Раньше это было в порядке вещей, но теперь мужчины отвыкли… Солдаты признавали Хель, как опытного командира, но скорее потому, что закрывали глаза на то, что она женщина.
Хель устраивала возможность заводить любые отношения без брака с любыми свободными мужчинами, и право, при желании, родить ребенка от кого сама захочет, без всяких обязательств. К чему формальности?
Не вышло. С ребенком — не вышло.
Она говорит, всю нерастраченную материнскую любовь отдала Свельгу. Ей было почти двадцать, когда он родился. Да, Хель сразу приняла и полюбила его, но после того, как впервые потеряла ребенка — это только усилилось. Хель очень хотелось заботиться о ком-то, а природная защита Свельга, с самого рождения, так сильна, что Хель могла безбоязненно брать его на руки, оставаться рядом столько, сколько хотела.
Свельг вырос на её глазах, почти на её руках, она любила его, как мать. Она и сейчас… ей так больно думать о том, что мальчик может погибнуть, не пройдя ритуал, что он не справится. Он всегда был немного другим… светлый дар… это накладывает свой отпечаток. Белый Дом всегда чуть в стороне. Она понимает, что очень часто Свельг не прав, но ей так сложно быть объективной.
С Хёнриром все было иначе.
Хель не смогла принять то, что отец отдал его Лесу. Его самого долго принять не могла. Только когда Хёнрир вырос и начал проявлять характер, Хель понемногу стала относиться к нему как… к человеку. Да, до этого он был тварью для нее. Чем-то, что может в любой момент превратиться в тварь. Чем-то, от чего стоит держаться подальше. Чем-то неправильным, сломанным, почти не живым. Умом Хель понимала, что её брат жив, что он просто ребенок… но ничего не могла поделать с собой. Она ясно видела сеть Леса, проросшую в него.
И то, что со временем её отношение изменилось — заслуга Хёнрира. Нет, он никогда не требовал от Хель внимания или любви, но он требовал считаться с ним. И, в конце концов, она его признала.
Только сейчас, оглядываясь назад, Эрлин действительно могла оценить это.
Она вдруг вспомнила, как в день приезда Хель встречала их на крыльце. Как подошла поприветствовать Хёнрира первым, обменяться парой слов… а потом побежала обнимать Свельга, трепать его по волосам… Хёнриру досталась почти дружеская, осознанная поддержка и уважение, Свельгу — безотчетная нежность и любовь. И с этим ничего не поделать.
И вот, они с Хель снова стоят на крыльце. С башен видели всадников, знамена Хёнрира. Он возвращается.
Еще вчера вечером Эрлин поймала себя на том, что ждет его.
Не так, как она ждала Свельга когда-то, с предвкушением счастья, а как-то… совсем иначе. Но все равно… Ждет. Ей приятно, когда он рядом, и что-то меняется в ней самой.
Сейчас Эрлин стоит на крыльце, с Бьярни на руках. Смотрит, как он въезжает в ворота, в сопровождении своих людей, как подъезжает ближе, как спрыгивает с коня. Быстро поднимается по ступеням.
— С возвращением! — весело говорит Хель, подходит, хлопает брата по плечу. — Как идет подготовка?
— Все идет как надо, — говорит Хёнрир. — Еще пара месяцев, и мы будем готовы. На Олина можно рассчитывать, он гоняет парней целыми днями, даже меня умудрился гонять, говорит — лорд не должен отлынивать, это подает плохой пример.
Видно, что Хёнрир доволен.
Он подходит ближе… совсем близко, так, словно между ними есть что-то… личное.
— Как ты? — почти шепотом спрашивает он. Тепло в его глазах.
Она ведь скучала.
И вдруг… так невозможно сдержать этот порыв.
Эрлин делает шаг вперед, прижимаясь всем телом. Одной рукой она все еще держит Бьярни, другой — обнимает Хёнрира. И носом — в его плечо.
Хёнрир разом напряженно вытягивается. Но все же, не делает ни единой попытки отстраниться. И даже, Эрлин чувствует, едва заметно подается навстречу.
— Что ты делаешь? — осторожно, шепотом спрашивает он.
— Ты ведь не загрызешь меня тут, при всех? — тихо спрашивает она. Пытается улыбнуться.
Чувствует, как он беззвучно смеется в ответ.
— Не боишься? — только удивляется.
— Нет, — говорит она. И все же краснеет. — Между прочим, — добавляет едва слышно, — у меня тут свой интерес. Если помнишь?
Наверно, краснеет окончательно, потому что Хёнрир даже не думает сердиться.
— Помню, — соглашается он. — А хочешь, я немного подыграю тебе?
Наклоняется, словно собираясь заглянуть ей в глаза.
Но, вместо этого, вдруг целует в губы.
Целует быстро, но отчаянно горячо, и сердце разом останавливается, а потом начинает колотиться так бешено, что даже невозможно дышать. Так, что ни о чем уже не выходит думать. Совсем. Даже вспыхнувший нестерпимым огнем щит Хёнрира, почти физически обжигающий её, не может заставить сделать даже полшага назад. Хёнрир слишком близко, и его защита…
Ему самому это дается слишком тяжело.
Отступает, отпуская её. Шаг назад.
Хель смотрит на них.
— Подыграл? А до конца в этой игре ты готов пойти? — шепотом спрашивает она брата. Сталь в её голосе. — Если нет, то стоило ли начинать? Кто поверит теперь в сказки о том, что она хочет выйти замуж за Свельга? Может, не стоило так, напоказ?
