Прикосновение к силовым нитям твари обжигало до головокружения. Эрлин не то чтобы пережать, но даже удержать хоть немного не могла.
— К этому надо привыкнуть, — сказала Хель. — Я тоже смогла не сразу. Пойдем, потренируешься на Хёнрире, он не станет сопротивляться.
Тогда это немного смутило Эрлин, она даже не поверила, что возможно, думала — шутка… все будет как-то не так.
Но теперь, когда Хёнрир стоит перед ней…
Привязать?
— У меня есть ремни, — очень спокойно говорит Хёнрир. — Я сейчас достану.
— Зачем? — все еще не верит Эрлин. Это необходимо?
— Так будет лучше, — говорит Хёнрир. — И для вас и для меня. По крайней мере, я буду спокоен, что ничего не случится и Хель успеет среагировать раньше, чем я порву ремни и разнесу кресло в щепки.
Кресло огромное, дубовое, с резным изголовьем, а ремни такие, что кажется, удержат не хуже цепей. Становится не по себе.
Хель весело ухмыляется.
— Если научишься справляться с ним, — говорит она, — то никакая тварь тебе будет не страшна. Я ведь тоже на нем тренировалась. А ты — сядь.
Хёнрир послушно садится, Хель подходит, обхватывает подлокотник ремнем, крепко пристегивает сначала одну руку, потом другую.
— Надолго это его не удержит, — говорит она Эрлин. — Но, в случае необходимости, задержит, даст время. Не бойся, я и так успею привести его в чувства, но лучше подстраховаться. Между прочим, мы пробовали, у меня выходит удержать его полностью в сознании даже во время боя с тварью, даже если он сам не слишком-то сопротивляется Лесу.
— Не думаю, что такие навыки Эрлин понадобятся, — говорит Хёнрир.
Хель улыбается, садится на корточки рядом с ним, связывая ремнем ноги.
— Как знать, — говорит она. — Такие навыки всегда кстати, особенно женщине.
Хёнрир хмурится, что-то напрягается в его лице.
— Не заигрывайся, Хель, — говорит он.
— Я знаю, что делаю, — отвечает она. — А ты обещал сидеть тихо, так что помолчи и закрой глаза, нам так будет удобнее.
Плетение сети Леса на Хёнрире столь плотное, что кажется, этот человек давно должен быть мертв, ничего своего не осталось, лишь оболочка, все тело прошито насквозь. Но если присмотреться — силовые нити плотнее всего опутывают левую ногу и лицо, глаза… немного руки и плечи. А вот ментальные — почти только на поверхности, правда настолько плотно, что под ними почти ничего не разглядеть. Хёнрир не пропускает их глубже?
Ментальные тонкие нити Леса касаются почти всех, так или иначе, они летают в воздухе, словно вездесущая пыльца, от них не избавиться. Но силовое воздействие всегда направленное, и если касается, проникает в тело, то сжигает человека за считанные годы, а то и месяцы. Силовые нити вблизи Эрлин видела только на Ареде, но и то — намного слабее.
— Посмотри, — говорит Хель, — не так часто увидишь человека, у которого полный комплект. Хёнрир, притуши еще защиту. Не бойся, мы тебя не убьем.
Хёнрир тихо фыркает, не открывая глаз, но его сияние становится слабее.
— Ментальные нити пока лучше не трогай, — говорит Хель, — это тонкая работа, нужно осторожно, а то прилипнут к тебе. Нам нужны силовые. Все точно так же, как у твари — если пережать центральную силовую нить у основания, то он умрет. Не бойся перестараться, Хёнрир не даст тебе сделать это. К тому же, жжет почти так же сильно. Коснись, попробуй. Да не бойся ты. Смотри.
Хель вытягивает свою нить, словно щупальце, тянет к Хёнриру, обвивает, сжимает резко. И Хёнрир на мгновение вытягивается, зажмурив глаза.
Потом отпускает. Выдох… Все… Только сердце колотится чаще.
— Попробуй, — говорит Хель.
Эрлин колеблется… это… на живом человеке так?
— Это же больно? — говорит она.
Видит, как уголок губ Хёнрира дергается в кривой усмешке.
— Больно, — соглашается Хель. — Но без практики научиться нельзя. А если научишься, то, возможно, это спасет жизнь тебе, или ему, или, может быть, твоему сыну, или даже Свельгу, в конце концов. Получать удары в учебном поединке — тоже больно, но это никого не останавливает.
Хорошо. Сейчас глупо отступать.
Она попробует. Пусть просто коснуться…
Нет, тварь жжет гораздо сильнее, или Хёнрир сознательно так гасит защиту. Сейчас можно даже чуть-чуть подержать. Он лишь задерживает дыхание, едва заметно.
— Молодец, — говорит Хель. — Теперь пройдем немного по силовым узлам. У виска, видишь? Крупный узел и нити связей от него, идущие к глазам. Если резко дернуть — Хёнрир на мгновение ослепнет. На самом деле, это лучший способ привести в сознание. Он говорил, что заснул, и когда ты попыталась его разбудить, то тварь проснулась первой. Если бы не сигнальная нить, то мог бы убить тебя. Так вот, если резко надавить на этот узел — сработает не хуже сигнальной нити, он проснется, главное не растеряться. И даже будить гораздо безопаснее — издалека касаясь крупного узла.
Эрлин кивает, осторожно пробует сама, видя, как вздрагивают у Хёнрира веки.
