15 июля. Сегодня распоряжается не С. О. Макаров, а командир М. П. Васильев, он решил вывести «Ермака» на старый след, который я вчера видел, когда ходил за пылью. Задача свелась к тому, чтобы повернуть судно и вывести на этот след, обозначенный полыньей, забитой льдинами. Повернули с помощью завезенных с носа и кормы «ледяных» якорей, и теперь идем, хотя и – с перерывами… назад от Земли по тому пути, по которому неделю тому назад радостно шли к Земле, готовясь к береговой экспедиции. Что делать? Против льда в состоянии сжатия и «Ермак» бессилен. Новая Земля уже на много процентов для моей работы проиграна. Температура сегодня –4,5°. хотя солнца нет; падает не то снег, не то дождь. «Ермак» движется – и то хорошо; след прежний давно потеряли.
16 июля. Вечером опять медведь. Подходил к корме осмотреть «Ермака», но высыпало много народу, и, главное, собаки стали неистово лаять, так что на этот раз зверь решил уходить. Несколько охотников побежали за ним, но, конечно, не догнали. У медведя неуклюжесть кажущаяся, на самом деле он очень ловок, а если бы не шуба, то был бы и грациозен. Перед обедом ходил осматривать старый след «Ермака», нашел на льду бурые комки, которые оказались диатомовыми водорослями, очень заинтересовавшими ботаника И. В. Палибина.
17 июля. Ничего нового. Машины застопорены. «Ермака» сдавило, левый борт подняло на фут. Пробу на сжатие ледокол выдержал прекрасно. Скучали, просидели в каюте доктора (наш клуб) до 2 часов ночи. Шел снег.
18 июля. Вчерашний западный ветер, очень сильный, прекратился; надежда наша, что он перейдет в восточный, рухнула. Пробовали заводить ледяные якоря – ничего не вышло, сдвинулись на миллиметры. Вчера, говорят, видели моржей, но никому не сказали. Температура воздуха +2°, снег тает, но лед в сжатии. 10-й день нашего плавания. Новоземельская геология не про меня.
19 июля. Никакого движения. Работали брашпилем и прогнули вал, вырвали также часть чугунной станины: механикам работа. Погода удивительная, весь день солнце, горизонт открытый. Новая Земля как на ладони.
20 июля. Никакого движения. С час пробовали толочь носом «Ермака» лед. Вечером пускали змея с самопишущими приборами, летают отлично. При спуске я хотел подхватить змея, но не заметил, что люк покрыт только брезентом, провалился и упал прямо на свиней, которых жили на угле; в нашей жизни и это развлечение; много на мой счет зубоскалили. Ветер северо-восточный, тот, который, как мы надеемся, должен разбить лед.
Снеговую воду пропустил сквозь фильтр, но не только метеорной, но и вообще ни одной пылинки не нашел. Такова чистота воздуха, и не мудрено, что не только все здоровы, но и больной, которого было оставили умирать от воспаления легких в тромсёнской больнице, быстро поправляется и теперь здоров.[87]
22 июля. Эти дни не было времени писать, потому что я много ходил. 20 июля прошли немного по каналу, а 21-го прошли по каналу 3 1/2 версты со съемкой. К обеду «Ермак» уперся в конец канала. На другой день на разведку вышли три партии. Прогулялись отлично, потому что погода в общем была хорошая, но новости были неутешительные: лед везде торосистый, тяжелый; мы, например, прошли к западу верст 6 и ничего хорошего не видели. За прогулку все сильно загорели. Вечером совещание – что делать. Ясно, что единственное наше спасение – ветер, и ветер восточный. Лед с поверхности усиленно тает, но под водой – нет; это видно и по температуре воды и по тому, что лед внизу не пористый, какой был у Шпицбергена. Утром дул порядочный ветер с юга нас продрейфовало на 10 миль к северу, и мы теперь как раз против полуострова Адмиралтейства.
23 июля. То же. Таяние идет энергично, и там, где раньше можно было ходить безбоязненно, теперь проваливаешься. Когда в первый раз ходил по ледяному полю, то дороги не разбирал, даже по проталинам проходил свободно, теперь об этом и думать нельзя. Торосы ослабли, под ногами осыпаются. Таяние компенсируется сжатием, что видно было непосредственно (образование торосов, смыкание каналов – трещин на глазах). Вечером совещание – до первого часа ночи; ни до чего не договорились.
24 июля. Утром пошел смотреть лед по составленной программе. «Ермак» в это время пробивался вперед. Со стороны очень величественная картина. Ледокол при общем ликовании прошел 1 1/2 мили, но затем на торосе застрял; бились до вечера, но не одолели его.
25 июля. До завтрака разворачивались якорями. Ночью был мороз –3,5°, снасти покрылись инеем. Плохо дело. Вечером медвежьи дела. Фагервик заметил медведя и, никому не сказав, ружьем побежал на лед его убивать, за ним еще охотник, в пылу с голыми руками. Шестью пулями подстрелил медведицу, но когда седьмым выстрелом был убит медвежонок, то мать поднялась, и ее убили восьмым выстрелом.
26 июля. Сильный южный ветер сдавил все льдины, затянул полыньи: густой снег довершил зимнюю картину. Видели медведя, ленивым и неуклюжим галопом ушедшего на запад, выбирая путь между торосами. Сегодня стояли – бесполезно тратить уголь. Надо видеть этот лед, чтобы понять, что с ним ничего не поделаешь.
