Мне для него такой ерунды не жалко. Я повернулась к нему и послала воздушный поцелуй свободной рукой.
– Все, мы в расчете, – заявила я.
– Нет, дорогая, – непреклонно ответил он. – Мы договаривались, что ты меня именно целуешь, так что воздушный поцелуй не подходит.
За его спиной я увидела Олафа. Он о чем-то оживленно говорил с Фогель, заметив меня со Штаденом, раздраженно передернулся и обошел нас. Я проводила его взглядом и повернулась к «мужу».
– Никак не подходит, говоришь, – воинственно сказала я, вырвала руку из его захвата, обняла за шею, как он меня учил в своем родовом поместье, и пылко поцеловала. – Все, теперь мы точно в расчете.
– Должен тебе сказать, дорогая, – тихо проговорил Штаден, – что твоя экспрессия пропала зря. Он на тебя даже не смотрел.
– Ничего, – хмуро ответила я. – Ему непременно расскажут.
– Ладно, Штерн, – усмехнулся он. – Будем считать вчерашнее боевой ничьей. Ты меня поцеловала, я не лезу в твою жизнь неделю. Можешь встречаться хоть с Олафом, хоть с Дитером.
Я возмущенно на него посмотрела и пошла к нашему с Гретой обычному месту. Хорошо, что Штаден в этот раз сел от меня подальше и не нервировал своими вопросами. Но вот Олаф с Фогель находились совсем рядом. Мне достаточно было скосить немного влево глаза, чтобы увидеть эту воркующую парочку.
– И как это называется? – тихо пробурчала я Грете. – Ко мне он целый год подойти боялся, только смотрел, а с ней у него все сладилось практически мгновенно.
– А я тебе говорила, помнишь? Что найдется кто побойчее и уведет. Уверена, что это больше от Фогель зависело, – ответила подруга. – Она как липучка – пристанет, так с трудом избавишься.
– А этот гад, – кивнула я в сторону Штадена, – добренький такой. «Встречайся хоть с Олафом, хоть с Дитером». Знает ведь, что Олаф ко мне сейчас не подойдет, а Дитер мне абсолютно не нужен. И библиотека еще висит, – совсем тоскливо добавила я.
– Давай я с тобой ходить буду, – предложила подруга. – Все-таки виноваты мы обе, а отдуваться приходится только тебе.
– Смысл? – пожала я плечами. – Нет, там, конечно, будут рады рабочим рукам, но отработку мне все равно не уменьшат. Потрать лучше это время на Марка, у меня все равно никакой личной жизни нет и не предвидится, можно и в библиотеке посидеть.
Но насчет отсутствия личной жизни я погорячилась. Когда я возвратилась из библиотеки, то опять обнаружила Веделя перед дверью в нашу комнату. Надо же, мой «муж» на дуэли не отбил у него желания ко мне приходить. Интересно, ему Штаден тоже персональное разрешение дал? Я замедлила шаг и начала раздумывать, как бы его повежливей отправить подальше. И вдруг по коридору прошла сладкая парочка – Олаф с этой гадюкой Фогель. И планы мои тут же изменились. Что там Грета говорила про ревность?
– Дитер, я так рада вас видеть, – сказала я со счастливой улыбкой и заметила краем глаза, как вздрогнул Олаф. Ага, значит, тебе не все равно!
Мне на руку сыграло врожденное любопытство Фогель, она замерла и хищно уставилась в нашу сторону, и все попытки Олафа ее увести позорно провалились. Как же, Фогель почуяла новую сплетню, значит, с места сдвинуть ее теперь невозможно! Дальше я работала уже исключительно на публику и радостно отмечала, как все больше и больше хмурится Олаф. И вот так в состоянии эйфории от эффекта флирта с Веделем я пребывала, пока не обнаружила, что, продолжая оживленно разговаривать, двигаюсь в сторону театра, на посещение которого как-то незаметно для себя согласилась. У меня сразу появилась трусливая мысль отыграть все назад, но Фогель так и таращилась нам вслед, поэтому я храбро решила, что от посещения театра еще никто не умирал. И понадеялась, что не стану первопроходцем в этом вопросе.
Ведель был очень вежлив и внимателен. Беседовать с ним было интересно – учеба и ее сложности, магия, книжные новинки, последние королевские сплетни, – он знал все и был не прочь поделиться своим знанием. А спектакль оказался из разряда тех трагедий, где действующие лица умирали одно за другим, так что невольно возникал вопрос, не подрабатывают ли актеры в соседнем театре, где представление начинается немного позже. А что, очень удобно – умер на этой сцене, перебежал через площадь на соседнюю, и вот ты уже счастливый герой-любовник. В конце пьесы живых осталось мало. Так только, чтобы было кому выйти на аплодисменты зрителей. Довольно жидкие аплодисменты.
Мы с Дитером решили, что поход в театр не удался, и договорились сходить послезавтра еще раз. Он проводил меня до комнаты в общежитии, поцеловал руку и ушел, очень довольный. А я начала думать, как это так получилось, что я, не желая идти с ним никуда, не только пошла сегодня, но и согласилась пойти еще.
– Как спектакль? – ехидно спросила Грета.
– Ты откуда знаешь? – удивилась я.
– Здесь Фогель кругами бегала, – пояснила подруга, – и рассказывала всем, как неприлично ведут себя некоторые замужние дамы. И что она бы на их месте ни за что бы никуда не пошла с посторонними. Олаф, кстати, был хмурый-хмурый.
