Подчиняясь военному долгу, Джордан обязан выполнить приказ, хотя понимает его бессмысленность. Вместе с партизанами он атакует мост; описание этого боя относится к самым волнующим, впечатляющим страницам романа. Мост подорван, партизаны, преследуемые фашистами, отходят, и в этот момент Джордан тяжело ранен в ногу. Он не способен более передвигаться, партизаны не могут его вынести с поля боя. У Джордана остается один выход — застрелиться. Так когда-то в тяжелых обстоятельствах поступил отец Джордана и так же, мы знаем, ушел из жизни отец Хемингуэя. Когда-то подрывник Кашкин просил Джордана, чтобы тот пристрелил его: Кашкин боялся попасть в руки врага. Но Джордан решает сражаться до конца, задержать фашистский отряд, прикрывая своих товарищей. Джордан прощается с Марией, которой безмерно тяжело его оставлять. В финале романа Джордан лежит с перебитой ногой под сосной на том самом месте, где с ним встретился читатель на первой странице книги. Он сжимает в руках ручной пулемет и готов принять последний бой с приближающимся фашистским конным патрулем…
3
«Колокол» — сложное по замыслу произведение. Это видно в обрисовке Джордана и других героев. Когда-то в романе «Прощай, оружие!» предшественник Джордана, лейтенант Фредерик Генри, чуравшийся «высоких» слоев, говорил о своей ненависти к войне. Джордан — сознательный участник справедливой антифашистской борьбы. В его предсмертном монологе мы слышим такие слова: «Я сражался за то, во что верил». В начале испанских событий он пережил пору энтузиазма, ощутил себя «участником крестового похода», принявшим на себя долг «перед всеми угнетенными мира». Позднее, во многом под влиянием журналиста Каркова, он стал более трезво смотреть на вещи.
И вместе с тем Джордан не коммунист, «не настоящий марксист». Правда, в горниле антифашистской борьбы он сознательно подчинился «коммунистической дисциплине». Но символом веры для Джордана все же остаются принципы, заложенные в великих документах американской демократии, в Билле о правах, в Декларации независимости. У него с коммунистами — общий враг, но их конечные цели различны.
Безусловно, в уста Джордана Хемингуэй вложил и некоторые собственные тревоги и раздумья. Джордан — достаточно сложная в идейно-психологическом плане фигура. Американец, впитавший в себя демократические идеалы, сталкивается в Испании с мучительными проблемами, порожденными гражданской войной и революцией. Одна из них — неизбежность насилия. Другая — необходимость жертвовать человеческими жизнями во имя высших целей. В Испании Джордан видит, как в пламени борьбы гибнут порой невинные люди, а военная дисциплина проявляется нередко с неоправданной жестокостью. Он переживает внутреннюю борьбу, сомнения, которые были чужды прежним хемингуэевским героям. Джордан понимает необходимость суровости по отношению к врагам, но его внутренний голос не может с этим согласиться: «Ты не должен стоять за убийство. Ты должен убивать если это необходимо, но стоять за убийство ты не должен».
В «Колоколе» вновь проявилось живое чувство Хемингуэя к Испании, ее народу, культуре, ее природе. Партизаны отряда Пабло, живые, подлинно национальные характеры, составляют как бы собирательный образ народа.
Прекрасен старик Ансельмо, терпеливый, миролюбивый и одновременно мужественный, верный помощник Джордана. Лучшие народные черты олицетворяет партизанский вожак Эль Сордо. Своеобычна Пилар, жена Пабло, цыганка, один из самых оригинальных женских образов, вышедших из-под пера Хемингуэя, в которой сочетаются ум и суеверие, хитрость и чувство собственного достоинства. Обаятелен юный Андрес, наивен и беспечен цыган Рафаэль, храбр подросток Хоакин, принимающий смерть вместе с Эль Сордо, великодушен Агустин, соперник Джордана в любви. Эти простые неграмотные люди, разбуженные революцией, поверили в республику и ее идеалы.
Но, симпатизируя людям из народа, Хемингуэй никогда не следовал стереотипам, бытовавшим в литературе «красных тридцатых»: если бедный — то благородный, если богатый — носитель всяческих пороков. Простые крестьяне у Хемингуэя бывают и грубы, и примитивны. Бедность отнюдь не является гарантией от перерождения и жестокости; пример тому — Пабло.
Писатель стремился исследовать истоки испанской трагедии. И здесь он проявил немалую проницательность и смелость. Интересны описания отеля «Гейлорд», образы советских военных советников, внесших большой вклад в защиту республики; в создание регулярной армии, в ее оснащение передовой военной техникой. Направляясь в штаб Гольца, Андрес впервые видит части, готовящиеся к наступлению: колонны автомашин, танки, прибывшие морем из Советского Союза, пехоту в шлемах; он поражен «размерами и мощью армии, которую создала республика».
Свидетель гражданской войны, Хемингуэй не скрывал жестокостей, с ней связанных. В уста Пилар вложен потрясающий по силе рассказ об уничтожении фашистов в родном городке Пабло. Захваченные в плен, они оказываются запертыми в мэрии, где готовятся к смерти и молятся вместе со священником. Пабло организует горожан, которые выстраиваются в два ряда от входа в мэрию до обрыва на берегу реки. Один за другим выходят фашисты из двери и проходят через ряд, где их избивают железными цепями и сбрасывают с берега в реку. Сцену эту нельзя читать без волнения. Хемингуэй не закрывает глаза на то, что в ходе гражданской войны и республиканцы творили жестокости. Правда, как дает понять романист, в избиении фашистов заводилами были анархисты, многие из которых действовали под влиянием винных паров.
