Азов, лето 7148 от с.м. (лето 1639 года от Р. Х.)
Несмотря на близкий уже успех в производстве капсюлей, пришлось отложить работу над ними для ускорения изготовления нескольких легких, трехфунтовых пушечек. Они понадобились для казачьего войска, испытывавшего трудности в Черкесии. Некоторые из враждебных аулов располагались на таких кручах, что нормальные пушки туда затащить было невозможно. А для штурмов каменных домов артиллерия очень пригодилась бы. Пусть серьезные стены такой пукалкой разбить проблематично, против дверей, даже очень крепких, она годилась вполне.
Пришлось Аркадию вместе с уже организовавшимся пушкарским цехом поломать головы над максимальным облегчением ствола. Испытания показали, что изготовленные ими орудия лишь немного уступали обычным трехфунтовкам в дальности стрельбы. Зато были несравнимо менее тяжелыми. Правда, для литья пришлось использовать не турецкий медный лом, а перелить пару старых французских пушек.
Довольный пополнением своего войска такой артиллерией, Калужанин отбыл на помощь Лебяжьей шее, как раз осаждавшему в этот момент один из мамелюкских аулов. Вообще-то он задержался для сбора дополнительного войска в помощь пошедшему на поляков Татарину, но пришлось срочно менять планы. Терять позиции на Кавказе было слишком опасно. Почуяв казачью слабину, все сомневавшиеся и затаившие вражду немедленно слетелись бы к их поселениям там, как вороны на добычу.
Казаки, пехота (около двух тысяч человек) на тридцати стругах, четыреста с лишним конников, двинулись на юг, а попаданец вернулся к главной своей работе. Главное, что дало ему сотрудничество с алхимиком, – знание, как можно получить кислоту. Без этого он и дальше бы мечтал о капсюлях, не представляя, где можно взять необходимые реагенты. Теперь дело сдвинулось, во избежание провала Аркадий решил одновременно делать гремучее серебро и гремучую ртуть, их технология производства существенно различалась. Попутно делалось и вещество для связывания этих соединений, слишком нестабильных и взрывоопасных.
В разгар работ пришло известие из Турции о решительной победе Ислама Гирея в битве с Ахмедом Халебским и почти сразу же о скоропостижной смерти Мустафы Османа, последнего из великой династии. Конечно, ни в этот, ни в следующий год ожидать гиреевского нашествия не приходилось, раз Ахмед убежал и засел в Халебе. Но стало окончательно ясно, что большой войны с турками не избежать. Поэтому Аркадий пригласил к себе медленно выздоравливавшего в Азове от какой-то легочной или бронхиальной болезни Федоровича. Позвал к себе, а не пошел к бывшему кошевому атаману потому, что хотел поговорить об очень важных вещах. В своем доме он в отсутствии прослушивания был уверен, Трясило же жил в гостях, возможность там соблюсти тайну разговора была под вопросом. Аркадий уже успел приобрести положенную властному лицу параноидальность.
Сначала гостя торжественно накормили, предупрежденная заранее Мария расстаралась вовсю. Знакома она со знаменитым атаманом не была, он вынужденно эмигрировал на Дон еще во времена ее детства, однако наслушалась про его подвиги рассказов. Легендарный наказной атаман, продолживший терроризировать анатолийское побережье после смерти Сагайдачного, сумевший вывести запорожский табор, попавший под Каффой в, казалось бы, безнадежное положение, домой, через весь Крым, отбивая наскоки огромной орды, великую славу заслужил еще при жизни. Принимать его для нее было великой честью.
Знаменитый пират весьма благосклонно отнесся к хозяйке, посетовал, что по возрасту и болезням не может себе позволить съесть все, что так и просится в рот со стола. Несколько раз похвалил Марию и угощение, громко одобрил, обращаясь к Аркадию, его выбор жены. Хотя прекрасно знал, что выбор сделал совсем не Москаль-чародей. Хозяюшка мило краснела и явно была довольна такими словами, хотя не могла не понимать, что Трясило проявляет положенную шляхтичу вежливость.
Поев и пообщавшись на нейтральные темы, Федорович и Аркадий перешли в комнату, где попаданец привык вести самые важные переговоры. Сели за небольшой столик, на котором стоял кувшин с чем-то прохладительно-укрепляющим, на меду и травах. Смотрелся грозный прежде пират не блестяще. Болезнь постепенно отступала, кашлял он теперь редко и неглубоко, но выглядел глубоким, уставшим от жизни стариком.
«А ведь ему еще и шестидесяти нет. И на здоровье, говорят, когда в походы ходил, не жаловался. Черт, вернутся из похода характерники, всем плешь на месте оселедца проем, но заставлю Трясилу подлечить. Нам ведь на море воевать, а адмирала, сравнимого с ним, и близко нет. Если полезем на проливы, без разборок с западными державами не обойтись, лучше его наш флот на их флоты никто не поведет».
Федорович тем временем поудобнее устроился в мягком, глубоком кресле, сделанном попаданцу по его указаниям.
– От знатное у тебя… и не знаю, как назвать. Троном неудобно, мы вроде не короли или господари… но сидеть очень удобно.
– Креслом в моем мире это называлось. Считай, что оно твое, обзаведешься домом в Азове или Чигирине – заберешь с собой. Да, собственно, тебе его сегодня вечером принесут.
