– О принцессе, Лис, о принцессе, – отозвался я, представляя перед глазами облик той, которая действительно являлась настоящей принцессой государства Великий Чосон или «утренней свежести». Чуть меньше года назад свела меня судьба с той, которую я мог бы назвать своей любовью, но между нами стояла огромная пропасть в социальном положении: я казак, а она пусть и беглая, считающаяся мертвой, но принцесса. Я опять окунулся в воспоминания, благо время до прибытия цесаревича было.
В конце июля 1890 года я вместе с первым старшим отделением вернулся из почти полуторамесячного похода с поисковой партией золотопромышленника Ельцова. Первоначально со всей осторожностью и разведкой посетили разгромленный в прошлом году лагерь хунхузов на Ольгакан. Золота в нем мы не нашли, но кое-что для дальнейшей продажи нашему десятку досталось. С нами не пошел Дан. После боя с хунхузами на Ольгакан и засады в распадке Петра Данилова будто бы оглушило, а нападение красных волков на обоз, видимо, совсем его сломало психологически. Особо это в глаза не бросалось, но когда мы собирались в охрану поисковой партии купца Ельцова, Дан лично попросился у меня остаться для обучения мальков. В его глазах я тогда увидел страх смерти. Его решение устроило всех, тем более что у Петра был педагогический талант по обучению различным дисциплинам, включая и воинские.
Поисковая партия, возглавляемая одним из управляющих купца Ельцова, после лагеря хунхузов дошла до устья Ольгакан и вышла на каскад небольших озер, где на ручье, который назвали Медвежьим, нашли следы старательской стоянки. На этом ручье буквально за месяц старатели намыли около тридцати фунтов золота в песке и самородках. По самым скромным государственным ценам – более чем на десять тысяч рублей. С учетом такого успеха, Иван Петрович Ельцов на радостях расщедрился и добавил нам при расчете еще по двадцать рублей премии. Все казачата получили по сто двадцать рублей, мне перепало сто сорок. Всю премию мы скинули в казну отряда. Необходимо было финансово простимулировать педагогическую деятельность Дана и решать вопрос с экипировкой мальков. Последние пришли в отряд собранные по вековому принципу младшего в семье: одежда, снаряжение и вооружение если еще не развалились, то скоро развалятся. Эта проблема и заставила всех «старшаков» через три дня пойти на охоту. Надо было пополнить запас мяса для школы и шкур на продажу.
Теперь в моем доме-казарме в течение пяти дней проживало младшее отделение, старшаки же прибегали на зарядку, разминались на полосе препятствий, тренировались в стрельбе (условно), фехтовании, рукопашном бое. Учились сами и учили мальков. Завтракали и обедали вместе. И накормить двадцать рыл было проблематично. Атаман Савин, как в свое время Селеверстов, относился к снабжению школы по принципу «нужда научит калачи печь». Вот мы и учились выживать в основном за счет даров леса. В тот день разъехались на охоту привычными тройками и двойками.
Я и Ромка решили проехаться до поляны в лесу недалеко от острова Разбойный, где часто появлялись семейства кабанов, так как там росли немногочисленные дубы. На одном из этих дубов мы с Ромкой еще в прошлом году сделали хороший лабаз и уже неоднократно добавляли в рацион школы кабанятину. А сейчас по временным срокам как раз молодые поросята вес нагуливали.
Оставив метрах в трехстах от поляны лошадей, мы уже почти добрались до поляны, когда услышали выстрелы, по звуку похожие на выстрелы из карабинов, а вот последующие частые глухие выстрелы заставили насторожиться.
– Кто это, Ермак? – шепотом спросил Ромка.
– Не знаю, Лис, – так же тихо ответил я, передергивая затвор винтовки и досылая патрон в патронник. – Похоже на выстрелы из револьвера, а у нас в станице такого оружия нет. Вперед! Только тихо и осторожно.
Роман, дослав патрон в патронник, по-кошачьи тихо двинулся за мной, отставая на пару шагов и фиксируя взглядом правую полусферу, я же контролировал левую. Когда подошли к деревьям, за которыми открывалась поляна, впереди нас снова раздалось два выстрела, наверное, из револьвера, а потом четыре хлестких выстрела из винтовки. Затаившись за деревьями, я и Ромка внимательно наблюдали за поляной.
Через пару минут на поляну выбежали двое мужчин, одетых в корейскую одежду. За несколько посещений Благовещенска я уже научился различать китайцев и корейцев, а также японцев по их национальной одежде.
Высокий мужчина в возрасте и низкий подросток лет десяти-двенадцати были обряжены в широкие штаны паджи, заправленные в кожаные сапоги-поршни или качжуксины, чогори-рубашки и чокки-куртки. Головы мужчин покрывали повязки из черной ткани. За плечами у обоих были небольшие мешки. Старший держал в руках револьвер, пытаясь на ходу перезарядить его, при этом он сильно припадал на правую ногу. Мальчишка шел-бежал рядом, то и дело оборачиваясь назад. Пара успела добраться до середины поляны, когда вслед за ними из леса вышли десять или двенадцать вооруженных карабинами типов, в которых я, как в дежавю, узнал цинских конников. Одинаковые китайские темно-синие куртки и шаровары из дабы, заправленные в короткие кожаные сапоги. На голове шляпы с широкими полями, подбитыми синей материей. В руках винтовки, на поясе сабли, на груди перевязи-патронташи.
