– Я быстро. Они ушли на лошадях вместе с русским по Амуру до того места, где в него впадает Сунгари. Это самый удобный путь зимой. Там дальше по Сунгари довольно большое для этих мест селение Лахасусу, где можно передохнуть и идти дальше в глубь Китая. В устье Сунгари стоит китайский пост. Там обычно располагается взвод солдат с офицером, в селение стоит шао, рота, по-вашему.
– Когда они ушли? – спросил я, прикидывая, что с момента убийства Дарьи прошло около шести часов.
– Около четырех часов назад. Насколько я узнал, задача этих людей была вывести этих революционеров из Хабаровска в Китай. Поэтому у них всё было наготове. Ушли на трёх санях и верхом. Всего двенадцать человек, – Тифонтай глубоко выдохнул и вытер шапкой лоб.
– Спасибо, господин Цзи, вы мне очень помогли. Я обязательно отмечу ваши действия в отчете наместнику. Надеюсь, что это поможет ускорить положительное решение по получению вами российского подданства и сохранить косу, – я встал из-за стола и поклонился на китайский манер Тифонтаю.
Последней фразой я намекнул Тифонтаю, что замолвлю перед цесаревичем словечко о получении китайцем подданства без принятия православия. В противном случае косу купцу придётся обрезать.
– Тимофей Васильевич, у входа в резиденцию вас ждёт мой человек, Ли Юн, он будет вашим проводником. Юн хорошо знает этот путь, а также знает всех офицеров на посту и в шао, которое квартирует в Лахасусу. С чиновниками тоже знаком. Я это говорю, если вы вдруг не догоните их до Сунгари.
– Господин Цзи, я искренне благодарен вам за такую помощь. Надеюсь, ночь будет лунной и мы сможем нагнать упущенное время. Пусть ваш человек готовится. Выступаем от резиденции через час.
– Он готов, Тимофей Васильевич. Сюда прибыл на лошади и со всем необходимым для дальнего пути.
– Отлично. Тогда выступим через пятнадцать минут. Ещё раз спасибо за всё.
С этими словами я чуть ли не бегом кинулся к вешалке, быстро оделся и поспешил с Тифонтаем на выход, по пути успев отправить дежурного казака-конвойца за братами в казарму. Перед резиденцией купец познакомил меня с Ли Юном, который оказался крепким мужчиной лет сорока-пятидесяти, хорошо разговаривающим на русском языке.
Говоря, что выступим через пятнадцать минут, я несколько погорячился, но через полчаса, когда я решил все вопросы по нашей отправке с Головачевым и цесаревичем, надиктовал телеграммы в станицы Головина и Кукелево, откуда должны были выйти на перехват контрабандистов казачьи команды, наш небольшой отряд из четырнадцати человек вышел в путь. Ещё двумя членами нашего воинства стали два казака из амурского взвода, которые правили двумя санями с фуражом. До Лахасусу было около двухсот пятидесяти вёрст. Если выжать из коней всё возможное, то за три перехода можно будет дойти, но боюсь, можно остаться после этого без лошадок. И дальше шлёпать на своих двоих. Это человек выдержит большие нагрузки, а лошадка нет.
Сумерки скоро сменила темнота с растущей луной на небосводе. Её свет позволял осторожно двигаться по проложенному по льду Амура пути. Лёд ещё был слабый и местами дышал, а кое-где виднелись полыньи. Поэтому ближе к полуночи, когда луна скрылась за облаками, решили не рисковать и встать привалом. Тем более, в последнем свете луны на берегу обнаружилось удачное место для стоянки. Ночь прошла спокойно. С утра подкрепившись кулешом, как только стало светать, двинулись в дальнейший путь. В этот день совершили длинный переход вёрст на восемьдесят. Шли столько, сколько смогли выдержать лошади, чтобы не запалить их.
Старшие нескольких встретившихся купеческих обозов подтвердили, что мы на правильном пути и потихоньку настигаем китайских контрабандистов с русским революционером-убийцей. Разрыв сократился уже до двух часов. Контрабандисты также шли на пределе возможной скорости. Завтра, по моим расчётам, должны будем взять их в клещи с казаками-забайкальцами из станицы Головина, названной так в честь первого якутского воеводы. Лишь бы казачки не промахнулись. Амур здесь разветвлялся до четырёх рукавов. Мы-то по следу идём, а им угадать надо или перекрывать все четыре возможных пути движения китайского обоза.
С утра рискнули и выступили ещё затемно, надеясь отыграть время. И не прогадали. Ближе к полудню увидели рядом с китайским берегом трое саней, кучку лошадей, среди которых укрывались, судя по всему, наши беглецы. Дорогу к дому им преградила шеренга казаков человек в двадцать, которые уложили своих коней на снег, лед и, укрывшись за ними, выцеливали противника. Огня пока никто не открыл.
Увидев такую картину, я дал шенкеля своему жеребчику и направил его к китайскому обозу. Мой десяток двинулся за мной, а я попросил Ли Юна, чтобы тот кричал на китайском, что мы никого из контрабандистов не тронем, нам нужен только беглый русский. После этого заорал сам:
– Казаки, я сотник Аленин! Не стрелять! Беглеца живым брать!
Вслед за мной заорал Ли. Моих познаний китайского хватило, чтобы разобрать «не стрелять», «вас не тронут», и всё. Однако китайские любители незаконной торговли его поняли. Стали по одному подходить к саням и складывать туда оружие, после чего и отходили в сторону.
