– А что с тобой было-то? – прервал мои мысли Джим.
– У меня новые таблетки, – распространяться о своем состоянии мне не хотелось, поэтому я надеялся, что такой ответ отвадит интерес друга.
– Это от них тебя так штырит? – гейм-мастер скорчил мерзкую гримасу и начал театрально потирать руки. – Может, отсыпешь, малой?
– Идиот ты, Джим, – я подкатил глаза. – Это – редкостная дрянь. Мог убедиться по звукам в туалете.
– Ну, я пытаюсь шутить. Или ты хочешь, чтобы я был каким-нибудь злодеем, допрашивающим тебя насильно, а? – парень подскочил, изображая боевую готовность. – Ну вот тебе, получай!
Я смеялся, потому что хорошо знал о том, что будет происходить дальше: Джим готовил для меня очередной актерский этюд. Он сделал вид, что надел на себя маску, пригладил волосы назад и повернулся ко мне с полоумным выражением лица. Новоиспеченный образ был обрамлен злодейским смехом.
– ХА-ХА-ХА! Что, доволен, мальчик?! – Джим навис надо мной, бешено разглядывая мое бледное лицо. – Вот тебе разгадка, я тут самый главный злодей!
Представление началось. Старший гейм-мастер перемещался по вагону хаотично, словно орангутанг в клетке. Он продолжал заливаться ехидным смехом и то и дело посылал в меня невидимые магические силы.
– Отдавай свои таблетки, мальчик! – кричал парень, продолжая вести со мной невидимый бой. – Отд-а-а-а-а-й!
Я вдоволь насмеялся и теперь просто ждал, пока друг наконец утомится.
И вот, этюд завершен – Джим встал передо мной по струнке и отвесил поклон. А потом сделал вид, что я закидываю его цветами и укрылся ладонями от бурных оваций.
– Что вы, право, не стоит, не стоит! Наш спектакль был создан и сыгран для вас, только для вас! – Друг продолжал раскланиваться. – А сейчас артистам нужно удалиться, чтобы подкрепиться-с. То есть, предупредить нашего рыжего конферансье о том, что артисты собираются это сделать! Иначе съест сама! Ну все, мы побежали-с!
Джим выскочил из квеста под мои аплодисменты. Оставалось надеяться, что старший догадается поделиться нашим заказом с Викки – во время работы на ресепшен время идет особенно быстро, и потребность в обеде уходит на задний план.
Я прислонился головой к единственному окну в игровом купе. Хелен и Джон создали качественную имитацию зимнего леса за стеклом с помощью пластики, материала, похожего на вату и искусственных елей. Несмотря на то, что мне повезло наблюдать процесс создания лично – итоговый результат поражал своей достоверностью. Будто за окном и вправду властвовала зимняя стужа, а самое праздничное и семейное время года уже наступило.
Это был детский день рождения. Я понял это по обилию маленьких силуэтов в просторной зале и образу, что сидел во главе праздничного стола. Очертания были мне знакомы – этот малыш время от времени появлялся в сопровождении Мистера Неизвестного в моем сознании. Именно ему (или, все же, ей) тогда подарили ту самую шкатулку с оловянным солдатиком и балериной.
Дети вели себя очень шумно, но никто из присутствующих взрослых не мешал им веселиться. Я осмотрелся вокруг и понял, что окружающие интерьеры были мне незнакомы. Стол для малышей стоял чуть поодаль от общего скопления гостей, а большая часть высоких силуэтов толпилась вокруг одной пары. Достаточно фигуристый мужчина держал под руку невысокую женщину – эти двое вели себя очень активно и то и дело принимали от других взрослых подарки. Наверняка они приходились имениннику родителями, а гости поздравляли их с днем рождения любимого чада.
В том, что они любили свое дитя, сомневаться не приходилось. Гостиная была полна украшений и игрушек. Интересно, сколько лет исполнилось малышу? Несмотря на то, что я всегда наблюдал пространство сквозь дымку, я точно знал, что в этом доме ранее не был. Комнаты были больше, богаче и светлее тех пространств, к которым я привык. Прислуга передвигалась спокойно, а не сновала туда-сюда, как на кухне у Мистера Неизвестного. Общая атмосфера благополучия была приторно приятной, и даже такому невидимке, как мне, было весьма неловко здесь находиться.
За пританцовыванием услужливых гостей наблюдать было совсем неинтересно: все веселье происходило за детским столом. Несмотря на предполагаемый высокий статус детей, сегодня они могли вести себя так, как хотели.
Вдруг один из самых плотных малышей схватил еду со своей тарелки и кинул в противоположный конец стола. Кажется, орудием послужил кусок праздничного торта. У детей завязалась настоящая «липкая» битва, а виновник торжества вскочил на стул и принялся болеть то за правую сторону стола, то за левую. Он не участвовал в противостоянии, но с удовольствием наблюдал со стороны. Хитрый малый.
