— И чем ты занимался в Африке? — спросила Тома, когда они шли в хозяйственную часть за сумками. — Что это за Источник?
Вальтер обрадовался, что девушка разговорилась. Он прочёл ей краткую лекцию об Источнике, вызвав целый шквал вопросов.
— Но как понять, что судьба изменилась? — спрашивала Тома. — В жизни всегда что-нибудь происходит — как отличить изменение судьбы от её проявления?
— Не знаю, — отвечал Вальтер. — Для меня изменением было то, что меня сделали жрецом. Да и приглашение сюда — большая перемена.
— Как ты считаешь, если я выпью эту воду, то смогу видеть?
— Да вроде ты неплохо ориентируешься во всех этих коридорах, — ответил Вальтер. — Будто воспринимаешь их другими органами чувств.
— Так и есть. Но всё равно, как ты думаешь, смогу? Туда приходили слепые?
— Приходили. Правда, люди выздоравливают не мгновенно, и я не знаю, как у них потом складывается жизнь.
— Только я боюсь, что если начну видеть, то потеряю свой дар, — призналась Тома. — А он — всё, что у меня есть.
Вальтер посмотрел на неё и подумал: дар, о котором она говорила, далеко не всё, что у неё имеется.
Скоро они дошли до цели своего похода, где им выдали два плотно набитых рюкзака. Поразмыслив, Вальтер взял рюкзак и для Кана. Нагрузив себя, он вместе с Томой отправился обратно. Путешествие в аномалию из опасного приключения грозило превратиться в нечто гораздо более приятное.
Кан поднялся на верхнюю палубу и остановился у борта, отойдя подальше от занятых своими делами легионеров. Он рассматривал сухогруз, на который завтра взойдёт, и не чувствовал никакого энтузиазма. Обычно он был рад выбраться из Шотландии, но сейчас его тяготило такое количество людей вокруг и невозможность побыть в одиночестве. Ему хотелось пустого пространства холмов, снега и камней, ему хотелось под землю, в темноту, к привычным запахам и тишине.
Из нескольких лекций адмирала он узнал много нового, прежде неведомого. Сам он ни разу не видел Соседей, а если и видел, то принимал их за самолёты. Он не интересовался тем, что наверху — только тем, что внизу и ещё ниже. Но лекции были интересными, как и стоявшая перед ними задача, о которой Кан иногда размышлял, чувствуя вслед за Ганзоригом недосказанность в словах братьев. Однако лекции читались только по утрам, а в остальное время он, предоставленный самому себе, принимал животную форму и уходил вглубь корабля, под палубы, к машинному отделению, которое напоминало ему подземелья, хоть и было над водой. Он забирался под трубы, откуда наблюдал за механиками или дремал, не видя никаких снов и почти не ощущая свою человеческую душу. Вечерами, на закате, он поднимался на верхнюю палубу, ложился у вертолёта, прислонившись спиной к нагретому за день колесу, и следил за тренировками лётчиков, которые быстро привыкли к чёрному оборотню и даже успели сочинить о нём несколько шуток. Когда же он возвращал себе человеческий облик, то размышлял, как его отец сумел устроить так, чтобы он принял участие в этой экспедиции? Было ли это наказанием для Кана, или это было его шансом на прощение?
— Откажись, — произнёс Фаннар, возникнув, как всегда, неожиданно. Его не было с того дня, когда Кан покинул ферму, хотя иногда он не давал о себе знать неделями.
— Не могу и не хочу, — ответил Кан, облокотившись о поручни. Ветер и тёмные облака с востока предвещали ночной дождь с бурей. «Грифон» начал уходить на запад, подальше от авианосца и аномалии.
— У меня плохое предчувствие, — сказал Фаннар.
— Позволю себе усомниться, что они у тебя вообще могут быть. Не ты ли говорил, чтобы я начал жить, и прочее?
— Начал, а не закончил.
— Мы не знаем природы этого явления. Ты ведь слышал братьев?
Фаннар не ответил, и Кан ощутил, как пхуг вежливо, но уверенно прокладывает путь в его мысли. Его проникновение было похоже на стремительное разрастание в голове прохладных тончайших нитей, распространявшихся со стороны позвоночника. Кан этому не противился и никогда ничего не скрывал. Но дело было не в доверии. Просто ему было всё равно.
— Понимаю, это очень личное, — через минуту сказал Фаннар. — Тебе не хватает интеллектуальных задач.
— Мне не хватает интеллектуальных задач, которые я могу решить! — отрезал Кан. Он говорил вслух, пренебрегая тем, что его могут услышать легионеры. — Задач, о которых я могу размышлять, не чувствуя себя полным идиотом, как на Советах Столов. Ведь я не понимаю и половины того, о чём вы говорите, и проблемы, которые вы ставите, мне не решить.
— От тебя никто и не ждёт… — начал Фаннар.
— Вот именно! — разозлился Кан. — И не ждёт!
— У меня создалось впечатление, что тебя наняли не из-за твоих интеллектуальных способностей. Братья не нуждаются в подобной помощи.
— Откуда тебе знать, в чём они нуждаются?
— Я знаю, — ответил Фаннар. — Им достаточно самих себя. Они выглядят по-разному, но они — единое целое. Куда большее, чем мы с тобой, мой друг. Интеллект вывел их к таким проектам, как «Эрлик», а куда вывел тебя твой интеллект? Прости, но ты сам отказался развивать его и сознательно выбрал другой путь. Да, ты умнее многих, потому что тебя воспитывали мы, но ты не умнее их на их территории. Твой ум другой, и он проявляется в других ситуациях. Они взяли тебя из-за того, что ты умеешь. Из-за меня, а не из-за твоего ума.
