– Ваше сиятельство, – с почтением приложился к этой изящной и правильной формы ручке. – Это большая честь для меня.
– Если вы еще раз назовёте меня не Мари, то я лишу вас награды, хорунжий!
– Слушаюсь, сиятельная Мари, – я вытянулся во фрунт и пожалел, что у меня мягкие казачьи сапоги без шпор. А то бы сейчас щёлкнул каблуками и позвенел бы шпорами.
– Сиятельная Мари, – медленно, словно смакую каждую букву, произнесла красавица. – Так меня ещё никто не называл. Очень приятно-с. Вы, хорунжий, заслужили ещё одну награду, но какую, я пока ещё не решила. А сейчас вас ждёт бой, но не с наядой, а с драгуном Сумского полка.
Девушка с шаловливой улыбкой показала веером мне за спину. После этого жеста я несколько резковато развернулся, смещаясь в сторону. К нам решительной походкой и с каким-то отрешением на породистом лице направлялся эстандарт-юнкер в форме Сумского драгунского полка. Насколько я знаю по информации этого времени, – единственный регулярный кавалерийский полк, размещенный в Москве. И служили в нём одни богатые буратины. Действительно богатые.
Эстандарт-юнкер, подойдя, окинул меня каким-то высокомерно-презрительным взглядом. Правда, когда взгляд скользнул по моим наградам, в глазах мелькнула зависть. После этого он повернулся к девушке и скучающим голосом произнёс:
– Мари, ты не познакомишь нас?
– Алекс, с удовольствием. Хорунжий Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. Ему я только что даровала право называть меня Мари. – Княжна строго посмотрела на юнкера. Потом повернулась ко мне и, показывая веером на драгуна, произнесла далее: – А это граф Алексей Алексеевич Белёвский. Мой хороший друг, которому также дано право звать меня Мари.
Пока девушка представляла мне графа, тот из-за её спины буквально прожигал меня взглядом. «Ой, как тут всё запущено», – подумал я и постарался придать взгляду саму доброжелательность.
– Приятно познакомиться, ваше сиятельство, – я склонил голову в коротком поклоне.
Ответить граф не успел, перебитый Мари:
– Господа, вы здесь пообщайтесь, узнайте лучше друг друга, а отлучусь ненадолго, меня зачем-то мамам зовёт.
Произнеся со скоростью сто двадцать слов в минуту данную фразу, княжна развернулась, взмахнув подолом платья и показав туфельки, после чего быстро направилась к хозяйке имения.
Я с улыбкой на лице проводил глазами этот огонь в юбке, а когда повернулся к графу, то наткнулся на его бешеный взгляд.
– Господин хорунжий, может быть, вы объясните мне вашу улыбку сейчас и то легкомысленное общение с княжной, которое я наблюдал несколько минут назад! И что вас связывает с Мари?! – Белёвский буквально кипел, но слова, которые он произносил, были холодными, как лёд.
Я же, глядя на него, чуть не расхохотался, настолько граф мимикой, интонацией был похож на Ипполита из фильма «Ирония судьбы», когда он разбирался с Лукашиным, в каких тот отношениях с Надеждой. Еле сдерживая готовую расплыться по лицу лыбу, постарался ответить со всей серьёзностью.
– Ваше сиятельство, я мог бы вам сказать, что это только моё дело, – и увидел, как голова графа дёрнулась от этих слов, как от пощёчины. – Но судя по всему, вы сильно влюблены в Мари, а она, видимо, дала повод считать вам себя несколько большим, чем её друг.
Граф, с языка которого уже были готовы сорваться слова, после которых всё шло бы к дуэли, дослушав меня, замер. А потом сдержанно произнёс: «Это так!»
– С княжной мы познакомились пять минут назад. Я новый сосед Трубецких по имению, которое расположено рядом с деревней Курковицы. Княгине Трубецкой я ещё даже не представлен, хотя прибыл по её приглашению. Мари меня перехватила.
Пока я произносил эти слова, то видел, как граф оттаивает прямо на глазах. «Вот уже и улыбка на лице появилась. Неужели все влюблённые такие придурки, – подумал я про себя, делая паузу в разговоре. – Хотя интересно было бы на себя со стороны посмотреть, когда был влюблён в Мэй. Общий срок жизни к шестидесяти годочкам тогда приближался, а всё равно вёл себя как идиот. Психовал, ревновал к каждому столбу».
– Надеюсь, я ответил на ваш вопрос, что меня связывает с княжной, ваше сиятельство?
Алексей Алексеевич с радостным выражением на лице кивнул мне.
– По поводу улыбки, с которой я смотрел вслед Мари, то могу только сказать, что на этот ураган и торнадо в юбке по-другому смотреть не возможно. Но самое главное, чтобы эту улыбку она не увидела, иначе будет плохо.
– Это уж точно, – с каким-то облегчением, но обречённо произнёс граф. – Она меняется каждые пять минут общения. И никогда не знаешь, что скажет дальше. Но как вам удалось за столь короткое время добиться того, чтобы княжна позволила называть её Мари? Я такой чести добился через два месяца ухаживаний.