Все стихло, когда к столу подошел знакомый мне образ. Даже не приглядываясь, я легко узнал Ангелину. Ее строгая осанка и тонкая фигура въелись в мою память с тех пор, как мы дважды встретились в МёрМёр. Она лишь прислонила палец к губам, и все дети замолчали в одно мгновение, будто заколдованные. Лишь мгновением позже я понял, что дело было не в ее жесте – малыши всего лишь переняли настроение своих родителей. Взрослые фигуры тем временем столпились в одну кучу и словно онемели, уставившись во входной проем. Из-за обилия силуэтов, что слились в одну кучу, я не мог рассмотреть то, что привлекло общее внимание. И лишь когда Ангелина сорвалась с места и начала аккуратно прокладывать себе путь через толпу, я мельком заметил его. В проеме застыл Мистер Неизвестный.
Он появился на этом празднике внезапно, и был принят как самый нежеланный на свете гость. И если еще несколько минут назад я чувствовал себя неловко от сахарных эмоций и гротескно-идеальной картинки, то сейчас мне хотелось провалиться сквозь землю от ощущения открытой враждебности всех присутствующих. Но знакомый мне малыш был не намерен поддаваться общему настроению. Именинник вскочил со своего места и инициативно бросился к дверям. В руках у мужчины была причудливая ноша: силуэт позволял распознать мне лишь заячьи уши и подол платья. Мистер Неизвестный вручил игрушку виновнику торжества и подхватил того на руки, горячо приветствуя ребенка высокими нотками смеха.
Я заметил, как мужской образ из пары «родителей с картинки» выступил вперед. Гости же, словно по неслышимой команде, разбрелись в пространстве и поделились на небольшие группы. Взрослые усиленно делали вид, что продолжают свои светские беседы, но даже не имея возможности видеть их лица, я осознавал – за натянутым безразличием скрывалось желание оставаться невольными зрителями грядущего скандала. И если бы мне сказали, что именно ради этой развязки и собирались взрослые – я бы ничуть не удивился.
Отец, как я решил называть его, начал активно жестикулировать и, вероятно, повышать голос. Звук доносился до меня так, словно я находился под толщей воды и мог разбирать лишь интонации. Пыл мужчины становился все горячее, но Мистер Неизвестный отвечал ему медленно и спокойно – так, чтобы не напугать ребенка в своих руках. Малыша совсем не было слышно и видно – он будто слился со взрослым силуэтом и не подавал признаков жизни.
Ситуацию решила Ангелина. Женщина вывела мать ребенка к мужу, и они обе встали между мужчинами, пытаясь прекратить перепалку. Но отец не сдавался и продолжал угрожающе наступать в сторону Мистера Неизвестного. Тогда тот все же спустил малыша на ноги, погладил по голове и сделал шаг назад. Он вел себя достойно до самого конца, пока к нему не подошла Ангелина: женщина вцепилась в его локоть, а мой бывший карающий критик лишь спешно сбросил ее руку и ушел прочь.
Стоило незваному гостю исчезнуть, ребенок уткнулся в свой подарок и громко зарыдал. Мое сердце сжалось. Взрослые во главе с родителями налетели на него со всех сторон, словно стая голодных москитов. Они успокаивали именинника, убаюкивали, пытались потрогать по очереди, словно малыш был диковинным зверьком в зоопарке! Меня переполняла злость. Зачем они расстроили виновника торжества? И почему теперь делают вид, что поступили так, как было нужно?
В конце концов, даже новую игрушку малыша заставили отдать прислуге. Ее тотчас унесли в другую комнату, а ребенок заревел еще пуще прежнего. Я был так зол, что практически пустился вдогонку за тем, кто унес подарок, но в последний момент вспомнил, что не могу влиять на происходящее.
Гомон голосов становился все громче. Теперь я мог понять урывки их фраз:
– Это ужасный, отвратительный человек, Мэлори!
– Да-да, мы не знаем, что и делать…
– Изолировать его!
– Такое влияние!
– Нужно оградить его от ребенка, это просто кошмар! Немыслимо!
Я скривился от отвращения. Мне хотелось вмешаться и объяснить всем присутствующим, кто здесь на самом деле ведет себя отвратительно, и кого следует изолировать от детей.
Картинка начинала рассеиваться. Уже в остатках дымки я успел заметить Ангелину, которая держалась в стороне и не принимала никакого участия в спорах. Хоть она и присутствовала там сейчас, а мне досталась лишь позиция наблюдателя, я знал – мы были в одинаковых, абсолютно беспомощных позициях.
– Роллы фигаки, месье. И суши-вкуснокушими.
Джим приземлил передо мной горку одноразовых контейнеров. На этот раз он изображал французского шеф-повара:
– Я вижу, что вы, месье, немного заснули перед обедом, так ведь оно и хорошо! – друг поцеловал кончики своих пальцев. – Так комфортно вы себя чувствуете в нашем ресторане с четырьмя звездами Мишлен!
– Куда делась еще одна, шеф? – лениво поинтересовался я.
– Так добавили в суши, чтобы было вкуснокушими, месье. Bon Appétit!
Я забрал у Джима контейнеры и принялся скудно сервировать наш импровизированный обеденный стол. Небывалый эмоциональный подъем подталкивал меня к любым возможным действиям. Стоило мне вывести из себя лекарство – видения вернулись. Значит, я все еще оставался собой! Это радовало меня и, отчасти успокаивало: больше всего я боялся потерять ту единственную ценность, которой наделили меня неведомые обстоятельства. Свое, как мне казалось, особенное видение мира.