Видно, как Хёнрир до хруста сжимает зубы, желваки на его скулах вспухают, дергаются.
— Да, — говорит он. — Я готов пойти до конца.
— А Эрлин? Вы это обсудили?
Нет. Да! Они не обсуждали, но разве откажется она?
Все так быстро, что даже подумать времени нет.
— Не здесь, — тихо говорит Эрлин. — Давайте не здесь.
— Хель, нам с Эрлин нужно поговорить наедине.
Это не просьба, приказ. Резко и холодно.
Так, что Эрлин даже кажется — она в чем-то виновата. Но до тех пор, пока не смотрит ему в глаза. В них сожаление, словно виноват он.
Хёнрир хмурится, несколько раз меряет шагами комнату, от стены к стене.
— Сядь, — говорит он, чуть тише и мягче, чем сестре, но так, что невозможно не подчиниться.
Эрлин послушно садится в кресло, все так же, с Бьярни на руках.
Она ведь начала сама, да? Первая. Сама обняла его при всех. Он лишь ответил.
Хёнрир вздыхает, отворачивается, проводит ладонью по лицу, потом подходит к Эрлин. Долго молча стоит рядом, потом берет стул, садится. Тянется к ней, осторожно касается её руки.
— Прости.
— За что? — спрашивает она.
Хёнрир качает головой.
— Нужно было сначала хорошенько обсудить все, а уж потом лезть целоваться.
— Это я виновата. Я первая…
— Эрлин… что-то совсем незнакомое в его глазах, он так смотрит, словно хочет обнять её снова. Или это только кажется? — Какая разница, кто виноват? Да я бы полжизни отдал, чтобы повторить это… — Хёнрир вдруг запинается, словно сказал лишнее, но быстро берет себя в руки. — Нам нужно решишь, что делать дальше. Замуж за Свельга ты не очень-то хочешь?
— Нет, — говорит Эрлин. Сейчас важно быть честной.
— Это я понял. И хочешь остаться здесь. Для этого брак — самый надежный способ. Но есть и другой. Если ты пройдешь ритуал, то попадешь под мое командование как любой рыцарь и офицер, а я могу приказать тебе остаться, найти тебе должность на свое усмотрение. При том, конечно, что я смогу сохранить голову и место главы Дома. И Хель, позже, сможет удержать, не отдать власть твоему отцу. Если главой Совета станет Кенриль, ты будешь подчиняться ему, и с этим уже ничего не сделать. Даже если выйдешь замуж после — все равно, рыцарь подчиняется, прежде всего, главе Совета.
Он смотрит на нее. Ждет, давая подумать.
— Значит, самый надежный способ — выйти замуж без ритуала? За Свельга или за тебя?
— Да. Или за любого другого мужчину Синего Дома, — Хёнрир чуть ухмыляется.
— Хватит с меня других мужчин, — говорит она.
Хёнрир фыркает.
— Ладно, тогда только я и Свельг, — соглашается он. — Но Свельг отец твоего ребенка, и, долгое время, как я понимаю, вас что-то связывало. Ты ведь встречалась с ним по доброй воле. Я даже не буду спрашивать, что произошло, иногда такие вещи сложно объяснить посторонним. И я не буду настаивать, дать Свельгу второй шанс, — он едва заметно улыбается. — Но я хочу, чтобы ты хорошенько подумала.
— А что думаешь ты сам?
— Я? Эрлин… возможно, то, что я скажу цинично, но лучше понять сейчас. Даже если я смогу добиться отмены запрета и жениться на тебе, это мало что изменит для меня лично. Особенно, если Совет проголосует за казнь. Но даже если нет, даже если они слова отложат — все равно ничего не изменит. Я не смогу быть тебе хорошим мужем. Я не смогу быть с тобой, не смогу любить тебя, как мужчина женщину. Да, на пару раз, чтобы все могли засвидетельствовать возможность и законность брака — меня хватит, но потом… Это слишком опасно. Повторять такое исключительно для удовольствия я уже не решусь. Просто не решусь так рисковать. Но, с другой стороны, нам ведь и не нужно повторять. Тебе сейчас нужна защита Синего Дома, а не любовные ласки. Если ты не боишься, мы может попробовать провернуть это.
— Я не боюсь.
В этом есть что-то дико неправильное. И все же, ответить «нет» Эрлин не сможет.
Да, ей нужна защита.
Но сказать, что кроме защиты не нужно больше ничего — тоже неправильно. Он волнует её как мужчина, уж самой себе Эрлин может найти силы признаться. И она его волнует тоже… слишком наглядно, такие всплески силы не скрыть.
И все равно это брак по расчету? Какой расчет может быть у Хёнрира?
— Тогда мы можем попробовать, — говорит он.
Так неправильно.
— Мне нужна защита, — говорит Эрлин. — А скажи, что нужно тебе? Почему ты готов пойти на это?
Хочется понять…
Нет, если уж быть совсем откровенной, она так надеется услышать о чувствах. Пусть не о любви, но хоть о том, что его влечет к ней. Хочет, чтобы он произнес это вслух.
Наверно, это больно, но… то, что он отвечает — еще больнее.
— Мне будет приятно, если ты будешь рядом, — говорит он, спокойно и прямо глядя ей в глаза. — Даст мне возможность почувствовать себя хоть немного человеком, живым. Скрасит оставшиеся дни.