их «пролетарский состав», увеличить их количество против нынешних двенадцати и тем самым удешевить содержание каждого ребенка. И воспитательной, и научной работе Дома комиссия дала наивысшую оценку.
Кто же писал эти пункты? Ясно, не эксперты Шпильрейн и Лурия, которых так и не успели привлечь; и даже не Шмидт с Корниловым, которых, похоже, поставили перед фактом; но и не Петров и Покровский, никакого отношения к психоанализу не имевшие.
Позднее весь составленный тогда протокол был продублирован в представленном в Наркомпрос постановлении комиссии. Только один пункт появившегося в тот день текста выпал из постановления. Этот пункт протокола был очень характерен по форме, однако поразителен по смыслу: «г) поручить Главнауке в ближайшее время поставить на очередь вопрос об организации Психоаналитического института и его взаимоотношениях с Детским домом».
Тот, кто диктовал комиссии свои суждения о психоанализе, кажется, забыл, что Психоаналитический институт в системе Главнауки уже существует! Но это человек, политически заинтересованный в местном психоанализе; человек, грамотно изъясняющийся как о психоанализе, так и об идеологии; человек, более могущественный, чем Шмидт или Шацкий; человек, который мог диктовать Петрову, что тому делать в его ведомстве; и, наконец, человек, который, зная, дети каких родителей воспитываются в Детском доме, не только не боится указать на это, но предлагает разбавить их детьми пролетариев… Из всех известных фигур это мог быть только Троцкий.
Как раз в это время, всего через 10 дней после описываемых событий, Троцкий шлет знаменитому физиологу Ивану Павлову письмо, в котором рассказывает о своем знакомстве с фрейдизмом, утверждает его ценность и, по сути дела, предлагает свое шефство в деле синтеза павловской теории условных рефлексов с фрейдовским психоанализом. Конечно, это не случайное совпадение дат. Письмо Троцкого имело для него принципиальное значение, что видно хотя бы из того, что оно было включено им в издававшийся в 1927 году том его Собрания сочинений, одну из последних его публикаций в СССР (письмо цитируется и подробнее обсуждается в гл. VII). Неслучайным представляется и совпадение бюрократических идей: предложение Петрову организовать новый психоаналитический институт в резолюции комиссии и предложение Павлову заняться «фрейдизмом» в письме. Характерны и ошибки Троцкого: московским психоаналитикам, нуждающимся в политической поддержке, он предлагает создавать институт, который у них уже есть; а политическую поддержку предлагает Павлову, в это время избегавшему сотрудничества с большевиками и от поддержки Троцкого отказавшегося.
Как бы то ни было, могущественное вмешательство решило вопрос о судьбе существующего в системе Главнауки учреждения, которое сразу же перешло в разряд «единственного не только в России, но и в Европе». В октябре коллегия Наркомпроса под председательством Анатолия Луначарского утвердила доклад этой комиссии, признав ее выводы «совершенно правильными»79. В принятом Наркомпросом постановлении первым пунктом значилось «признать необходимым сохранение Детского дома, ведущего чрезвычайно ценную работу по наблюдению и изучению ребенка вообще и детской сексуальности в частности», после чего как руководящие указания воспроизводились все выводы комиссии. Особенно интересно здесь упоминание детской сексуальности, которая, вообще-то, никогда не пользовалась вниманием руководителей Наркомпроса. Постановление было направлено наверх, где было «принято к сведению» на заседании Малого Совнаркома 25 января 1924 года, и наконец 6 февраля его утвердил от имени Большого Совнаркома Алексей Иванович Рыков80.
Перенос в условиях коллектива
Сразу после получения высокой поддержки супруги Шмидт отправляются в Вену, где докладывают о своих достижениях самому Фрейду. В архиве Наркомпроса сохранились сведения о «Заграничной командировке сотрудницы Психоаналитического института В. Ф. Шмидт и куратора института О. Ю. Шмидта в сентябре 1923 года с целью ознакомления Интернационального общества психоаналитиков с достижениями в Москве81.
18 октября 1923 года Отто и Вера Шмидт представляют в Московское психоаналитическое общество свой отчет о поездке в Берлин и Вену с «целью прямых контактов с психоаналитическими группами». Согласно этому отчету, который опубликован Жаном Марти, «особый интерес был проявлен к работе Московского детского дома и Государственного психоаналитического института. Профессор Фрейд, доктор Отто Ранк и доктор Карл Абрахам высказали серию интересных суждений по поводу работы Детского дома. Обсуждался, в частности, вопрос о соотношении коллективного воспитания и психоанализа (судьба эдипова комплекса в условиях коллективного воспитания)»82. Эта дискуссия, в которой московские организаторы психоанализа разговаривали на равных с мировыми его лидерами, признавшими их специфические проблемы достойными обсуждения, является, наверно, кульминацией в развитии русского психоаналитического движения. История распорядилась так, что практически одновременно супруги Шмидт добились одобрения и от Фрейда, и от Троцкого; и от правления Международного психоаналитического общества, и от президиума Наркомпроса. Сразу после их визита Международная ассоциация принимает Русское психоаналитическое общество в качестве полноправного члена.
