Прибавим в виде пояснения, что все эти ночные интимные посещения происходили в доме Гольцшуера, в одном из самых знатных патрицианских домов в Нюрнберге. Мартин Гольцшуер был дядей сироты Барбары Леффельгольц, а Павел Имгоф был его зятем, и в доме Гольцшуера молодые жили некоторое время. Прибавим далее, что в самом факте этих интимных ночей ни суд, ни компетентные лица не видели ничего предосудительного, и так как жалоба Зигмунда Штромера осталась без последствий, то они, стало быть, из этого не делали вывода, что Барбара Леффельгольц имела намерение впоследствии выйти за него замуж.
Этот запротоколированный факт не оставляет никакого сомнения в том, что интересующий нас обычай был известен и весьма распространен и среди бюргерства. Только вступление носило у бюргерства менее романтический характер, так как любовник приходил не через окно под крышей и не какими-нибудь другими опасными для жизни путями, а в худшем случае черным ходом.
И однако, несмотря на совпадение этого обычая у крестьян и у бюргерства, все же существовало значительное различие.
Можно констатировать, что в разных местностях крестьяне устраивали своих достигших зрелости дочерей в возможно отдаленных комнатах. Отсюда следует, что здесь рано или поздно молодые люди в самом деле сходились, что они не проявляли никакой сдержанности, а удовлетворяли свою страсть с бешенством животных…
В среде бюргерства этот обычай носил, по существу, иной характер и осуществлялся иначе; если девушка из этих кругов впускала к себе в комнату один или несколько раз симпатичного ей ухажера и даже в конце концов разрешала ему лечь с ней на одну постель, то это еще не значило, что молодые люди в самом деле сходились. Ибо каждое явление имеет свою собственную логику. А эта логика приводила к тому, что в бюргерской среде этот обычай был не более как примитивной и грубой формой флирта. Это доказывается не только целым рядом выражений, относящихся к этому обычаю, но и тем, что, как мы видим из процесса Барбары Леффельгольц, при этих ночных свиданиях присутствовала на краю постели dame de garde (дежурная дама). Разумеется, этот ангел-хранитель буржуазного кодекса приличий был настолько благоразумен, что неоднократно оставлял комнату, с той целью, чтобы дать больше простора интимным шуткам и забавам обоих флиртующих.
Нарушение воздержания было довольно обычным явлением, и даже в «лучших семействах» в конце концов не довольствовались нежными ласками или удовлетворением эротического любопытства и т. д., а требовали всего и позволяли все. Жаждущие любви люди, одаренные здоровыми чувствами, просто не в силах устоять перед сильным искушением при таких благоприятных обстоятельствах. Это одинаково относилось как к юноше, так и к девушке. Отсюда следует, что девушка, практиковавшая «пробные ночи», часто бывала менее довольна мужчиной, исполнившим данное обещание, чем мужчиной, не сдержавшим своего слова, но оправдывавшимся тем, что при виде таких прелестей даже самые честные намерения тают, как воск в огне.
Если в бюргерстве «пробные ночи» были не чем иным, как примитивной формой флирта, то у дворянства, где этот обычай также существовал, они служили не только флирту, но, как и у крестьянства, средством взаимного испытания. У дворянства эта традиция была известна с древних времен, так как все рыцарские героические легенды были полны подобными примерами. Мы находим их повсюду: в песне о Гудрун, в Парцифале, в легенде о Лоэнгрине, в песнях французских трубадуров и немецких миннезингеров, в испанских романсах.
В песне о Гудрун о помолвке короля карадинов с сестрой Гервига говорится:
«Она сдалась не без колебаний, как обычно поступают девушки. Ему предложили ее любовь, и витязь молвил: "Она мне нравится, я постараюсь ей так служить, что меня найдут на ее ложе". Рыцарь и девушка помолвились и с нетерпением ожидали пришествия ночи: тогда оба они испытали тайное блаженство».
«Испытание» Эльзы Брабантской в «Лоэнгрине» описывается следующим образом:
«Когда Эльза Брабантская, эта прекрасная, целомудренная девушка, была ночью приведена к князю, которому она была люба, императрица сама сопровождала ее к постели. Комната была разукрашена коврами, кровать блистала красным золотом и богатыми шелками. Одеяла были затканы разными животными. На это ложе легла девушка, чтобы испытать сладость любви. Пришел и император, приказал прислуге покинуть комнату и простился с молодыми. Девушку раздели, и витязь прижал ее к себе крепко и нежно. Больше я ничего не скажу, скажу только, что он нашел то, чего искал».
О таком добрачном половом общении между благородной дамой и рыцарем свидетельствуют также многочисленные народные песни. Как на пример мы укажем на заключительные стихи старонемецкой поэмы «Сокол», облекающие в самые простые слова самую интимную тему:
«Он сел к ней на траву и сделал ей сладко-больно. Он искал любви и нашел ее. Сладкая любовь обоих связала».
