— Когда?
— Когда вам удобно. Но чем раньше…
— Хорошо, — ответила Саар. Она была не голодна, но прежде, чем отправиться в медотсек, всё же заглянула в столовую.
— Помните, на «Цзи То» вам под кожу вставили имплант? — спросила Ева. Её напарника не было, они сидели одни: Саар — на диванчике, Ева — напротив, за столом. Она казалась усталой и встревоженной.
На этот вопрос Саар ответила молчаливым кивком.
— Знаете, зачем он нужен?
— Что-то медицинское. Я не сильна в современной технике.
— Это фабрика микроботов. Она производит крошечные датчики, которые распространяются по организму и посылают информацию в имплант. А он шлёт мне сведения о вашем самочувствии.
На Саар это не произвело впечатления.
— Сегодня ночью вас чуть не убили, — сказала Ева. — Я узнала об этом потому, что имплант начал посылать сигналы тревоги. Он загружал в компьютер всё, что происходило в вашем организме. Не только в вашем, разумеется. В его тоже. Саар, на вас обратил внимание очень опасный человек. Не думайте, что я лезу в вашу личную жизнь… — она вздохнула. — Ладно, можете думать. Но это никогда не заканчивалось добром. Вам надо знать, кто он такой.
Внутри Саар одна эмоция сменяла другую. Ей хотелось разозлиться и сказать Еве, чтобы та не совала нос в чужие дела. Но здоровье экипажа было её делом. Ей хотелось встать и уйти, но одновременно хотелось остаться и узнать, что скажет медик. И ей не хотелось знать, что она скажет, из опасения разрушить магию окружавшей его тайны. Ева терпеливо ждала ответа, но Саар не знала, какой выбрать. Наконец, она собралась с мыслями и сказала:
— И кто же он такой?
— Представьте, что вы держите в руке гранату и не знаете, когда она взорвётся. Не знаете, что может спровоцировать её взрыв. Это может быть всё, что угодно. Один такой человек до смерти избил жену после того, как она подала ему за обедом ложку вместо вилки. Не из-за ложки, конечно. Это действие что-то включило в его мозге, замкнуло значимые цепи. Вы не знаете, какие значимые цепи есть у Кана, и не знаете, что их замыкает. Сегодня он вас только наказал, и больше вы на эту территорию не вступите. Но есть и другие территории. Это может быть самый невинный с вашей точки зрения вопрос или поступок.
— Откуда вы знаете? — спросила Саар. — Откуда вы знаете, что это подходит к нему?
Ева грустно улыбнулась:
— Видите, вы уже начали его защищать.
— Я его не защищаю! — возразила Саар.
— Могу поспорить на что угодно: через минуту после того, как вы очнулись, он уже просил у вас прощения. Они всегда так делают, причём, как им кажется, совершенно искренне. Но в следующий раз они опять не смогут себя сдержать. Они никогда не могут.
— Он застал меня врасплох. В этот ваш следующий раз ему мало не покажется.
— Я верю, что вы способны себя защитить. Но только не от него. Они выбирают себе либо тех, кто намного слабее, чтобы унижать и не возиться, либо тех, кто в чём-то их превосходит. Я не имею в виду, что он сидит и строит планы. Это бессознательный выбор. Вы ему интересны, он вас уважает, но тем сильнее его желание вас подчинить. Наверняка он вам нравится, и за этот раз вы его уже простили.
Саар стало не по себе.
— Чего же в конечном итоге он хочет?
— Сломать вас, — ответила Ева. — Сделать так, чтобы вы подчинялись ему полностью и беспрекословно. Чтобы вы по тем или иным причинам не могли без него жить. Возможно, чтобы полюбили его, хотя это не обязательно. Такие люди не садисты в прямом смысле слова. Они не выискивают предлогов для издевательств. Но насилие — единственный способ для них ощутить человеческие эмоции. Он будет вас бить, потом искренне жалеть и извиняться, но не сможет посочувствовать, если боль вам причинит кто-то другой.
— Мне кажется, вы всё усложняете. Мы можем здесь погибнуть или никогда не вернуться назад. Сомневаюсь, что он строит такие долговременные планы…
— Он не строит планов. Он действует по обстоятельствам. Поймите, это неосознанное поведение. Это вроде программы, с которой он родился или которую в него кто-то вложил. Вы не сможете его переиграть, несмотря на весь ваш опыт. Вы ведь никогда ещё таких не встречали?
Саар не ответила.
— На Земле я бы посоветовала вам уйти от него, как только вы покинете мой кабинет. Но здесь бежать некуда. Единственное, что я могу вам сказать — будьте начеку. Всегда. Постарайтесь изучить его лучше, чем он — вас. А если нам всё же удастся вернуться, то как только у вас появится возможность, сделайте так, чтобы он исчез из вашей жизни навсегда.
Воистину Соседи были другими. Чем дольше Вальтер смотрел записи, тем необычнее себя чувствовал. По экрану летали светящиеся точки, хаотично, без заметной системы — по крайней мере, углядеть её за такое краткое время было невозможно, — но какая-то информация в этом полёте и огнях всё же была. Рассудком он не понимал её, но телом чувствовал. Окружающий мир начинал казаться странным, менее реальным, чем картинка на экране коммуникатора, и ему приходилось периодически отвлекаться от просмотра, чтобы восстанавливать связь с привычной средой.
