— У вас есть полчаса, чтобы устроиться, — сказал Франц, осмотрев группу. — Потом всех прошу вернуться сюда.
Помощник капитана показал им каюты. Ганзориг давно не бывал в помещениях столь маленького размера. Места здесь хватало только для кровати и выдвижного столика; в стену был встроен шкаф, вторая дверь вела в крошечную душевую. Стены были голыми, если не считать внутрикорабельного коммуникатора, небольшого экрана, расположенного над столом. Единственное, что Ганзоригу понравилось, это оранжевая цветовая гамма ковра, стен, мебели и постельного белья. Он оставил чемодан неразобранным — возможно, через час ему будет всё равно, большая у него каюта или нет, — и вернулся в зал.
Близнецы остались там не одни. У аппаратов, расположенных по левому борту, сидела молодая коротко стриженая женщина в погонах лейтенанта. Братья остановили своё кресло справа, у длинного стола со множеством приборов, и развернулись к ним спиной.
— Адмирал, — сказал Франц, ничуть не удивлённый скорому возвращению Ганзорига, — смотрите, что у нас есть.
Он указал на стену, которая отгораживала зал от носовых помещений. Рядом не стояло приборов, по полу не тянулись провода, и это была единственная стена без зелёных символов. Сперва Ганзориг не понял, на что ему смотреть, но вдруг чернота стала прозрачной, и он увидел волны и стихающий дождь. Небо над кораблём постепенно прояснялось.
— Мы будем видеть всё, что происходит снаружи, — сказал Франц. — Если среда окажется агрессивной, экран пригодится.
— Не думаю, что там агрессивная среда, — негромко ответил Ганзориг, вспомнив о ночи, когда он пытался пообщаться с аномалией. Она была любопытна, но не агрессивна. Адмирал сел на один из стульев на толстой серебристой ножке, которая слегка пружинила и изгибалась, гася качку. — По крайней мере, вряд ли она агрессивнее, чем здесь.
Скоро один за другим появились Саар с Томой, Кан и Вальтер. Ганзориг всё ещё не понимал, зачем здесь нужен этот человек. Знаток языков вызывал у него необъяснимую неприязнь, а Ганзориг, повидавший великое множество людей, привык доверять своей интуиции.
Внезапно ему на колени прыгнуло что-то тяжёлое. Он вздрогнул, посмотрел вниз и увидел корабельного кота, которого помощник капитана Ормонда приносил на «Цзи То». Кот устроился поуютнее и зажмурил глаза. Ганзориг не стал его прогонять. На всех кораблях, где он служил, обитали коты — иногда больше десятка, — и они не ловили крыс, которых, разумеется, там не было. Тренированные коты и кошки, даже без нейроошейников и голосового перевода, умели делать то, что обычно требовалось от психологов и переговорщиков, но гораздо эффективнее. В их присутствии все конфликты на корабле решались быстро и без проблем.
Биологически кошки с нейроошейниками ничем не отличались от остальных. Они не умели говорить и не формулировали мысли словами так, как их выдавал голосовой переводчик. В них внедряли устройство, которое разрабатывалось для людей, не способных говорить от рождения, из-за травмы или впадения в кому. В нервных узлах этих кошек сидели «пауки» с ножками, вытянутыми во все стороны, словно гибкие антенны, улавливая нервные импульсы. Они обрабатывали информацию и посылали её в процессор ошейника. Тот анализировал данные и преобразовывал в слова согласно заложенным настройкам программы. Но первая эйфория от общения с животными быстро угасла — им было почти нечего сказать. Даже обезьяны, получившие подобные импланты, не стали от этого больше людьми. Но случались и исключения, чаще всего связанные с работой колдунов-генетиков. Созданные ими животные были умнее своих собратьев, а их психика всё равно оставалась нечеловеческой.
Ганзориг почувствовал, что корабль меняет курс. Лейтенант за пультом вела обратный отсчёт: 30 минут, 25 минут, 20… Ганзориг, сидевший так, что ему были видны только близнецы и лейтенант, периодически чувствовал затылком чей-то взгляд. Он сразу понял, кто на него смотрит. Вальтера и Кана Ганзориг не интересовал, слепая девочка не могла его видеть. Оставалась только Саар.
Но Ганзориг не успел подумать, чем он мог привлечь её внимание. Лейтенант объявила десять минут до входа в аномалию, и тут лежавший на коленях кот поднял голову, затем сел, и его ошейник озарил серебристый свет.
— Слишком медленно, — донёсся из декодера приятный мужской голос. — Мы идём слишком медленно.
Братья, до сих пор пребывавшие в трансе внутреннего диалога, немедленно очнулись.
— Увеличить до сорока миль, — сказал Франц.
Лейтенант, сидевшая в наушниках с микрофоном, передала приказ. Кот на коленях Ганзорига больше не ложился и продолжал смотреть на экран. Братья развернули к нему своё кресло, только когда лейтенант объявила минутную готовность.
В течение минуты корабль шёл сквозь дождь и темноту, озаряемую мощными прожекторами «Грифона». А через минуту, когда его нос начал заходить в аномалию, на экране появились мерцающие белые точки, похожие на разреженный белый шум. Качка постепенно стихала. Корабль вошёл внутрь.