– Азове или Чигирине?.. – Атаман привычно полез в карман, потом, видимо, вспомнив, что бросил курить, поморщился, но, к удивлению Аркадия, достал-таки из него кисет. Неспешно распустил завязку и вынул из кисета нечто странное, нанизанные на веревочку пластинки.
– Да, хватит тебе на отшибе, в Темрюке, сидеть. Эээ… а что это ты из кармана достал? – не выдержав, полюбопытствовал попаданец.
– Как что? Четки, ты ведь сам советовал обзавестись, вот из Свято-Печерского монастыря, там освященные, мне их и привезли. Оно, конечно, трубке плохая замена, но с молитвой Господу нашему, ты был прав, помогает. Что касается Чигирина… ты уверен, что Хмель мне обрадуется? Я ведь тоже кошевым на Сечи был, да не из последних, смею думать, меня и сейчас там многие помнят. А Богдан… кх-кх… понимаешь ли… дорвавшись до власти, никаких соперников рядом не потерпит.
Подивившись виду четок – не доводилось ему ничего подобного раньше видеть, Аркадий благоразумно решил сосредоточиться на том, ради чего собеседника в гости приглашал:
– А ты что, всерьез хочешь с ним за место кошевого атамана побороться?
Тарас коротко, но пристально глянул на хозяина дома, хотя глаза у него с возрастом несколько выцвели, взгляд получился твердым и острым. Будто что-то пробуя, кинжалом легко ткнул:
– Нет, не буду. Стар я уже с таким молодцем бороться. Положим, его-то я одолеть мог бы и в ныне, но держать в узде сечевиков… нет, сил не хватит.
– Вот и я думаю, что Хмель человек умный, если с ним поговорить, то поверит, что не будешь ты с ним за булаву драться. Особенно если на тебя посмотрит. Ох, в наше время такие, как ты… тебя там старым бы назвать никто не посмел.
– Как любил говорить один мой друг, царство ему небесное: «За морем телушка – полушка, да рупь перевоз». Да… не отказался я посмотреть бы хоть одним глазком на тот мир… не отказался… кх-кх… да не суждено. Зачем я тебе в Азове или Чигирине нужен?
– Новости из Турции и Баварии слыхал?
Трясило поудобнее откинулся на мягкую высокую спинку, автоматически перебирая в руке непривычного для Аркадия вида четки. Это дало ему благовидный предлог для обдумывания. Однако, видимо, не придя ни к какому решению, Федорович кивнул:
– Да, слыхал. Только пока не вижу, при чем здесь могу быть я?
– Потому, что не вглядывался и еще не вдумывался. Ну, то, что победа Гирея сулит нам особые неприятности, это и объяснять никому не надо. Ясно, что как только он там Ахмеда додавит, пойдет родину предков, Крым, отвоевывать.
– Не так легко ему это сделать будет, раньше чем года через четыре, а то и пять, ему на север не двинуться. А потом, конечно, да, пойдет со всеми силами, которые сможет собрать. Но?..
– Тем временем герцог Саксен-Веймарский вдрызг расколошматил…
– Чого-чого?
– Разбил вдребезги армию герцога Баварского Максимилиана. Хоть тот имел солдат побольше, но после тяжелого, на весь день сражения протестанты католиков одолели. Да и сам Максимилиан на том поле остался, порубили его вместе с охраной рейтары Бернгарда. Считай, что католической лиги уже нет, Баварский герцог был ее душой. Шведы в Богемии один город за другим берут. Дошел до нас слух, что саксонцы опять на сторону шведов переметнуться решили. Наверное, и другие крысы с корабля скоро побегут. Императору не позавидуешь.
– Особенно если про Ракоци вспомнить. Думаю, как ты его ни уговаривай, а еще в этом году пойдет отвоевывать у цесарцев захваченные ими куски Венгрии.
– Да, я тоже так думаю. Мы и не будем влазить в эти разборки. Раз нам от цесаря (императора) толку нет, защищать его не будем. Только вот большая война, наверное, в Европе скоро закончится. Сильные державы начнут поглядывать, у кого бы и что можно отобрать.
– И?..
– Проливы. Пока османы были в силе, их как огня боялись. Но стоит льву ослабеть, на него и шакалы напасть могут. Турки ныне слабы, как никогда. Если мы их еще раз побьем, проливы могут захватить французы или голландцы. Нам это нужно?
– Господи оборони!
– На господа надейся, а сам не плошай! С большим флотом придется драться. Может, и не с одним. Как корабли их топить, я подскажу, только командовать кому-то нашими кораблями нужно будет. Лучше тебя это никто сделать не сможет. Да что там лучше, даже и половины твоего опыта ни у кого нет. Так что ты уж, пожалуйста, себя береги, твое здоровье теперь великая ценность для казацкого войска и всего народа русского. Наказной атаман по флоту Богдану совсем не помешает, наоборот, даст возможность важными делами на суше заниматься. Их у гетмана очень много.
Услышав эти слова, старый пират приподнял удивленно бровь, улыбнулся, покрутил головой и потянулся к столу. Но взять кувшин с глубокой посадки в кресле ему не удалось, пришлось выдвигаться и пересаживаться на край.