Но триумф – если то действительно был триумф – продолжался недолго. Вокруг московского психоанализа начинает закручиваться новая интрига.
В июле 1924 года в адрес «Куратория при Психоаналитическом институте» поступает многостраничное обращение педагогического коллектива Детского дома-лаборатории, подписанное семью руководительницами-воспитательницами (Е. Фридман, Р. Папернова, В. Шмидт, Л. Егорова, Е. Ульрих, Б. Гефт)83. На основе своего трехлетнего опыта коллектив пришел к выводу о невозможности продолжать работу при существующих условиях. За границей, сообщают педагоги, основным требованием для занятий психоанализом является очень серьезная подготовка в этой области. После такой подготовки работа с детьми, их воспитание, и в особенности половое воспитание, не вызывает у педагога «внутренних конфликтов, страшно тормозящих работу и отражающихся на состоянии его нервной системы». Такой подготовки, подчеркивают авторы обращения, они не проходили. Вследствие этого в Детском доме-лаборатории сложилась особая ситуация. «Тяжелейшая атмосфера основана на так называемом эффекте перенесения, о котором Фрейд очень много и подробно пишет в своих работах. Некоторая доля детских отношений к отцу или матери переносится на другое лицо… Это влечет за собой огромную внутреннюю зависимость от этого лица».
Далее это теоретическое вступление получает более конкретную расшифровку. Суть дела оказывается в конфликте педагогов с руководителем Психоаналитического института, Иваном Ермаковым: «Момент перенесения является могучим средством воспитания, но в условиях нашего Детского дома при недостаточном уважении со стороны руководителя к личности педагога он… превращается в отрицательное перенесение… Благодаря тому, что во главе учреждения стоит одно лицо, оно и являлось единственным объектом перенесения для всего коллектива. Создавшееся огромное чувство зависимости ничем нельзя было преодолеть, так как мы не были проанализированы», – писали педагоги. Они, однако, более чем высоко оценивают результаты работы и вовсе не хотят закрывать дело: «Детский дом-лаборатория, как единственное в мире учреждение, где основные положения психоанализа применяются к педагогике, возбуждает огромный интерес». Здесь собран «единственный в своем роде материал, где имеются данные о свободном половом развитии детей». Материал этот, однако, никем не используется из-за множества недостатков в руководстве работой: отсутствие плана и метода… случайность заданий… невозможность проявить инициативу… «Следствием является большая неудовлетворенность в работе и полная невозможность наладить ее собственными силами». Более того, собранный материал остается недоступен. Даже сотрудники Психоаналитического института и члены Психоаналитического общества не имеют доступа к работе Детского дома, и «создается совершенно ненормальное положение, что весь этот огромный материал собран и собирается для одного лишь человека» (вспомним, что Сабину Шпильрейн тоже не устраивало, что в Психоаналитическом институте она не имеет возможности ни лично наблюдать детей, ни проводить анализ педагогам, отчего ее работа с ними имеет характер «чисто теоретических рассуждений и „платонических советов“»). Далее еще раз «громадная неудовлетворенность» персонала соседствует с «исключительной общественной важностью учреждения». Полная дезорганизация… полная оторванность в работе… за три года сменилось 50 руководительниц… Все это повлекло за собой разложение коллектива.
Предложения педагогического коллектива были разнообразны и так же хорошо продуманы, как и констатирующая часть. Во главе Детского дома должно стоять «лицо с большим общественно-педагогическим опытом. В качестве консультантов должны быть привлечены «некоторые из членов РПСАО». Организовать при Психоаналитическом институте переподготовку персонала Детского дома, которая займет один-два года. На время подготовки основных кадров нанять временный персонал, так как психоаналитическую подготовку с работой совмещать невозможно.
Этот неповторимый документ допускает несколько интерпретаций. С одной стороны, это похоже на «бабий бунт», обычный в советской системе результат работы женского коллектива с руководителем-мужчиной. С другой стороны, очевидным корнем конфликта явилось несовпадение неких интересов супругов Шмидт (один из которых – адресат, а другая – вероятный автор этого обращения) и Ермакова. Учитывая, что Шмидты недавно вернулись из Вены и Берлина, предметом спора было, возможно, влияние или представительство в Международном психоаналитическом обществе. Возможно, именно Отто Юльевич прочил себя на место нового руководителя отечественного психоанализа. Нельзя, конечно, отрицать и правоты самих воспитательниц, которым действительно не хватало квалификации для выполнения психоаналитической работы. Их оценку организационным способностям Ермакова у нас нет оснований поставить под сомнение. Наконец, на этом частном конфликте могло сказываться начинающееся изменение политической ситуации вокруг психоанализа.