— Продолжайте, — сказал Айвен.
— Солнце! — сказала Роза. — Оно ласкает кожу.
— И снег! В него приятно нырнуть после сауны, — добавила Летти.
— Горячий шоколад! — воскликнула Роза. — Его нужно слегка остудить и медленно лить на груди и бедра.
— А потом слизывать! — Летти довольно захихикала и причмокнула языком.
Данни затравленно огляделась: ей не хотелось верить, что она единственная чувствует неловкость от рассказов бойких сестричек. Неужели они только тем и занимаются, что раздеваются догола и мажут себя всякой дрянью? Данни стало душно.
— Назовите напоследок еще какой-нибудь предмет, вызывающий у вас восторг, — предложил девушкам Айвен.
— Опилки! Разве не восхитительно падать в кучу опилок с высоты? — воскликнули его ученицы.
— Тем более голой, — саркастически добавила Данни.
Тишина, воцарившаяся после этого в гостиной, показалась ей оглушительной. Айвен медленно обернулся и, окинув Данни холодным взглядом, негромко сказал:
— Не суди о том, чего не знаешь, малышка!
Данни прикусила язык: сколько раз он ее подводил!
— Извините меня! Я, кажется, увлеклась вином, — хрипло сказала она. — Пожалуй, мне лучше прилечь.
Данни встала и, покачиваясь, направилась к выходу. Не без труда открыв дверь, она вышла в коридор и пошла вдоль стены. Только спустя несколько минут она сообразила, что заблудилась, и, прислонившись к стене, расплакалась.
— В чем дело, малышка? — услышала она знакомый голос. — Почему ты убежала? Здесь все — твои друзья. Никто не обиделся на твою шутку.
— Я ляпнула глупость, не подумав. Я не хотела никого оскорбить, — пролепетала Данни.
Айвен приблизился к ней и погладил по голове.
— Все сообразили, что ты неудачно пошутила: у тебя на лице написано, что оскорбить человека ты не способна.
Данни хрипло рассмеялась.
— Я бы так не сказала, иногда меня называют стервой.
— Дерзость сорвалась у тебя с языка случайно, — возразил Айвен. — Не переживай, никто на тебя не обиделся, можешь вернуться в гостиную, если хочешь. Или проводить тебя в спальню?
— Мне стыдно посмотреть людям в глаза, — покраснев, сказала Данни. — Я чувствую себя идиоткой. Надеюсь, до утра все забудут о моей неловкой шутке.
— Уверен, что все так и будет! — Айвен приподнял указательным пальцем подбородок Данни и посмотрел в глаза. — Актеры душевные люди, они не помнят зла. Пошли к тебе!
— Я найду дорогу сама, объясните, куда идти, — сказала Данни. — Не хочу портить вам остаток вечера.
— Ты полагаешь, что мне неприятно твое общество? — Айвен вскинул брови. — Поверь, это не так. Я давно не встречал такой очаровательной юной особы, как ты, Данни. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что тебя серьезно обидели когда-то и ты ушла в себя, потеряв самоуважение. Расскажи мне, что с тобой произошло, и на душе станет легче. Ты должна мне верить, я твой наставник.
— Да, я долго чувствовала себя подавленной, — вздохнула Данни. — Это долгая история… Но теперь я, кажется, на правильном пути, начинаю обретать уверенность в себе.
Они побрели по коридору, поворачивая то направо, то налево, и незаметно для себя Данни разговорилась.
Айвен слушал внимательно, понимающе кивал, и она поведала ему обо всех напастях и переживаниях, обусловленных ее ранним и быстрым половым созреванием. Данни была признательна ему за сочувствие и симпатию. Они вышли из дома и, пройдя по аллее через парк, подошли к флигелю. Данни захотелось познакомиться с Айвеном поближе, поболтать с ним о своих планах и вообще о жизни.
Войдя в комнату, Айвен включил ночник на столике рядом с кроватью, и в спальне стало уютнее. Данни захотелось прилечь, она сбросила туфли и присела на кран постели. Айвен включил вторую настольную лампу, стоявшую на тумбочке, и встал посередине комнаты.
— Какая ты красивая, — сказал он. — Жаль, что сама ты даже не догадываешься об этом. Если бы ты могла взглянуть на себя со стороны.
— Этого многим хотелось бы, не только мне! — Данни покраснела от комплимента и почувствовала в груди томление. Но разве такой мужчина снизойдет до того, чтобы обнять и приласкать ее, самую обыкновенную женщину? Она тяжело вздохнула и потупилась.
Взгляд ее случайно упал на колени, и она смутилась еще сильнее: платье задралось до бедер и едва прикрывало белые трусики. Данни бросило в жар, ей стало стыдно: что подумает о ней преподаватель? Непростительная легкомысленность, нужно тщательнее подбирать одежду, если хочешь произвести на приличных людей благоприятное впечатление, подумала она. Виновато потупившись, Данни подняла голову и заметила, как горят у Айвена глаза. Она сразу же успокоилась.
Женская интуиция подсказывала ей, что они рано или поздно достигли бы этого момента в своих отношениях. А раз судьбе угодно ускорить события, значит, так тому и быть.
После скучных и серых будней лондонской жизни — монотонной работы, изнурительных поездок в метро, унылых вечеров — общение с неординарными и красивыми людьми приятно поразило ее и помогло преодолеть невидимый барьер, разделявший постылую рутину прежнего прозябания и ее радостное, светлое будущее, наполненное яркими событиями и впечатлениями.