Увидев такую картину, преградившие им путь казаки стали поднимать своих коней и неспешно двигаться в сторону обоза. Нам также оставалось до обоза метров шестьдесят, когда один из китайцев бросился бежать наискосок к китайскому берегу.
– Не стрелять! Живьем брать! – заорал я, разворачивая своего коня в сторону беглеца.
Обогнав меня, вперёд вырвались Чупров Феофан и Шохирев Гриша, размахивая арканами. Увидев эту картину, вернее всего, товарищ Иван чуть довернул в сторону и буквально полетел к китайскому берегу, до которого оставалось метров пятьдесят. С седла я увидел, что тот несётся прямо в большую полынью.
– Стой! – заорал я. – Там полынья! Утонешь!
Чуб, наддав, вырвался вперёд и метнул аркан. Мимо. Следующий бросок сделал Шах, и петля лассо накрыла беглеца. Рывок. Падение тела, и в воздух полетели брызги воды, а тело товарища Ивана пропало из вида. Григорий, сориентировавшись, резко повернул в сторону, уходя от припорошенной снегом полыньи, разматывая аркан на всю длину. Остановил бег коня и потянул на себя верёвку.
В полынье показалась голова беглеца, уже без головного убора. Наконец-то я увидел лицо убийцы своей любимой женщины. Мужчина европейской наружности, лет сорока, с короткой причёской и бородой, свежим шрамом-порезом под левым глазом, смотрел серыми, как свинцовые облака, глазами на окружающих полынью казаков. Течение Амура пыталось утащить его под лёд, но накинутая верёвка аркана не позволяла этого сделать. Я спрыгнул с коня и осторожно пошёл к полынье.
Убийца перевёл взгляд на меня и усмехнулся. Я уставился в его глаза, пытаясь что-то рассмотреть для себя. В ответ наткнулся на уверенный в себе и своей правоте взгляд товарища Ивана, который не только не отвёл свои глаза, а, наоборот, пытался что-то также рассмотреть во мне. Потом я увидел, как в его глазах зажглось торжество, беглец ещё раз усмехнулся, а затем мелькнуло лезвие ножа, перерезающее одним движением верёвку, и мой личный враг скрылся подо льдом.
Глава 14Душевные беседы
– Тимофей Васильевич, как я рад вас видеть, – с этими словами штабс-ротмистр Савельев, встав со стула, вышел из-за стола и направился в мою сторону. – Снимайте верхнюю одежду и проходите. А я сейчас по поводу чая распоряжусь.
Поручкались, и, пока я стаскивал с себя свой гибрид из шкур красного волка, ушанку и всё это размещал на вешалке, а потом прилаживал назад портупею, Савельев успел отдать распоряжения и вернуться за стол.
– Проходите же, Тимофей Васильевич, рассказывайте. Судя по вашему внешнему виду, домой не заезжали?
– Да, я сразу к вам. Надо отчитаться по товарищу Ивану, который, к сожалению, покинул этот бренный мир, – с этими словами я присел на стул около стола Савельева и стал вынимать крышку из полого, деревянного цилиндра, внутри которого хранились мои бумаги.
– Тимофей Васильевич, вы же обещали привести его живым, – с упрёком сказал штабс-ротмистр, при этом с интересом наблюдая за моими манипуляциями.
– Владимир Александрович, поверьте, сам расстроен случившимся. Очень мне хотелось с ним пообщаться. Но кто же знал, что товарищ Иван решится покончить с собой, – я сожалеюще развёл руками, после чего подробно рассказал о наших приключениях и самоубийстве революционера-террориста.
Закончив свой рассказ, я выложил на стол главного жандарма Дальнего Востока листы бумаги, достав их из футляра.
– Вот показания казаков и китайских контрабандистов с переводом на русский язык. Кто смог, тот расписался, остальные пальцы в чернилах приложили. Шмуглеров я отпустил, но кое-что они интересное рассказали.
В этот момент мне пришлось сделать паузу, так как в кабинет принесли чай. Грея руки о подстаканник, сделал несколько глотков крепко заваренного чая. Насладился тем, как по телу потекла тёплая волна. Всё-таки почти пять суток на морозе пробыли. Тело просто хотело тепла. Ещё после одного глотка продолжил:
– Так вот, старшего этой команды контрабандистов, Ли Киу, товарищ Иван нашёл во Владивостоке почти два месяца назад. Этот китаец занимался контрабандой из Гирина во Владивосток через Хунчунь и обратно летом, а также из Гирина через Лахасусу в Благовещенск и назад зимой. В Хабаровск никогда не ходил. Но наш уже покойный знакомый предложил столько, что Ли Киу нанялся к нему на два месяца или больше, если понадобится. Вся задача Ли и его людей заключалась в том, чтобы находиться в Хабаровске в обусловленном месте и в любой момент быть готовым вывести трёх или четырёх человек в Китай. Поэтому Тифонтай их так долго и искал. Люди новые, нигде не светились. Кроме товарища Ивана китайцы больше никого не видели, – я перевёл дыхание, чем воспользовался Савельев.
– И как много заплатил?
– Да двести вот таких монеток, – с этими словами я положил на стол перед штабс-капитаном золотой соверен, или фунт стерлингов.