В голосе Белёвского опять зазвучали ревнивые нотки, а сам он опять стал похож на Юрия Яковлева в роли Ипполита. Усмехаясь про себя, ответил:
– Я честно ей признался, что не умею танцевать, а шашка мне нужна на приёме, чтобы избежать возможности попасть впросак из-за незнания танцев. И сделал это в шутливой форме, чем заслужил награду – обращаться к ней Мари. Кстати, ваше сиятельство, она обещала наградить меня ещё раз за то, что я назвал её сиятельной Мари. Княжне очень понравилось, так что берите на вооружение.
– Спасибо. И почему мне такое словосочетание не пришло в голову? – граф сожалеюще помотал головой. – Но как получилось, что вы не умеете танцевать?
– Ваше сиятельство, в той среде, где я родился и вырос, бальные танцы не учат. А в Иркутском училище смог лишь чуть-чуть освоить вальс.
– Постойте-ка, со своей ревностью я был на взводе. И немного прослушал ваше представление. Так вы тот самый казак Аленин, который цесаревича собой закрыл во время нападения, – заметив, как я замялся с ответом, граф продолжил: – Не беспокойтесь, хотя награждение и было закрытым и о нападении на наследника на Амуре как бы не принято говорить, но весь двор об этом знает. Тем более я состою в свите великого князя Сергея Александровича[4], а Мари – фрейлина у Елизаветы Фёдоровны[5]. Весь московский двор год назад был поражён вашей смелостью и самоотверженностью.
«Нет, ну что творится-то, – подумал я. – Куда ни плюнь, в царскую семью попадёшь или в тех, кто особо приближен к их телу».
Граф между тем протянул мне руку и произнёс:
– Господин хорунжий, с этого момента я для вас просто Алекс! Вы принимаете мою дружбу?
– С удовольствием, Алекс! Если вы не против, то я для вас Тимофей. Тимотем, на французский манер, как-то длинновато, поэтому предпочитаю более короткий английский вариант – Тим.
– Хорошо, Тим. Принимается, – граф с ощутимой силой сжал мою ладонь.
А у меня в голове пролетела мысль: «Надо было Тимати представиться, а потом хип-хоп или рэп исполнить. Точно и не помню стиль его песен. Но как бы охренели окружающие! Вот это был бы настоящий шок. А потом меня сразу в дурку». Мои мысленные приколы, как отходняк от удачно предотвращённого конфликта, прекратила княжна, которая, подойдя к нам, с явным удивлением смотрела на моё рукопожатие с графом.
– Смотрю, вы перешли на ты? – заинтересованно спросила Мари.
– Да, сиятельная Мари, мы теперь говорим друг другу Алекс и Тим, – широко улыбаясь, произнёс Белёвский.
– А, господин хорунжий уже и некоторой информацией поделился. Не так ли, Тим?
– Увидев, как вам понравилось сочетание «сиятельная Мари», рассказал об этом Алексу, чтобы и он мог порадовать вас.
– Подхалим и льстец, – произнесла княжна и тихонько рассмеялась, прикрывшись веером.
Дальше было знакомство с хозяйкой имения, которой я был представлен совместно Мари и Алексом. После пяти минут общения с княгиней Трубецкой я быстро определил, в кого характером и неуемностью пошла Мари. А ещё после дополнительных пяти минут общения я был полностью согласен с Алексом, который наедине, мать и дочь встречали и общались с другими гостями, сообщил мне мнение света о Елизавете Эсперовне. Если кратко, то внешностью похожа на маркизу эпохи Людовика XV. Все отмечают отличное образование и большой ум, одаренность с пикантностью и оригинальностью. Трубецкая создала себе определённую роль и в Париже, и в Санкт-Петербурге. Многие считают, что княгиня знает все последние новости. Кто с нею говорил, не мог ею нахвалиться.
Неудивительно, что её салоны посещали и считали себя друзьями такие известные личности и политики, как близкий сподвижник Наполеона III, получивший прозвище «вице-император» Эжен Руэр, а за ним первый президент Третьей французской республики Мари Тьер. Премьер-министр Великобритании лорд Генри Палмерстон и светлейший князь, канцлер Российской империи Горчаков были частыми гостями княгини.
Как понял из информации, которую на меня обрушил граф, найдя свежего и неискушённого слушателя, Lison, как обыкновенно звали Трубецкую близкие ей люди, до сих пор играет видную роль в Петербурге. Политические сплетни для каждого дипломата главное кушанье, а в салоне Трубецкой сосредотачиваются наисвежайшие слухи.
Во время беседы с Алексом, которая периодически прерывалась моим знакомством с другими гостями княгини, я узнал, что граф в начале следующего года получит чин корнета и должность адъютанта у великого князя Сергея Александровича, а пока он, можно сказать, только числится в Сумском полку, выполняя различные поручения своего воспитателя князя. Пару дней назад он вместе с Мари приехал из Москвы на несколько дней в Елизаветино, чтобы соприсутствовать на приёме у Трубецких. Великокняжеская чета их отпустила в небольшой отпуск.
После этого последовал рассказ целого ряда сплетен о жизни Московского двора, из которых я понял не больше двадцати процентов. В смысле, смог определить только пятую часть лиц, о которых шло повествование. Алекс же в дворцовой жизни чувствовал себя как рыба в воде. Да и Мари, которая вместе с матерью дирижировала приёмом, стараясь не обойти своим вниманием и заботой никого из гостей, выглядела, несмотря на молодые годы, опытным профессионалом в светской жизни. Я, если бы не мой новый друг, вернее всего, постарался бы сразу же после представления хозяйке слинять с этого празд