Ганзориг прислушивался к себе и к тому, что происходило снаружи, однако ничего необычного не ощущал. Только мерцающие точки становились всё ярче, и в какой-то момент он понял, что белый шум уже не на экране — теперь он наполнял саму атмосферу «Грифона».
— Не колдовать, — приказал Франц, разворачивая кресло. — Мика, данные.
— Данные, — повторила лейтенант. Ганзориг вновь почувствовал взгляд Саар, начал оборачиваться, но тут Мика принялась зачитывать полученные от приборов сведения:
— Спутниковая навигация упала, как только мы вошли в зону. Давление 460 мм, температура за бортом — минус 9 по Цельсию. Туман или что-то в этом роде. Пробы забортной воды… берутся. Состав воздуха анализируется. Радиоактивность в данный момент — 25 микрорентген в час.
— Давление низкое, — заметила Саар.
— Как в горах, — согласился Франц. — Будем акклиматизироваться, если там есть кислород. Что говорит Сверр?
Мика позвала Сверра и через минуту ответила.
— Он проверяет; сказал, что как только закончит, сразу сообщит.
Ганзориг смотрел на экран. Туман, о котором говорила лейтенант, был непрозрачным, густым, с видимыми завихрениями. Свет прожекторов тонул в этих вихрях, словно частицы, из которых туман состоял, только поглощали и почти ничего не отражали.
— Сверр готов, — сообщила Мика.
— Говорите, — приказал Франц.
Сверр ответил по громкой связи, чтобы его слышали все находившиеся на корабле.
— Я выполнил заклинания уровней «один — три», — произнёс сухой мужской голос, и Ганзориг сразу представил себе Сверра — из всех присутствовавших в начале встречи лишь один мужчина из команды ассоциировался у него с этими независимыми, хладнокровными интонациями. — На каждом наблюдаются одни и те же закономерности. Вербальные заклинания здесь не работают. Здешнюю силу не связывают слова. Сигилы, формулы и прочие узоры также молчат. Но сила тут есть. Магия, не опирающаяся на письмо и слова, действует. Я буду работать дальше и передам доклад, когда соберу всю информацию.
— Хорошо, — сказал Франц, и в эту секунду Ганзориг впервые увидел, как братья колдуют. До сих пор он отчего-то полагал, что колдовство им почти не требуется. Он знал тех, кто вообще не пользовался магией в быту — только на службе и только в ситуациях, когда это было необходимо. Магическая работа, как и любая другая, требовала затрат энергии, и каждый в конкретной ситуации решал сам, что ему проще и легче — применять силу или обойтись без неё.
Колдовство братьев не было зрелищным. Они просто выполнили молчаливое желание всей команды «Грифона». Франц сделал быстрое движение кистью, словно что-то схватил; Ганзориг бы его не заметил, если б внимательно не наблюдал за близнецами. Он сделал это, и мерцающие точки, появившиеся в воздухе, когда корабль вошёл в аномалию, исчезли. Чем бы они ни были, теперь они оставались только снаружи, образуя разреженный белый шум, не мешающий, впрочем, видеть то, что было вокруг корабля, потому что там находился только плотный туман и ничего более.
Ганзориг вновь почувствовал спиной взгляд и на этот раз повернулся к Саар. Она сделала ему едва заметный знак, кивнув в направлении ближайшего коридора. Ганзориг посмотрел туда, и по коже у него поползли мурашки. Стены коридоров, идущих вдоль аппаратуры по обе стороны борта, стали чёрными. Ядовито-зелёные знаки исчезли, словно их никогдане существовало. Сила в аномалии стирала и деактивировала всё, что ей было неугодно.
— Франц, — сказал незнакомый голос по общей связи. — Вам надо на это посмотреть. Только что записали.
Не дожидаясь ответа близнецов, Мика сделала несколько переключений. Изображение на экране мигнуло и изменилось. Запись велась с камеры, крепившейся к правому борту. Ганзориг увидел воду: она казалась серой, лишённой волнения, и больше походила на густую краску. Через несколько секунд в поле зрения камеры очутился объект, который врезался в «Грифон» и ушёл вправо. Это была лодка, простая деревянная лодка с мотором, та самая, которую братья запустили в аномалию. Она скользнула мимо камеры и пропала из виду.
Некоторое время все молчали. Братья смотрели на экран, и Ганзориг не видел выражения их лиц, но отчего-то подумал, что они улыбаются.
— Сколько времени мы уже в аномалии? — спросил Кан. Близнецы развернулись. Они действительно улыбались: Джулиус — победно, Франц — сдержанно.
— Двадцать пять минут, — ответила Мика.
— Сто метров троса за двадцать пять минут… — начал Кан и замолчал, предлагая каждому додумать остальное самостоятельно.
— Наша скорость — сорок миль в час, но теперь её можно считать субъективной, — ответил Франц. — Здесь иные соотношения пространства-времени.
— Мы теперь всегда будем двигаться со скоростью не ниже сорока миль? — спросил Кан. — Потому что если где-то перед нами «Эрлик», и мы не сможем придумать, как его обойти, не останавливаясь…
— Да, — сказал Франц. — Если госпожа Саар не сумеет овладеть этим пространством, рано или поздно мы в него врежемся.