– Благодарю вас, господа, за прекрасные манёвры и смотр!..
– Рады стараться, ваше превосходительство! – слаженно, громко и радостно рявкнули мы в ответ.
Это был последний ответ юнкеров. Вслед за этим они становились офицерами либо старшими унтер-офицерами, так как Александр Дмитриевич сделал два шага вперёд и громким голосом произносил магическую фразу чудесного превращения:
– Поздравляю вас, господа, с производством в офицеры и в подофицеры!
Окончившие двухгодичное юнкерское училище по первому разряду производились при выпуске в офицеры по XII классу табеля о рангах: подпоручик в пехоту, корнет в кавалерию и хорунжий в казачьи войска. Окончившие училище по второму разряду выпускались в старших унтер-офицерских званиях: подпрапорщиками, эстандарт-юнкерами и подхорунжими должны были дожидаться производства в офицеры в своих частях. В нашем выпуске только пятеро, включая меня, закончили училище по первому разряду.
Оглушительное «ура», и строй сломался. Вверх полетели бескозырки. Потом толпой идём в бараки, где на кроватях уже лежит новая парадная форма, в которую, смыв грязь и пыль под рукомойниками, все спешно переодеваются. После этого один за другим выходим к уже ожидавшим у входа в лагерь извозчикам, чтобы ехать в Иркутск.
Перед отъездом навсегда из летнего лагеря на стенах и потолке бараков, изнутри, каждый вновь произведённый, по традиции, красками полковых цветов записывал своё имя и полк, что делало внутренность летних помещений живописной. Надписи эти начальство не стирало, и они оставались на многие годы.
Ещё одной традицией были выборы «полковника», «войсковых старшин» и «есаулов» в новый Совет охраны казачьих традиций. Также осуществлялся официальный перевод «казаков» младшего курса в «хорунжие». Всё это происходило ночью перед днём выпуска.
Традиционный обед вновь произведённых офицеров и старших унтер-офицеров назначался на другой день после производства, в одном из лучших ресторанов Иркутска «Россия», который располагался в здании гостиницы на углу улиц Большой и Амурской. На прощальном обеде присутствовали в качестве почётных приглашённых гостей начальник и обер-офицеры училища, с которыми в этот день бывшие юнкера по традиции переходили на «ты».
После ресторана на следующий день выпускники в последний раз приезжали в родные стены, где присутствовали на молебне в училищном храме, а затем снимались всем выпуском у фотографа, являвшегося в училище. Снимки всех выпусков, на которых молодые офицеры и подофицеры фигурировали в парадной форме, затем вешались в проходном помещении училища, ведущего в столовую.
Когда сделали снимок и бывшие юнкера потянулись на выход, меня окликнул полковник Макаревич:
– Хорунжий Аленин!
– Я, господин полковник, – ответил я, разворачиваясь в сторону начальника училища и вытягиваясь во фрунт.
– Пройдёмте ко мне в кабинет.
В кабинете полковник достал из сейфа конверт и протянул его мне. Увидев на сургуче оттиски печати Министерства императорского двора, непроизвольно вытянулся по стойке смирно и с легким хрустом сломал розовый сургуч. Достал письмо и прочитал две строки: «Жду на прием. Александр». Подумав, протянул листок начальнику училища.
– Не надо, хорунжий, – остановил меня движением руки Макаревич. – Я примерно в курсе, о чём в письме идёт речь. Мне предписано, и на это выделены деньги, немедленно по окончании обучения и присвоении звания отправить вас на почтовых в столицу. Государь желает вас видеть.
После этих слов полковник достал из сейфа ещё один пухлый конверт большего размера и протянул его мне.
– Здесь предписание, подорожная и денежные средства. Вам следует со всей возможной скоростью прибыть на приём к его императорскому величеству. До этого посетить в Министерстве императорского двора генерала от кавалерии графа Воронцова-Дашкова.
Я вынырнул из воспоминаний. Позади была почти сорокадневная дорога на почтовых и поездах. Сейчас впереди Московский вокзал, извозчик, гостиница, где надо привести в себя в порядок с дороги и отдохнуть. А завтра на прием к графу Воронцову-Дашкову.
– Ваше сиятельство, хорунжий Аленин по предписанию прибыл, – закончив фразу доклада, я сделал три шага вперёд и положил на стол графа лист, в котором стояла его подпись.
Генерал от кавалерии в парадном мундире, который был буквально усыпан наградами, взял в руки предписание, прочёл его, внимательно оглядел меня, после чего произнёс:
– Два дня на то, чтобы построить новый мундир. В таком перед государем стыдно появляться. Через два дня в полдень жду в кабинете. Адъютант всё подскажет. Можете быть свободны.
Я резко кивнул, развернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета. «Краткость – сестра таланта. Вот это генерал! Почти как Михалыч в исполнении Булдакова. Пять предложений, и весь прием. И интересная задача про мундир», – подумал я, закрывая за собой дверь. Поворачиваясь назад от двери, чуть не столкнулся с адъютантом Воронцова-Дашкова, который протягивал мне конверт.
– Здесь деньги и адрес портного, который вас ждёт. Ещё какие-то вопросы есть?