Другое дело, что страшный эпизод убийства фашистов не «уравновешен» аналогичной сценой франкистского террора, в чем упрекали романиста. Возможно, писатель не желал «педалировать» брутальные картины. Однако в романе постоянно пусть бегло, но упоминаются франкистские зверства: во время рассказа Пилар Хоакин сообщает, что у него убили отца, мать, зятя, сестру. Находясь в тылу, Джордан постоянно слышал о фашистских зверствах, расстрелах мирного населения. Мария рассказывает о совершенном над ней насилии и об убийстве ее родителей.
В своих испанских корреспонденциях Хемингуэй не раз высказывался о пагубности политики «невмешательства», проводившейся западными державами, которые наложили эмбарго на поставки оружия республиканцам. Несмотря на помощь СССР, перевес фашистов в технике, особенно в авиации, был велик. Джордан и партизаны из отряда Пабло постоянно видят армады фашистских самолетов, летящих у них над головами наподобие «механизированного рока».
Но были и внутренние причины, сыгравшие не последнюю роль в поражении Республики. И об этом Хемингуэй сказал в романе с большей откровенностью, чем кто либо из писателей антифашистов в те годы. В «Колоколе» говорится о некомпетентности некоторых республиканских военных руководителей, вроде «по-бычьи храброго и тупого», «раздутого пропагандой», генерала Миаха, о несогласованности, о бюрократизме, беспечности, не позволившей удержать в секрете задуманную наступательную операцию.
4
Но есть в романе существенные мотивы, которые по понятным причинам до последнего времени обходились нашей критикой. К тому же роман вышел у нас с купюрами. Речь идет о критике сталинизма и его методов на страницах «Колокола». Она проявляется в ряде эпизодов, образов, деталей, намеков, свидетельствующих об отрицательном отношении романиста ко всем формам тоталитаризма и насилия над человеческой свободой.
На исходе 30-х годов сообщения о сталинских репрессиях, а также заключение советско-германского пакта явились тяжелым ударом, раскалывавшим широкий антифашистский фронт, в который входили прогрессивно настроенные мастера культуры Запада. Симпатии к нашей стране сменились проявлением глубокой тревоги и прямым осуждением. Еще на рубеже 20—30-х годов СССР посещало немало американских писателей (Теодор Драйзер, Ленгстон Хьюз, Анна Луиза Стронг, Альберт Рис Вильямс, Уолдо Фрэнк и др.), которые приветствовали наши экономические успехи, бурный промышленный рост, проходившие на фоне жестокого экономического кризиса 1929–1933 годов, поразившего Европу и США. В дальнейшем, однако, наши друзья были поставлены в крайне тяжелое положение, ибо, симпатизируя социализму, они не могли найти оправдания тому, что творили Сталин и его соратники. Сегодня известно, что ежовские эмиссары проникли и в Испанию, где жертвами репрессий пало немало антифашистов; затронули они и советских добровольцев. Английский писатель Джордж Оруэлл, участник испанских событий; в своей книге «Памяти Каталонии» (1938), высоко оцененной Хемингуэем, рассказал о том, с какой беспощадностью было подавлено упомянутое в романе выступление анархистов в Барселоне в мае 1937 года. В дальнейшем Оруэлл стал автором всемирно известного романа «1984». Другой участник событий в Испании писатель Артур Кестлер в романе «Зримая тьма» (1940) (он также переведен ныне на русский язык) одним из первых на Западе в художественной форме раскрыл природу сталинского террора. В трагической судьбе главного героя революционера Николая Рубашова угадывался жизненный путь Николая Бухарина. Роман Кестлера понравился Хемингуэю. Под влиянием событий в Советском Союзе, в частности, фальсифицированных политических процессов, целый ряд левых американских писателей США отошли от рабочего движения.
Хемингуэй, безусловно, осуждал сталинистские методы, хотя и не делал прямых высказываний по этому поводу. Однако в письме к журналисту Гарри Сильвестеру в феврале 1937 года он писал: «В России у власти преступная шайка. Но мне не по душе любое правительство». Отзвуки событий, происходивших в СССР, слышны и в «Колоколе».
Роберта Джордана тревожит засилье «идеологических штампов», ему трудно смириться с тем, что человеческая жизнь безжалостно приносится в жертву высшей государственной целесообразности. Он отдает должное коммунистической дисциплине, без которой нельзя выиграть войну. Но вспоминая отель «Гейлорд», Джордан думает о республиканском генерале Листере, получившем военное образование в Москве, который, в интересах дисциплины, имел пристрастие к расстрелам собственных бойцов. Республиканский офицер Гомес, везущий вместе с Андресом донесение Джордана в штаб генерала Гольца, возмущен царящими в республиканском лагере неразберихой и бюрократизмом: «Невежды и циники теснят нас со всех сторон. Но первых мы обучим, а вторых уничтожим». На это другой офицер отвечает: «Вычистим — вот правильное слово. Вот тут пишут, что твои знаменитые русские еще кое-кого вычистили. Там сейчас прочищают лучше английской соли». Между ними возникает обмен репликами относительно употребления слов «расстреливать», «ликвидировать». «Любое слово подойдет», — замечает Гомес, и это — характерная деталь. 1937 год, когда происходит действие в романе, был пиком сталинского террора. Газеты были полны сообщениями о расправе над «врагами народа». Отголоски тех событий докатывались и до Испании.