– Я и согласилась, чтобы его позлить, – призналась я. – Они как раз по коридору шли. Ты же не думаешь, что мне так хотелось куда-нибудь пойти с Веделем?
– Видишь, Олаф все-таки ревнует, – заметила подруга.
– Ревновать-то ревнует, но ходит все равно с Фогель.
– Ничего, – жизнерадостно сказала Грета, – если ревнует, недолго им вместе ходить.
И слова подруги пролились на мое исстрадавшееся сердце животворным бальзамом.
Глава 16
Ведель появлялся почти каждый день, что неимоверно раздражало Штадена. Наверняка он уже десять раз пожалел о своем опрометчивом решении. Видимо, «муж» не ожидал, что я соглашусь с кем-либо выйти в люди. Злить Штадена неожиданно оказалось почти так же приятно, как вызывать ревность у Олафа. Они оба ходили мрачные и надутые. И если Олафа еще как-то шевелила Фогель, то Штаден взял на себя обязательства не заводить романов на этой неделе, и шевелить его было некому. Но договоренность нашу не нарушал и разборок с Веделем не устраивал.
На выходные я наотрез отказалась ехать в поместье. У меня есть уважительная причина – отработка в библиотеке, и я не хочу из двух недель делать четыре, ведь три пропущенных дня на поездку мне никто не спишет, а я хотела разделаться со своим наказанием как можно быстрее. Штаден повозмущался, но, как мне показалось, больше для приличия, и уехал один. Ну и замечательно, пусть тренируется тоску по любимой жене изображать. Чувствую, скоро ему это постоянно придется делать.
Вечером пятницы опять подошел Ведель. В этот раз мы никуда не ходили, а просто болтали в нашей комнате, благо к Грете пришел Марк, который очень быстро нашел общий язык с моим поклонником. Хохотали мы почти без перерыва, так что мне даже грустно стало, когда парни разошлись.
– Эрна, ты слишком обнадеживаешь Веделя, – неожиданно сказала мне Грета. – Разочарование для него будет ударом.
– Тебе его жалко? – удивилась я.
– Он нам ничего плохого не сделал. Пирожные приносит. Между прочим, мои любимые. Да и так он ничего.
– Ага, – согласилась я, – как вспомнишь его на тех курсах, так облизываться начинаешь. Грета, я ему ничего никогда не обещала. Он знает, что я замужем. И потом, ты мне сама советовала с кем-нибудь пофлиртовать, чтобы вызвать ревность у Олафа.
– Мне кажется, ты вызвала ревность не только у Олафа, но и у Штадена, – пояснила подруга. – А если твой «муж» прибьет Дитера, то мне лично будет жалко.
Я задумалась. А ведь мне тоже, пожалуй, будет жалко. Надо же, я и не заметила, как Ведель перестал мне быть посторонним человеком и вошел в круг друзей.
– Наверное, ты права, Грета, – тяжело вздохнула я. – Скажу ему завтра, чтобы больше не приходил. Все равно неделя, отпущенная мне Штаденом, истекает. Хотя с Дитером весело.
– Мне он нравится намного больше Олафа, – внезапно сказала Грета. – Все-таки Штаден Веделя поединком прилично унизил, а на желании Дитера встречаться с тобой это никак не повлияло. А вот Олаф… Я не уверена, что его от общения с тобой не страх останавливает. Как-то он чересчур нарочито встречается с Фогель.
– Он сам тогда Штадена вызвал! – возмутилась я наглым поклепом на своего любимого.
– Олаф почти не рисковал. Вспомни, Штаден за все время, что у нас учится, еще никого не добил и даже не покалечил, – продолжила размышлять подруга, – он обычно ограничивается небольшими повреждениями, которые быстро залечиваются в целительском крыле. Олафу ничего страшного не грозило. Но если бы он Штадена не вызвал, то его обвинили бы в трусости. Когда ты вмешалась, он нашел удачный предлог, чтобы с тобой больше не общаться. Поэтому если он и попробует вернуться, то не раньше, чем ты со своим «мужем» разберешься.
Я удивленно на нее смотрела. Неужели она действительно так думает? Нет, мой Олаф не такой! Просто он тогда на меня очень обиделся.
– Эрна, посмотри правде в глаза. Он знает, что у тебя серьезные проблемы со Штаденом, но не думает хоть как-то помочь. Одно из двух – или не любит тебя, или боится Штадена.
– А что он может сделать, Грета? – возмутилась я.
– Не знаю. Но я бы не доверяла человеку, который способен оставить тебя наедине с такими серьезными проблемами.
– Какие-то странные мысли у тебя в последнее время, – не выдержала я. – То ты говорила, что Штаден непременно захочет меня убить, чтобы освободиться. Теперь вот на Олафа наговариваешь. А Ведель у тебя разве что только без нимба над головой.
Грета задумалась над моими словами.
– Может, потому, что Ведель мне нравится, а эти двое – нет? – неуверенно предположила подруга.
– Нравится? Грета, а как же Марк? – испугалась я.
– Эрна, ты чего? – удивилась подруга. – Марка я люблю, а Ведель мне просто как человек нравится, понимаешь, не больше. Хотя, конечно, у него такой торс…
Да, ну и логика у подруги! Не нравится – значит, на любую гадость способен, нравится – значит, образец мужчины. Торс, видите ли, у него! А торс у Штадена, если уж на то пошло, ничуть не хуже. Да, честно говоря, Дитер ему вообще по всем статьям проигрывает! Меня даже обида за «мужа» взяла. Интересно, как он там отцу объясняет мое отсутствие?