти, скрытые от чужих глаз. Впрочем, они держали себя в форме и занимались упражнениями, чтобы мышцы ног не атрофировались.
Фамилиар вернулся под кровать. Он любил тесные, тёмные места, но в этой комнате спрятаться было негде. Он улёгся там в ожидании распоряжений хозяев, и в его сознании возникали картины их дома в Уэльсе, где было много тёмных мест, словно специально предназначенных для него.
8
Утром четвёртого дня Ганзориг стоял на верхней палубе «Цзи То», в изумлении глядя на корабль, только что пришедший с севера. Именно на нём группа собиралась отправляться в аномалию. Это был мини-балкер, яркий, разноцветный, с чёрной надписью на белой полосе: «Грифон». Флаг был британский.
Ганзориг насчитал на палубе десять грузовых люков, но их размер был небольшим. В команде, должно быть, человек пятнадцать. Почему братья выбрали сухогруз, да ещё и чем-то заполненный, судя по низкой осадке?
Никто из группы не видел прибытия «Грифона». Два дня Ганзориг читал им лекции, уже зная, что они не пригодятся, а сегодня братья устроили всем выходной, назначив на вечер общее собрание.
По сравнению с авианосцем «Грифон» казался крошечным. Ганзориг отошёл от борта, собираясь прогуляться до взлётной площадки, где лётчики занимались своими самолётами и готовились к вечернему тренировочному вылету. Это было полезно: за аномалией и «Цзи То» следило множество глаз. Странное поведение китайского авианосца, стоявшего посреди Индийского океана уже два месяца, нельзя было скрыть от военных других стран, а необычную аномалию — от других колдунов. Но их интерес и осторожные предложения сотрудничества не были удовлетворены: Легиону не требовалась помощь других колдовских организаций, поскольку они не являлись дружественными, и всё, что им оставалось, это наблюдать за кораблём из космоса и посылать к аномалии беспилотники в надежде что-нибудь выведать. Месяц назад здесь появилась подводная лодка, всплыла в двух милях от аномалии, но через сутки ушла. Ганзориг вновь подумал, что будет, если аномалия начнёт расти быстрее, чем делала до сих пор.
В пять вечера все собрались в тёмном зале. Сюда пришли капитан «Цзи То» вместе с первым помощником и главным инженером. Здесь были капитан «Грифона» и его помощник, на руках которого уютно устроился большой кот в нейроошейнике с овальной коробочкой голосового перевода. Вокруг столов с выключенными мониторами сидело несколько офицеров «Цзи То», Варавва Фостер и, конечно, сама группа, которая на их фоне выглядела нелепо — разношёрстные гражданские, случайно оказавшиеся на большом военном совете высоких чинов.
Братья Морган дирижировали этим оркестром настолько умело, что Ганзоригу, который в последние дни несколько изменил о них своё мнение, оставалось только удивляться.
После ритуала взаимного знакомства слово взял Франц.
— Прежде всего, я хотел бы в последний раз обратиться ко всем и спросить: точно ли вы хотите в этом участвовать, поскольку наши шансы на возвращение составляют меньше 50 процентов. Если у вас есть сомнения и неуверенность, если вы хотите вернуться, пока есть время, никто вас за это не осудит. Кроме того, отказавшись сейчас, вы дадите нам возможность найти замену. Разумеется, — добавил Франц, — память вам откорректируют.
Ганзориг понимал, что сейчас он обращается к четырём гражданским колдунам. Но никто из них ничего не сказал, и Франц кивнул.
— Хорошо. Тогда начнём. Капитан Ормонд, — он посмотрел на капитана «Грифона», высокого худощавого англичанина, сидевшего напротив Ганзорига. Тот резко встал, что стало неожиданностью для всех — в Легионе, несмотря на всю его дисциплину, к внешним ритуалам относились скептически и не считали обязательным атрибутом хорошего военного.
— Господа, — сказал он, обращаясь к близнецам. — «Грифон» перестроен согласно вашим указаниям и готов взять на борт до десяти человек включительно. Я подобрал свою команду в соответствии с вашими критериям, вплоть до стюарда. Все проверены и готовы отправляться.
— Прекрасно, — сказал Франц. — Прошу садиться. Госпожа Саар, теперь слово вам.
Ганзориг посмотрел на старую женщину. К тому времени он уже знал о её послужном списке, учинив допрос Фостеру. Саар была убеждённой сепаратисткой, одной из последних идеологов Сибирской республики, которые ещё оставались на свободе, а не были в тюрьме или в земле. За ней активно охотилась Москва, по вполне понятным причинам не желавшая отделения своих восточных земель. Ганзориг не следил за тем, что происходило в России, но о сепаратистах слышал. Это движение начали колдуны, тяготевшие к Дахуру и предпочитавшие Легион Имперскому Двору. Саар обладала редким даром работы с пространством; Фостер сказал, что таких колдунов сейчас не более десятка, и против них трудно что-либо предпринять, однако за Саар гонялись уже несколько лет, и она начала уставать от такой жизни. Возможно, в этом и состоял план — выжить её из страны, раз не удаётся поймать. Получалось, Легион помог Москве, сманив их врага себе на службу. Учитывая плохие отношения Легиона с Имперским Двором, официальной колдовской организацией русских, это выглядело более чем иронично. За Двором, с усмешкой подумал Ганзориг, теперь должок.