— Под левым коленом крупный узел, посмотри. Если дернуть — он споткнется…
Это немного дико…
Нет, Эрлин, конечно, учили тоже, но вот так…
Сложно переступить эту грань и попробовать по-настоящему. Страшно сделать больно. Но глядя на равнодушное, почти неподвижное лицо лорда Хёнрира, постепенно привыкаешь. Есть только чисто физическая, внешняя реакция на боль, но совершенно никаких эмоций… ничего человеческого. Он вздрагивает, но… ему словно все равно.
Постепенно Эрлин начинает ловить себя на том, что больше не воспринимает его как человека. Просто энергетическая сеть, крупные и мелкие узлы, и видно, как отзывается каждое прикосновение.
Невозможно сложная, запутанная сеть, потому что каждая крупная нить Леса пережата собственной, не давая возможности разрастаться, и каждую собственную пытается опутать и задушить Лес. И все это нужно постоянно держать под контролем? Стоит лишь чуть ослабить, зазеваться, и Лес захватит полностью. Даже во сне… Не удивительно, что на эмоции не остается сил.
А Хель словно пытается проверить его на прочность, с каждым разом давя прицельнее и сильнее. Эрлин даже не сразу понимает, что они переходят край, так постепенно…
И в какой-то момент терпение лорда Хёнрира срывается.
Когда они с Хель пытаются вытянуть тонкую, ментальную нить Леса, проросшую слишком глубоко. Это надо сделать, на самом деле, но нить ветвится, рвется и расползается на глазах, никак не ухватить. Сначала Хёнрир еще сидит неподвижно, сжав зубы, но после очередной неудачной попытки Эрлин…
— Все, — говорит Хёнрир. — Поигрались, и хватит.
— Подожди, — Хель не отпускает его, — тут нужно вытащить, иначе будет хуже.
Хёнрир не повторяет дважды, просто разом отпускает свою защиту, позволяя развернуться в полную силу, и безумная вспышка ослепляет Эрлин, обжигает огнем. Она вскрикивает, сжимается. Мгновение.
А Хёнрир, чуть притушив защиту снова, не торопясь выламывает правый дубовый подлокотник, и слышно как сухо трещит крошащееся дерево под пальцами. Легко. Стряхивает ремень с руки. Потом освобождает левую руку. Потом ноги. Встает.
— Как ты? — спрашивает Хель, словно ничего не случилось.
— Все хорошо, — говорит он.
Капля крови течет из носа, по губе, Хёнрир вытирает её тыльной стороной ладони.
— Как-нибудь повторим? — спрашивает Хель.
Эрлин даже кажется, в её голосе издевка… провокация — уж точно.
Хёнрир долго смотрит ей в глаза, потом…
— Леди Эрлин, — вдруг говорит он, — не давайте моей сестре втягивать вас в эти игры. Она делает это в своих интересах, не в ваших.
— Думаешь, Эрлин не пригодятся такие навыки? — искренне удивляется Хель.
— Не на арене, — говорит Хёнрир.
— Не на арене, — соглашается Хель. — Но жизнь не ограничивается борьбой с тварями. Или ты уже забыл, как это бывает? Да научили бы её раньше как надо, не пришлось бы страдать весь этот год.
Хёнрир чуть поджимает губы, упрямо, долго смотрит сестре в глаза.
Хочется спросить — он-то здесь причем? Что вообще… А ведь эти двое отлично все понимают. Это их игры, что-то такое между ними, что-то давнее.
— Что ж, — говорит Хёнрир без всякого выражения, — если мой брат решит однажды обратиться к Лесу, то его будущей жене лучше быть готовой, уметь распознать вовремя и противостоять. Если будет нужно, обращайтесь, леди Эрлин.
Кивает ей — такой вежливый полупоклон…
Что? Это слегка не укладывается в голове. Он согласится снова? А Свельг…
— Свельг может обратиться к Лесу?
Вот тут тяжело вздыхает Хель.
— Он уже пытался, — говорит она, чуть морщится. — К счастью, успели вовремя помешать. Все это сложно… У Свельга отличная природная защита против Леса, но никакая защита не поможет, если он решит открыться сам. Иногда бывает, знаешь… ему кажется, судьба не додала чего-то важного, обошлась несправедливо. Он не может убить тварь, лорды не принимают его, с его мнением не считаются. Иногда ему начинает казаться, что Лес может все исправить, дать больше сил, дать уверенности в себе. Я понимаю, как это звучит. Но ему просто хочется стать чуточку лучше, даже не важно, какой ценой. Любой ценой. Хочется уважения к себе. Признания.
— Но это убьет его, — говорит Эрлин потрясенно.
— Хёнрира не убило, вон, за двадцать семь лет. Свельг думает, он сможет так же.
— Нет…
Хочется сказать — это чудовищно!
Эрлин не может поверить. Как можно добровольно пойти на такое? Это хуже смерти!
Хёнрир чуть криво ухмыляется, с пониманием, словно отвечая на эти невысказанные слова.
— Чем такая жизнь, лучше уж никакой? — почти с сарказмом говорит он.
Невозможно ответить, глядя ему в глаза. Эрлин чувствует, как сжимается сердце.
— А вы жалеете, лорд Хёнрир? — спрашивает она, сама пугаясь своей храбрости. — Если бы решали не за вас, а вы сами могли бы все изменить. Сейчас.
Он смотрит на нее. Ей кажется… «Да, — говорят его глаза, боль и сожаление в них. — Хотел бы изменить. Но изменить уже ничего нельзя».