27 июля. Ветер, не перейдя в восточный, стихает. Напортил и перестал дуть. Прочел уже всю полярную литературу, какая была в моем распоряжении. Сегодня прочел книжку Варнека командира «Пахтусова». Как и везде, говорится об изотермах в июле +6°, о свободной воде по западному побережью Новой Земли и пр. Неужели мы сидим в плавающем ледяном острове? За обедом адмирал сказал, что, выбравшись изо льда, мы только обойдем Новую Землю, бросив порт Диксона, Землю Гиллиса и пр., мне это на руку, и я жду раздвижки как манны небесной.
28 июля. Пробиваться и не пробовали. Погода прежняя. Ночью –3,5°.
29 июля. С сегодняшнего дня будем пробиваться к западу неуклонно. Прошли три длины судна, уперлись в торос и вечером отправились пешком к западу на разведки. Прошли с версту – ничего утешительного. На возвратном пути на глазах происходила сильная подвижка льда. Места, где мы проходили полчаса тому назад, разверзлись на 1,5 сажени. Льдины имели в поперечнике 10–25 саженей, из-под них выныривали льдины второго слоя, торосы перевертывались, рассыпались льдины, сходясь, обкрашивались и вздымались в новые торосы; все это происходило при тихой погоде, как бы беспричинно. Явление стихийно-зловещее; чувствовалось, что подо льдом океан. Насилу мы добрались к «Ермаку», но, взяв нас, он прошел только сажен 100, так как лед нажимал все время.
30 июля. Утром совещание о вынужденной зимовке. Предполагается если лед не разойдется, послать партию в Кармакулы, единственное становище на Новой Земле. По-видимому, в эту экспедицию попаду и я. Цель экспедиции – дать знать в Петербург о положении, в которое попал «Ермак». Идти надо с ледянкой. Ветер продолжает дуть с запада; какое-то проклятие[88].
31 июля. Адмирал предложил мне начальство над экспедицией, с правом выбора ее состава. Пригласил идти милейшего лейтенанта Неупокоева; кроме того, из палубной команды идут двое и из машинной двое, всего шесть человек, при 2-месячном запасе.
1 августа. Пробовали на льду ледянку: с 30-пудовым грузом идти и думать нечего. Пробовали норвежскую шлюпку, купленную в Тромсё, оказалась и пустая не под силу, поэтому остановились на двойке. До Кармакул 220 верст.
2 августа. В. Е. Гревениц предложил новый проект: идти вдвоем с боцманом Тамманом, взяв нарты (подарок Нансена), 2-недельный запас и парусиновую байдарку. Идея Гревеница другая, чем то, что было выдвинуто адмиралом на совещании: в основу положена легкость, а потому быстрота. Вес байдарки и провизии только 7 пудов. До Сухого Носа Гревениц рассчитывает дойти в 5 дней. Они уже начали строить бамбуковый остов байдарки.
Ветер заштилел, а нас отнесло к западу на 4 мили; так как восточного ветра не было, то, очевидно, сдавленный западными ветрами лед теперь расползается на большую поверхность.
Сегодня человек сорок работали на льду: кололи лед под левой скулой «Ермака», чтобы он мог повернуться немного, зайти в полынью и получить возможность разгона. Работы были названы «каторжными», но в шутку, потому что были всем приятны как деятельность. Мной был предложен даже «калифорнийский» способ: разрушать лед сильной струей, оказавшийся мало действительным. Весь наш труд – пирамида сложенного нами льда – оказался для «Ермака» игрушечным: когда дали ход, он наших трудов не заметил и уткнулся в старую ржавую ямку, отпечатанную его носом во льду раньше 3 августа.
Со стороны глядя, дело выходит позорное: начать работу с полуострова Адмиралтейства и, не подойдя к нему, застрять, притом не на мели или камнях, но во льду (ледокол!). Но если посмотреть, что проделала с нами природа, то придется оправдать и судно, и руководителей экспедиции. Температура поверхностной воды вместо +4–6° была отрицательная, целый месяц вместо восточных дуют западные ветры, наторосившие такую кашу, что ее надо сначала видеть, а потом винить «Ермака». Средние данные датского сборника[89] не имеют ничего сходного с тем, что выпало на нашу долю.
Адмирал решил, что одновременно с байдарочной экспедицией Гревеница в Кармакулы должна идти также наша, но на край льда, причем мы должны были три дня выжидать какую-нибудь норвежскую шхуну, промышляющую на краю льда, и зафрахтовать ее в Варде; если же шхуны не окажется, то оставить на льду почту и идти назад к «Ермаку».[90]
9 августа. Около недели не писал. За это время произошло много событий: мы вышли изо льда и идем теперь к Земле Франца-Иосифа. События же вкратце были такие. Наша партия уже собиралась идти на край льда, а партия Гревеница – в Кармакулы. Во вторник было назначено наше выступление, но накануне наша партия была отменена, и очень разумно, потому что, как потом оказалось, у края льда находилась очень широкая полоса битой ледяной каши, по которой ни шлюпкой, ни пешком двигаться невозможно. Но кармакульская партия должна была идти. Все легли спать под тяжелым впечатлением нашего тюремного во льду положения.