Кан злился, но понимал справедливость его слов. Фаннар всегда говорил то, что думал, и всегда оказывался прав. Как и любой пхуг, он не умел лукавить и играть в человеческие игры лжи. В этой черте была когда-то их единственная слабость перед людьми, но они, этот миллионы лет приспосабливающийся вид, сумели приспособиться и к людям.
— Иди, — сказал он. — Час прошёл. Поговори с ними, и если ты захочешь их понять, ты поймёшь.
Когда Кан спустился в зал, Саар уже ушла. Братья сидели неподвижно, никак не отреагировав на его появление, и Кан, проходя между рядами столов, на которых по-прежнему работали компьютеры, представил вдруг, что вот так они сидят и вечерами, и ночами, молча глядя на ряды бегущих цифр и извлекая из них неведомую информацию.
Приблизившись, Кан увидел, что братья не смотрят на него, что они вообще никуда не смотрят. Их глаза и лица были пусты, расслаблены, словно они спали с открытыми глазами. Но едва Кан сел, они оба вернулись оттуда, где только что были, посмотрели на него, и Джулиус сказал:
— Мы говорили.
— Я так и понял, — ответил Кан.
— Мы знали, что ты поймёшь. Прежде, чем обсудить дела, мы готовы ответить на твои вопросы. Ты задал их не все, уж не знаю, почему. Возможно, не хотел спрашивать при остальных — так вот сейчас у тебя есть возможность задать их.
Кан смотрел на него в раздумье.
— Хорошо, — кивнул он. — Я спрошу. Как получилось, что вы выбрали меня?
Джулиус выглядел немного озадаченным.
— Мы имели в виду другие вопросы, — сказал он.
— Знаю. Но меня интересует этот.
— Ты оказываешь Легиону услуги, — ответил Франц. — А после Южной Америки о тебе узнали многие. И мы — не исключение.
— Но как именно вы узнали? — настаивал Кан. — Кто вам рассказал?
Франц пожал плечами.
— Думаешь, мы помним?
— Думаю, да. О моей части операции вряд ли говорили в новостях.
— Это точно, — хмыкнул Джулиус. — Но у нас допуск девятого уровня, и добрые люди присылают нам разные интересные сводки. В том числе и о тебе. Не скрою, разузнать подробности было непросто, но в конце концов нам удалось. С тех пор мы о тебе помнили, и когда дело дошло до набора команды, ты был первым, кого мы внесли в список.
Кан размышлял.
— То есть вас никто не просил меня брать?
— Нет, нас об этом никто не просил. Если бы ты не был нужен, мы бы тебя не пригласили, и ничьи просьбы не заставили бы нас передумать.
Кан в этом усомнился, но не стал ничего говорить.
— По-моему, ты нам не веришь, — заметил Франц. — Может, объяснишь, чем вызван твой вопрос?
— Мне казалось, что вас мог попросить мой отец, — следуя совету Фаннара, честно ответил Кан. Он тут же пожалел о своих словах — могло возникнуть впечатление, будто он предлагает обсудить свои семейные проблемы. Но братья не отреагировали так, как опасался Кан: они не стали уклоняться и делать вид, что ничего не произошло. Вместо этого они вновь начали разговор между собой, из которого Кан был исключён. Спустя десяток секунд Джулиус сказал:
— Берём свои слова обратно. Твоему отцу действительно сложно отказать. Но мы встречались с ним лишь пару раз, и это было давно. Тогда он о тебе не говорил.
— Хорошо. Просто я хотел знать. А что хотели вы?
— Поговорить о пхуге, с которым ты связан. Мы рассчитываем на твои умения, но вдруг и он не откажется поучаствовать?
— Разве вы пригласили меня не из-за него?
— Только в той степени, в какой от него зависят твои способности, — ответил Франц.
Кан покачал головой:
— Всё не так, как вы думаете.
— Мы вообще никак не думаем, — сказал Франц. — Всё, что нам известно, это что тебя обучал ископаемый вампир, и что с одним из них у тебя ментальная связь.
Кан подумал, что знать больше они не могут. Никто не знал больше. Даже его родители. Даже отец.
— И что вы хотите?
— Всё, чем ты не будешь против с нами поделиться, — ответил Джулиус. — Например, можем ли мы сейчас с ним поговорить?
Кан прислушался к Фаннару, но не ощутил его присутствия.
— Сейчас — нет, — сказал он. — И обычно это так не происходит. Он почти никогда не отвечает — предпочитает сам проявлять инициативу.
— Он нас слышит?
— Нет.
— Нет? — Франц был удивлён. — Мы думали, у вас что-то вроде симбиоза, единое поле сознания.
Кан молчал, взвешивая то, насколько он может им открыться. Никогда и ни с кем из людей он не говорил о Фаннаре, а пхуги знали обо всём без объяснений.
— Несколько веков назад, — сказал он, — Фаннар сдружился с колдуном, который впоследствии предал его, пленил и отрезал руку. Это был колдовской ритуал ради создания некоторых магических артефактов. Один из этих артефактов, плечевая кость, в двадцатом веке попала в Британию. Её увидел мой отец — тогда он был ещё ребёнком. В кости содержалась копия сознания Фаннара, что-то вроде виртуальной личности. Пхуги умеют делить своё сознание, как бы записывать его и сохранять в частях собственных тел. Фаннар сделал это, полагая, что может погибнуть. Но он остался жив, и поэтому его личность в кости спала. Он полностью разорвал