Существование «испытания» в дворянской и княжеской среде доказывается не только изящной литературой, но и документальными данными. Так, император Фридрих III после помолвки с принцессой Леонорой Португальской получил от ее дяди, короля неаполитанского Альфонса, послание, в котором тот предлагал ему немедленно же подвергнуть племянницу «испытанию», потому что если оно состоится в Германии и если молодая дама не окажется во вкусе императора, то родне придется заплатить за ее дорогостоящую «обратную доставку». Вот соответствующее место этого письма:
«Ты увезешь мою племянницу в Германию, и если она тебе не понравится, то ты ее пошлешь обратно или бросишь ее и женишься на другой, поэтому устрой брачную ночь уже здесь, чтобы, если она тебе понравится, ты мог бы ее взять с собою как приятный товар, а если нет, то оставить ее нам как обузу».
В нашем распоряжении имеется даже документальное указание на неудачное княжеское «испытание». Мы имеем в виду «испытание», устроенное в продолжение полугода графом Иоганном IV Габсбургским Герцлауде фон Раппольдштейн в 1378 г. В данном случае вина была его. «Испытание» окончилось безуспешно, так как, по заявлениям дамы, на которой должен был жениться граф Габсбургский, последний в продолжение шести месяцев не обнаружил своей мужественности. Этот отрицательный результат был оформлен, и бумага передана даме, очевидно, чтобы не уронить ее в глазах других возможных претендентов. Что девушка полгода находилась в самом щекотливом положении, не порочило ее чести по тогдашним княжеским представлениям; ее честь была бы запятнана только в том случае, если бы претенденту удалось достигнуть своей цели. Подобные документы, конечно, куда важнее описаний, встречающихся в героических сказаниях.
Из этих примеров ясно видно, какое принципиальное различие существовало между «пробной ночью» и официальным «разделением ложа»; видно, что первое в тех случаях, когда речь шла не только о государственных интересах, но и об индивидуальном наслаждении, всегда предшествовало второму, помолвке и бракосочетанию.
Нет ничего удивительного, что обычаи дворянской и княжеской среды совпадали с обычаями крестьянства. И там и здесь действовали аналогичные интересы. В среде дворянства и князей главная цель брака — потомство, обязанное сохранять наследство и род.
Формы взаимного ухаживания
конце средних веков формы взаимного ухаживания носили очень примитивный характер. Оба пола выражали друг другу свою симпатию недвусмысленными грубыми прикосновениями. Не только глаза, но и руки имели полную свободу действия. Разумеется, крестьянин поступал откровеннее и грубее дворянина или бюргера, с другой стороны, немецкое дворянство вело себя менее галантно, чем итальянское и испанское.
В старонемецком романе «Ruodlieb», изображающем вещи со свойственной средним векам откровенностью, встречаются места, характеризующие грубые приемы ухаживания крестьян. Укажем здесь лишь на следующую сцену. Дерзкий парень, названный автором «рыжим» за его огненно-красные волосы, заходит к немолодому уже крестьянину, женившемуся вторично, после смерти первой жены, на молоденькой, хорошенькой девке. При виде молодой пышногрудой крестьянки в страннике пробуждается желание ею обладать, и он придумывает соответствующий план. Желая усыпить ревность старика, он объявляет себя двоюродным братом его жены. Молодая крестьянка, которой крепкий парень пришелся чрезвычайно по вкусу, соглашается на эту мистификацию, и между ними завязывается беседа, в которой он намекает ей на свое желание, а она выражает согласие. Надо ждать ночи, когда старик заснет. Однако ничто не мешает получить и дать между тем несколько авансов. И молодые люди не мешкают. Не успел старик выйти на мгновение из комнаты, как они уже использовали момент. «Una manus mammas tractabat et altera gambas, quod celabat ea super expandendo, crusena»[68]. И так как это вполне во вкусе молодой крестьянки, то она распускает свое платье, так что «рыжий» даже в присутствии мужа может до известной степени продолжить свою любовную забаву.
…Наслаждение — это благо, к которому повсюду стремятся и которое заключается в удовольствии души и тела…
Если в деревенских кругах, как видно из этого примера, ухаживание отличалось прямо грубостью[69], то и бюргерство и дворянство были еще далеки от всякой утонченности. Обе стороны всегда прямо направлялись к «конечной цели». Флирт, конечно, был распространен, его разрешали и им пользовались, но обычно им не ограничивались. Мужчина всегда пользовался случаем «взять плохо защищаемую крепость», как тогда выражались. Словом, обе стороны, в принципе, предпочитали кратчайший путь[70].
Более утонченные формы ухаживания и любви встречаются лишь среди куртизанок (как и в древности). Куртизанки знали, что в этом их главная притягательная сила в глазах мужчин