— Не желаете ли выпить чего-нибудь освежающего? Присаживайтесь, я принесу лимонада. Признаться, других напитков у меня и нет, — сказала она, недоумевая, почему он медлит, почему не обнимает ее.
— Спасибо, — сказал Айвен и сел на кровать.
Данни подошла к буфету, чувствуя, как жжет ей спину его взгляд, и достала оттуда бутылку и бокалы. Наполнив их, она вернулась к кровати и воскликнула:
— Выпьем за наше здоровье!
Они отпили по несколько глотков тепловатой влаги, проникаясь лирическим настроением летнего вечера. Насыщенный ароматом полей, теплый воздух струился в щель между шторами из-за приоткрытых стеклянных дверей. Вокруг все стихло, только где-то тихо и печально блеяла овца, тоскуя по барану.
— Какая пасторальная идиллия, — сказала Данни, откидываясь на подушки и закрывая глаза. — Здесь так хорошо, не то что в шумном Лондоне.
— Ненавижу столичную суету, — фыркнул Айвен, отгоняя неприятные воспоминания, и поставил свой бокал на столик.
Данни тоже поставила бокал и мечтательно воскликнула:
— Какие прекрасные дни меня здесь ожидают! Две недели в обществе красивых, доброжелательных и обаятельных людей — это сказка! Я так счастлива, что очутилась здесь.
Айвен привлек ее к себе и поцеловал.
Вздрагивая от сладострастия, Данни застонала и, обняв его плечи руками, прижалась к широкой мускулистой груди. Просунув язык ему в рот, она ощутила вкус меда, ей захотелось подобно сестрам-близнецам скинуть одежду и остаться голой. Летти и Роза правы, нужно при любом удобном случае скидывать оковы условностей и наслаждаться дарами природы. Она торопливо расстегнула пуговицы на рубашке Айвена и, зажмурившись от наслаждения, стала ощупывать его шелковистую кожу и бугристые мускулы под ней.
Айвен учащенно задышал и начал гладить ей спину и волосы. Поцелуй показался им обоим сладким, как божественный нектар. Он сжал ей грудь, она охнула и задрожала.
Овца за окнами заблеяла громче.
Охваченная неутоленной страстью, Данни срывающимся голосом призналась Айвену:
— Я хочу тебя! Трахни меня!
Он дико зарычал и, повалив ее на кровать, раздвинул ноги. Данни закинула голову и раскрыла рот, ей стало жарко. Айвен наклонился над ней, сжав груди, поцеловал их и впился пальцами в тугие ягодицы.
— Ты восхитительна, — прохрипел он. — Я хочу вкусить твою спелую сочную сладость!
— Пососи грудь, умоляю! — сказала Данни, изнемогая от сладострастия.
Пальцы Айвена сжали твердые, как козлиные рожки, соски, готовые проткнуть тонкое платье. Данни оттянула ворот и выпятила груди, чтобы он коснулся их своим ртом, влажным, красным и чувственным.
— Быстрее! Пожалуйста! — простонала она.
Глаза Айвена потемнели от страсти, он впился в розовые рожки губами и стал жадно сосать, как голодный ягненок. Он ласкал их по очереди языком, причмокивая от удовольствия. Данни извивалась под ним, поводя бедрами и теребя руками его волосы. Наконец он сорвал с нее платье и впился горящим взглядом в обнаженное тело. Груди Данни разбухли, белые трусики врезались в промежность, волосики на лобке заманчиво просвечивались сквозь ткань.
— Данни, ты прекрасна! — прошептал сладострастно Айвен, запуская руку ей в трусы.
Она задрожала, словно бы ее пронзило током, и замерла, упиваясь мыслью, что возбудила богоподобного мужчину, о ласках которого даже не осмеливалась еще недавно и мечтать. Согнув ноги в коленях, она выпятила низ живота, желая угостить могучего самца запретным плодом. Она все еще испытывала робость перед этим белокурым богатырем и готова была подчиниться ему, исполнять любые его прихоти, стать покорной рабыней. Набравшись смелости, Данни спросила, хочет ли он ее, чтобы услышать желанное «да».
Но он только кивнул в ответ, хищно оскалив жемчужно-белые зубы. И все стало ясно без слов: соглашение достигнуто, остается осуществить его.
Айвен просунул ладонь под ее ягодицы и нажал большим пальцем на мокрую ткань трусов. Данни замерла, боясь отпугнуть его неловким движением. Он рассмеялся:
— Проказница! С виду — невинная овечка, а трусы промокли насквозь, как у похотливой блудницы. Я тебя накажу!
Изнемогая от желания, Данни захныкала и, упершись ступнями в матрац, начала тереться лобком о его руку. Айвен понял намек и, просунув указательный палец во влагалище, стал нажимать большим пальцем на клитор. Возбуждение Данни стремительно нарастало. В промежности вспыхнул пожар. Горячий сок хлынул из нее ручьями, бедра пришли в движение. Она застонала, покраснев до корней волос, и закрыла глаза. Дыхание ее стало горячим и частым.
Синие глаза Айвена вспыхнули дьявольским огнем. Ноздри чувственно затрепетали. Он ввел во влагалище безымянный палец и прорычал:
— Коварная искусительница! Ведешь себя так, словно бы не догадываешься, как трудно мне устоять перед соблазном. Разве могу я удержаться и не отведать такого лакомства?