Саар вставать не стала. Рядом с ней сидела Тома, которая в последние два дня выглядела ещё более испуганной и подавленной, чем была по приезде.
— От голографического горизонта до аномалии обнаружилось пространство порядка трёх миллиметров толщиной, — сказала Саар на хорошем английском, — где возможны преобразования в привычной размерности. Но его свойства всё же отличаются от свойств нашего пространства — оно слишком близко от аномалии и имеет с ним несколько переходных слоёв молекулярных расстояний. В этих переходных слоях мы не найдём карман для корабля. Что касается трёх миллиметров, я могу завести туда «Грифон», хотя, по правде говоря, не вижу в этом смысла.
— Значит, информация из этой чёрной дыры всё же поступает? — не удержался Ганзориг. — Как вам удалось это узнать?
На этот раз Саар воздержалась от своих обычных ухмылок.
— Ничего оттуда не поступает, — ответила она. — В пространство аномалии мне проникнуть не удалось, а значит, о ней нам так ничего и не известно. Скорее всего, там мои методы окажутся бесполезны. И потому, — добавила она, — придётся разрабатывать другие.
— Могу я задать вопрос? — вдруг спросил Кан.
— Конечно, — кивнул Франц.
— Если в эти три миллиметра поместить предмет, мы сможем вытащить его обратно?
— Если ты имеешь в виду предмет, чей размер меньше трёх миллиметров, то точно сможем и поместить, и вытащить, — ответила Саар. — Я проверяла. С этой зоной можно взаимодействовать как с обычным пространством, и хотя её свойства искажаются аномалией, эти искажения не будут критичными.
— Кроме того, мы знаем, что предметы в той или иной форме сохраняются и после попадания внутрь, — добавил Франц, — иначе трос и лодка вели бы себя иначе.
— В той или иной форме это не внушает оптимизма, — тихо пробормотал Вальтер, сидевший позади Ганзорига.
— У меня ещё вопрос, — сказал Кан. — Что происходит во время перехода от этих трёх миллиметров к аномалии на молекулярных расстояниях? Вы не могли туда войти, или ваша магия там не действовала?
— Разница невелика, — заметила Саар, — но я поняла, что ты имеешь в виду. Моя магия там не действовала, потому что я не знаю методов работы в тех условиях. Коснуться перехода я могла, но чтобы за него уцепиться, нужны техники, которых у меня нет, потому что свойства этого перехода не встречаются в нашем мире. У нас нет магического языка, на котором говорят в таких местах.
— Нет ли в этом противоречия? — спросил Кан. — Если у пространства аномалии иные свойства, как там выживет человеческий организм? А если наша магия там не действует или действует как-то иначе?
— Вероятнее всего, мы там выживем, — сказал Франц, — хотя насчёт магии ничего сказать не могу. На «Грифоне» установлен полный комплект необходимой аппаратуры, так что совсем без помощи мы не останемся. Хочу напомнить, что госпожа Саар взаимодействует с пространством магически, и его свойства иные с точки зрения мага, но это совсем не обязательно отразится на нашей общей жизнедеятельности. Есть ещё у кого-нибудь вопросы?
— У меня есть, — усмехнулся Кан. — Последний. Вы сказали о привычной размерности трехмиллиметрового пространства. Можно ли отнести этот необычный молекулярный переход и непроницаемость аномалии для магии к её иной размерности?
Воцарилась тишина. Теперь Саар молчала. Этот ответ, решил Ганзориг, должны дать братья, хотя она наверняка его знает. Самому ему тоже хотелось услышать их объяснения, поскольку теперь, когда слово сказано, отрицать не имело смысла.
Ганзориг мало что знал о физике, занимавшейся многомерными пространствами, но его консультанты периодически пытались просвещать его на том уровне, на котором, по их мнению, должен владеть информацией командующий флота, занимавшийся кроме прочего Соседями. Однако Ганзориг понимал, что речь шла о микромире, об измерениях, если и существующих, то свёрнутых в крошечные клубки в каждой точке пространства. Если эта аномалия имела большую размерность, значит, законы физики сложнее, чем они представлялись до сих пор.
Все присутствующие смотрели на братьев в ожидании.
— Да, — наконец, сказал Джулиус. — Мы считаем, что можно. Мы полагаем, что аномалия — это развёртывание в нашем трёхмерном пространстве области с большей размерностью. Изучить её, оставаясь снаружи, невозможно, но у нас есть неплохие шансы изучить её изнутри. Предваряя ваши вопросы и сомнения в том, что мы, существа из трёхмерного мира, сумеем там выжить, я кратко объясню по аналогии. Мы сможем выжить там точно так же, как в нашем мире смогут выжить двумерные и одномерные существа. Представьте, что они живут на плоскостях — скажем, на этих стенах или на внешних бортах «Цзи То». Они могут испытывать на себе некоторые явления нашего трёхмерного мира, но далеко не все. Мы, вероятно, тоже будем испытывать на себе проявления большего числа измерений, но при этом останемся в своих трёх… В итоге, что у нас есть, — продолжил близнец. — Какой-то свёрнутый многомерный клубок начал разворачиваться, запустив цепную реакцию развёртывания соседних с ним клубков. К нашему счастью, это происходит постепенно. Вероятно, это высокоэнергетический процесс, иначе все мы были бы уже внутри. Неизвестно, почему этот процесс начался, но строить гипотезы нам никто не запрещает. Мы считаем, что первый клубок развернулся вообще не здесь. Просто нам так повезло, что точка пространства, где это сейчас происходит, связана с точкой нашего земного пространства по аналогии с квантовым связыванием. Такой процесс не может начаться ни с того, ни с сего в таком тихом и уютном месте, как Земля. Он начался там, где условия экстремальные, где-то очень далеко. Возможно, за пределами видимой нам вселенной.