Старший из беглецов повернулся, вытянул руку с револьвером и выстрелил. Нет, я, конечно, понимаю, что если ты голливудский Клинт Иствуд, можно и со ста метров из револьвера, судя по всему, русского Смита-Вессона, попасть, но реально лишь метров с двадцати пяти. Как вспомню родной макаров, так плакать хочется. Кажется, кинь им в мишень, которая стоит в двадцати пяти метрах от тебя, и попадешь, а из пистолета стреляешь – и не попадаешь. Потом, конечно, стрелять научили, попадать тоже, и в движении, и с двух рук. Но первые мои впечатления от стрельбы из пистолета макарова можно охарактеризовать как полную беспомощность.
Стрелок из револьвера ожидаемо ни в кого не попал, а вот три ответных выстрела китайских конников привели как минимум к двум попаданиям, и стрелок кулем повалился в траву. Пацаненок, который убежал вперед, развернулся и бросился к упавшему, а добежав до него, встал перед ним на колени.
От стоящих на краю поляны двенадцати китайских солдат к лежащему на земле мужчине и стоящему перед ним на коленях мальчишке направился, судя по вышитой куртке, танчжуану и тюрбану на голове, цинский офицер, за которым потянулись остальные китайцы. Офицер подошел к подростку и снял рывком повязку из черной материи с его головы. По плечам подростка рассыпались длинные темно-каштановые волосы. Солдаты что-то со смехом залопотали, но резко затихли после грозного окрика офицера, который потянул из ножен саблю.
Когда офицер занес саблю для удара по шее стоящей на коленях девочки, меня будто перемкнуло. Представив, что там стоит на коленях моя пропавшая сестра, которая, как все в роду Алениных, была темноволосой, я выстрелил в офицера навскидку, а затем выпустил еще четыре пули по солдатам. Рядом стрелял Ромка. Из-за несогласованности и торопливости наших с ним действий, трех солдат я и Ромка поразили одновременно, поэтому, когда в обойме у меня и Лиса закончились патроны, на ногах оставалось еще шестеро китайцев. Каждый из них успел выстрелить в нашу сторону, и теперь пятеро, лежа на земле, перезаряжали свои винтовки, а шестой направился к девчушке, вынимая из ножен широкий палаш.
Я понял, что перезарядиться не успеваю, сумбурно крикнув Ромке, чтобы тот прикрывал, понесся в сторону девчонки, доставая на ходу из плечевого ремня РД ножи для метания. Норматив бега на шестьдесят метров для мастера спорта около семи секунд, но мне показалось, что я это расстояние пробежал быстрее, успев по дороге метнуть два ножа в двух солдат, которые успели перезарядиться и выцеливали меня. Выстрелить успел только один и, слава богу, мимо. Третий метательный клинок вошел в горло солдату, который занес для удара по девочке палаш.
Гася скорость, я упал грудью на землю, прокатившись как футболист по траве, по пути подобрав саблю убитого офицера и пропустив над собой две просвистевшие пули. Вскочив на ноги, я оказался лицом к лицу с бойцом, который растерянно ловил меня, такого близкого, на мушку карабина. Наклон корпуса в одну сторону, перекат в другую – и сабля снизу вверх вонзилась в пах этого кривоного кавалериста. Первый есть!
Вскочил на ноги и ушел прыжком в сторону. Выстрел, пуля взрыла землю в том месте, где я только что стоял. Вновь уход в сторону. Зря только патроны тратите. Неудобно в ближнем бою стрелять из винтовки. Еще раз качнул маятник, быстрый проход вперед, и сабля рубанула по пояснице прозевавшего мой обходной маневр китайца. Отличный клинок, даже не почувствовал, как кончик сабли перерубил позвонки. Второй готов!
Опять уход в сторону – и мои два оставшихся противника оказались выстроены в линию передо мной. Тот, который стоял первым, бросил разряженный карабин и достал палаш, а вот второй, в которого я не попал метательным ножом, а только заставил промахнуться, пытался быстрее перезарядиться. Все-таки мне сильно повезло в том, что эти солдаты были вооружены однозарядными карабинами Маузера 1871 года выпуска. Тем нам лучше и продолжим. Подшаг вперед, и я снимаю саблей со своей головы нисходящий удар палашом. Шаг в сторону, и колющий удар цинского кавалериста проходит мимо меня. Ошибка, мой узкоглазый друг, шаг вперед, еще вперед, удар саблей с поворотом корпуса по горлу. А за ошибки нужно платить! Третий есть!
Инерция удара развернула меня к пытающемуся в панике зарядиться солдату. Шаг вперед, выпад, и сабля пронзает горло мертвеца. Последний! Все!!!
На все мои действия, начиная со старта из-за дерева, ушло не больше пятнадцати секунд. Я с трудом перевожу дух, показалось или нет, но кажется, все это время я не дышал. Вот это была скорость! В этот момент девочка подняла голову и посмотрела на меня, а я, увидев ее лицо и глаза, понял, что погиб полностью и безвозвратно. Амур высадил в меня не один, а два колчана стрел.