– Никак нет, господин полковник, – ответил я адъютанту графа.
– Тогда действуйте, хорунжий. Времени не так уж и много.
Сев в фаэтон извозчика, который подвозил меня до министерства и остался ждать нового пассажира недалеко от входа здания, я вскрыл конверт. Прочитав адрес, сказал его водителю такси на конной тяге, а пересчитав деньги в конверте, задумался. Пятьсот рублей на построение мундира. Вот это дерут деньги в столице! Какие же материалы на форму идут?! Мой парадный мундир, в котором сейчас находился, вместе с фуражкой, ремнём и сапогами обошёлся мне в девяносто три рубля. И я не экономил, хотя это было на девятнадцать рублей больше, чем мой месячный оклад, как полусотника в Амурском конном полку.
Хорошо, что денег для прибытия на прием к императору, которые получил в конверте, было достаточно, чтобы уверенно чувствовать себя в дороге. Но в столице надо срочно урезать расходы. Неизвестно, что меня ждёт дальше.
«Для начала надо найти гостиницу подешевле, – думал я, трясясь по мостовой на извозчике. – Два рубля за сутки – это очень много. Да и обед в ресторане при гостинице обошелся недёшево. Рубль за обычный обед: первое, второе, салат, десерт, без изысков, пускай и вкусно. Надо будет расспросить извозчика. Этот, в отличие от привокзального, запросил всего двадцать копеек, а не пятьдесят, которые содрал предыдущий шельмец. Может, подскажет чего. В моём времени таксисты были ещё и живыми справочниками о жизни города».
Портной, который представился Александром Ивановичем, имел внешность представителя национальности, которая издревле занималась данным трудом, а увидев в его глазах всю боль еврейского народа, я понял, что «Абрам Исаакович» – настоящий мастер своего дела.
Так оно и оказалось. Десять минут быстрых замеров, выбора материала, и меня заверили, что завтра к полудню всё будет готово, включая сапоги, шарф и ремень плечевой портупеи, которые также доставят сюда. Проводил меня портной со словами: «Передайте его высокопревосходительству, что Александр Иванович Берман всегда рад услужить его сиятельству и всем тем, кто приходит по его рекомендации».
Извозчик, дожидавшийся меня на улице, довёз до новой гостиницы, ознакомившись с которой я решительно переехал в неё. Рубль в сутки, а условия для проживания практически такие же. При этом в номере был большой шкаф, где уместились все мои вещи: родной РД, оружие, чемодан, саквояж с всякими мелочами. Успел за год обрасти шмотками.
К еще одному достоинству новой гостиницы я бы отнёс трактир, который по содержанию и обслуживанию соответствовал разряду кафе-ресторан моего времени. Ужин в нём обошёлся в тридцать копеек с чаевыми. Запечённая картошка с мясом, салат, малосольные огурчики, чай со сдобой. Всё вкусно, и порции приличные по размерам. Еле съел.
Чтобы убить время, накупил газет и отправился в номер знакомиться с периодикой. Познавать современный мир через печатные издания. Гулять идти не хотелось, так как обилие офицеров на улице, причём почти все старше по званию, за время проезда в пролётке заставляло козырять то и дело. Эх, выйти бы в партикулярном платье, прогуляться по Невскому. Не положено-с!
На следующий день провалялся до обеда в кровати. Что-то эта длительная дорога меня совсем расслабила. Делать ничего не хотелось. Видимо, пошёл откат за все те нагрузки, которые я успел перенести в этом мире. Такая апатия преследовала меня дней десять последних. Возможным был и вариант защитной реакции организма на предстоящий прием у императора. Как я понимал для себя, на этой встрече Александр III объявит свою волю в моём отношении. И дальше, чтобы я ни хотел сделать, придётся делать то, что тебе приказал его величество. Как говорится, попала белка или собака в колесо, пищи, но беги. Я улыбнулся, вспомнив анекдот на эту тему.
Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.
– Какую песню петь, барин?
– Погоди, нога попала в колесо.
– Но-о! Нога попала-а в колесо-о-о!
Через час борьба с ленью закончилась, я встал, привел себя в порядок, спустившись в трактир, пообедал. Дёшево и вкусно, после чего на извозчике отправился к Александру Ивановичу.
«Да, всё-таки Абрам Исаакович, – ну не ассоциировался у меня портной с именем Александр Иванович, – мастер с большой буквы, – думал я, разглядывая себя в большом зеркале. – Точнее будет так – МАСТЕР. Буквы все заглавные».
Из зеркала на меня смотрел подтянутый, стройный, с широкими плечами офицер, со строгим, даже несколько угрюмым выражением лица. «Кого-то вы мне, батенька, напоминаете, – я более внимательно всмотрелся в своё теперь лицо. – Точно, вспомнил. Если молодому Гойко Митичу приклеить усы, которые я отпустил за полгода, и постричь, то получится моя копия, или я копия Виннету – сына Инчу-Чуна, или Чингачгука Большого Змея. Только такой рельефной мускулатуры нет. Поменьше мышца, поменьше». Поправив ремень плечевой портупеи, к которой уже прикрепил свою родовую шашку с офицерским темляком, я улыбнулся своему отражению, получив улыбку в ответ.