— Тогда что мы можем? — спросил Кан. — Войти туда и наблюдать? Если пространства продолжат разворачиваться, всё рано или поздно окажутся внутри…
— Если, — сказал Джулиус. — Мы предполагаем, что там можно выжить, но не знаем этого наверняка. Наша задача — сходить на разведку, понять свои возможности, изучить, что там происходит. И постараться остановить этот процесс, как бы фантастически это не звучало.
— Но как его можно остановить? Это же что-то вроде закона природы, — возразил Кан. — Если развёртывание идёт как цепная реакция, и клубки раскрываются один за другим, остановить их невозможно.
— Это у нас они раскрываются один за другим, — ответил Джулиус. — А изнутри это должно выглядеть как-то иначе.
— Кроме того, мы можем ошибаться в некоторых деталях, — заметил Франц. — Речь может не идти о цепной реакции. Возможно, здесь раскрывается только один клубок. Всего один.
Теперь Кан промолчал. Ганзориг чувствовал недосказанность этих диалогов, некоторый объём информации, который оставался скрыт, но не знал, о чём надо спрашивать, чтобы добраться до утаённых сведений. Ему казалось, сын полковника Ди вполне мог бы ещё потерзать братьев, но, видимо, решил, что на сегодня хватит.
— Ну что ж, давайте перейдём к следующему пункту, — сказал Франц, когда больше никаких вопросов не последовало. — У нас есть пара объявлений относительно состава участников. Экипаж капитана Ормонда остаётся без изменений. Команда учёных, которую мы собрали на «Грифоне» — наши старые коллеги, и в их составе тоже ничего не меняется. Мы рады сообщить, что к нам решил присоединиться адмирал Ганзориг в качестве эксперта по Соседям.
Все посмотрели на Ганзорига, который хотя и знал, что такое объявление будет сделано, почувствовал себя неуютно под прицелом стольких глаз.
После контакта с аномалией вопрос его участия оказался решён сам собой. До сих пор он даже не помышлял о том, чтобы совершить столь самоубийственный поступок и по доброй воле войти в аномалию. Из аномалий, созданных Соседями, не возвращалась почти половина туда попавших, а остальные испытывали разнообразные и часто необратимые изменения в сознании. Но эта ночь всё расставила по местам. Наутро он нашёл Фостера и поделился своим решением.
Фостер был очень огорчён.
— Адмирал, не делайте этого. Даже братья считают, что шансы выбраться — 50 на 50. Не рискуйте. Вы же сами говорили, что это необычная аномалия. Вряд ли там есть Соседи.
— Там что-то есть, — ответил Ганзориг. — Соседи это или нет, но она не просто пожиратель ума и плоти. Я не боюсь там погибнуть — я боюсь так и не узнать.
— Вы говорите как они, — Фостер вздохнул. — Жаль. Жаль, что вы это делаете.
— Вы не верите, что братья смогут вернуться?
Тот отрицательно покачал головой.
— Не переживайте так, Варавва, — сказал Ганзориг. — Может, они меня ещё и не возьмут.
— О, — сказал Фостер. — Тут вы ошибаетесь.
Ганзоригу действительно не стоило на это рассчитывать. Братья Морган не скрывали своей радости.
— Добро пожаловать на борт, адмирал! — сказал Франц с улыбкой. — Мы очень надеялись, что вы к нам присоединитесь.
— Надеялись? — удивился Ганзориг. Они сидели в зале вчетвером — братья, Фостер и он сам. Лекция должна была вот-вот начаться, но слушатели явно не торопились.
— После тех записей с Соседями, которые сходили с ума вокруг аномалии, мы решили, что вам станет интересно, — объяснил Франц. — Возможно, внутри вы увидите их истинный облик.
— Если и так, вряд ли я их узнаю, — ответил Ганзориг. — Но всё же не хочу упустить свой шанс.
— Поскольку к нам присоединился адмирал, необходимость в стратегическом консультанте отпадает. Извините, Чжу, — Франц посмотрел на одного из офицеров «Цзи То». Тот коротко кивнул. — Кроме того, у нас есть мистер Ди, на которого мы тоже будем рассчитывать, если по ту сторону сложится ситуация, требующая силового решения.
Ганзориг посмотрел на Кана. Он не знал, что братья имеют в виду, и с лёгкой тревогой подумал, что ему практически ничего не известно о своих будущих спутниках, кроме, пожалуй, Саар.
— Мы отправляемся завтра в полдень. Но есть несколько формальностей, которые надо решить сегодня. Нам потребуется отслеживать ваше самочувствие, — сказал Франц, — поэтому зайдите к корабельному врачу «Цзи То», — Франц широким жестом указал на одного из офицеров, сидевших неподалёку от Вараввы Фостера, — и он поставит вам эпидермальный имплант. Это н