Но он не узнал о Соседях больше, чем знал до сих пор. Чем бы они ни были, эти двадцать секунд не дали ему ничего.
14
Ганзориг настолько привык к своим обязанностям, к тому, что со дня встречи с вертолётом ничего не меняется — ни снаружи, ни внутри, — что когда однажды утром включил мониторы и увидел на них только белый шум, то несколько секунд пытался понять, что сделал не так. В лаборатории он был один — Юхан и Гарет появлялись позже или не появлялись вообще, работая с приборами в аппаратной. Зонды и информация, которую те передавали, были его ответственностью.
Теперь три первых зонда исчезли.
Они летели на расстоянии двух часов друг от друга; последний зонд прервал свою передачу за двадцать минут до появления Ганзорига. Следующая тройка подлетит к месту исчезновения только через двое суток.
Он волновался, и это было приятное волнение. Две недели с ними ничего не происходило; их передачи были однообразны и темны. Он сел и включил запись с первого пропавшего зонда.
За две минуты до исчезновения горизонт начал светлеть. Свет был тусклым, рассеиваясь густым туманом, но когда зонд обработал изображение, перед Ганзоригом начало разгораться оранжевое зарево. Оно стремительно росло, образуя столб, который поднимался так высоко и так прямо, что Ганзориг понял — там кривизна пространства меняется, и диаметр их замкнутой трубы становится гораздо больше, если не исчезает вообще.
А потом сигнал пропал.
Он просмотрел две другие записи, увидев то же самое. Никаких причин для исчезновения Ганзориг не заметил — все сигналы резко прекращались. Последние секунды он смотрел в замедленном режиме, надеясь что-нибудь разглядеть, хотя сам не знал, что ищет, и в конце концов позвонил близнецам.
Снаружи каждый день холодало; несмотря на корабельную защиту, холод начал проникать внутрь. Прогнозы предвещали минус пятьдесят к моменту выхода в пространство Соседей, тяжёлых, как маленькие нейтронные звёзды. Большую часть времени Кан проводил снаружи, но теперь постоянный холод начал пробирать даже его, жившего бок о бок с пхугами, чья магия понижала окружающую температуру на десятки градусов.
Фаннар молчал, но не уходил и не засыпал. Кан не пытался с ним заговаривать — вампир не хотел общаться. Сидя на контейнере посреди тумана, он ждал, ждал, ждал. До места, где стоял «Эрлик», было пятнадцать дней пути. Это казалось много и мало одновременно. Пока что ему было чем себя занять.
— Это «Эрлик», — сказал Франц, протягивая ему планшет. — Планы. Выучи их так, чтобы ориентироваться на корабле, как у себя дома. От нижних трюмов до палубных надстроек. Все помещения.
— А что в них? — спросил Кан, разглядывая схему.
— Позже поговорим и об этом. У нас мало времени. С другой стороны, его достаточно, чтобы составить план действий.
— Там ещё трёхмерные карты и схемы проводок, — сказал Джулиус. Кан кивнул.
— Они не могли что-нибудь перепланировать?
— Исключено. И нет нужды, даже если они настолько посходили с ума.
— Возможно, так и есть, — сказал Ганзориг. — Вы не думаете, что если они оказались в центре аномалии так внезапно, это повлияло на их душевное самочувствие? Обычные аномалии часто калечат людей.
Франц решил отмолчаться, но Кан не мог не воспользоваться моментом.
— Может, вы нам расскажете, что там произошло на самом деле? — спросил он. — Раз уж мы с адмиралом отвечаем за безопасность и силовые решения проблем. Мы сидим здесь, планируем подход к «Эрлику», но я пока не очень понимаю свою задачу.
— Всему своё время, — ответил Франц. — Не торопи события. Мы начнём с планов, а потом перейдём к деталям.
— К команде, — многозначительно поправил Джулиус. — Или к тому, что от неё осталось.
Через двое суток после пропажи первой тройки зондов исчезла вторая. Но прежде, чем пропасть, она передала на «Грифон» сообщение. Прослушав его, Кан решил — хотя делиться своим мнением с братьями и Ганзоригом не стал, — что вряд ли встретит на «Эрлике» кого-то в здравом уме. Тем проще, думал он. По плану, когда «Грифон» уйдёт в петлю, он отправится на корабль. Эти километры придётся преодолевать в облике гепарда, хотя даже тогда его могли обнаружить. Однако иного выбора не было. С «Эрлика» пришло недвусмысленное предупреждение: «Кто бы вы ни были, проваливайте. Не приближайтесь. В десяти милях от корабля мы откроем огонь». Голос был равнодушным, словно произносил не угрозу, а зачитывал перечень инвентаря. Кан не слышал в нём ничего человеческого. И нечеловеческого, если на то пошло.
Проведя половину жизни под землёй, в многокилометровых тоннелях пхугов, он без труда выучил простые планы «Эрлика», уединившись на палубе, где его никто не тревожил. Он прочёл все схемы, просмотрел трёхмерные модели, пустые помещения, но не обнаружил ничего интересного. «Эрлик» был большим научно-исследовательским судном водоизмещением шесть тысяч тонн, ста двадцати метров в длину и шестнадцати в ширину, с устройством для спуска глубоководных аппаратов, лебёдками и небольшой параболической антенной. Он не заметил в планировке ничего необычного, хотя э