Он похлопал меня по плечу и поднялся.
– Кебаб ешь. Тощий такой, смотреть страшно.
Я дождался, пока Боб уйдет, и все-таки распаковал лепешку с мясом. Но стоило мне сделать первый укус, как моего затылка коснулось что-то маленькое и острое. Оно влетело в меня, а затем, постукивая о поверхность лавки, приземлилось куда-то вниз.
Я наклонился к своим кроссовкам и обнаружил маленький камушек, которому было неоткуда взяться. Всюду была парковка, газоны и асфальт – ни намека на гравий. Странно. Позади меня тоже было пусто. Может быть, он прилетел из-под колеса одной из отъезжающих машин? Но как он тогда смог попасть так точно в затылок?
Если у меня и был аппетит, то теперь он пропал точно. Я усмехнулся. Может быть, мои внутренние контрольные режимы стали настолько сильны, что теперь могут позволить себе следить за питанием хозяина автономно?
Глава 4
Иви разорвала тишину, повисшую в спальной комнате, своим легким и звонким смехом. Уже пару часов мы сидели в тишине, пытаясь заниматься своими делами. Но этот звук будто сглаживал повисшую паузу, и я отреагировал довольно охотно:
– Чего там?
– Да ничего, – Иви продолжала заливаться. – Твой идиот пишет мне в инстаграм.
– Это кто еще? – такой комментарий от Иви мог подходить сразу к нескольким людям в моем окружении, и я не рисковал гадать.
– Ну, твой врач. Ты что, его забанил?
Да, о том, что за три года я успел выложить Константину слишком много личных данных, которые включали в себя наши с Иви аккаунты в социальных сетях, я не подумал. Хотя, должно быть, художественных профилей с именем Иви не так уж и много. Он мог найти ее и самостоятельно. В любом случае, подобный сталкинг сильно меня напрягал.
– Чего он хочет? – нарочито равнодушно поинтересовался я.
– Узнать, в порядке ли ты. Говорит, что не может ни написать, ни позвонить, – Ив отложила телефон и посмотрела на меня. – Что за драма у вас, Зи-Зи?
– Никакой драмы. Мне не нравится то, что он мне прописал и попытался диагностировать. Я более не считаю его квалифицированным специалистом.
– Как быстро ты окрасил его из белого в черный, – вздохнула художница. – И у тебя так всегда. Ладно, напишу, что ты жив, а дальше – разбирайся сам.
Я бы пропустил этот комментарий еще неделю назад, но уже сутки я справлялся без медикаментов, которые ранее глушили мои эмоции. Мне казалось, что все происходило назло: после разговора с Бобом я чувствовал себя фриком и отщепенцем больше, чем когда-либо, поэтому на работе сосредоточиться уже не мог и вновь не справился с документом по отделке квеста. А еще, весь мой поиск в открытых источниках, не давал ни одной новой ниточки к правде о Бодрийярах, и я все больше думал о том, что Константин мог быть прав. Раздражало и то, что босс сравнил меня со своим чокнутым другом-богачом, который стремился окружить себя мистической таинственностью чужой истории и из кожи вон лез, чтобы купить то, что ему никогда не принадлежало. Давно забытое чувство агрессии, смешанное с обидой на судьбу, переполняло меня и не поддавалось никакому контролю. Слова Иви стали для меня последним спусковым крючком.
– Слушай, мне не очень нравится, что ты на меня какие-то ярлыки вешаешь, – я не слышал себя со стороны, но мне казалось, что мне удавалось не повышать голос. – Что вообще это значит: «И у тебя так всегда»? Если ты хочешь что-то сказать, говори прямо.
Иви нахмурилась и посмотрела на меня исподлобья:
– Боузи, мне не нравится твой тон.
– А ты мне не мать, ясно? – уже вполне открыто огрызнулся я.
Этого говорить я совсем не хотел. Но чувствовал, как внутри сработал переключатель, и перед глазами все поплыло. Теперь я не мог остановиться.
– Так… – спокойно протянула девушка.
Она встала с кровати и пересела за рабочий стол, чтобы быть ближе ко мне, развалившемуся на своей постели. Ив сложила ногу на ногу и скрестила руки на груди, принимая закрытую позу. Готова к обороне.
– Значит, к врачу ты больше не ходишь, – отчетливо проговорила соседка.
– Нет, – бесцветно бросил я.
– И, стало быть, таблетки не принимаешь? – ее допрос был привычен, но сегодня раздражал меня больше обычного.
– Нет.
– Понятно. Что у тебя происходит?
– С какого момента? – злобно откликнулся я. Будто бы она была виновата во всех моих бедах! – Потому что, мне кажется, все началось в момент, как я родился, Ив.
Подруга выдохнула и тут же расслабила свои конечности, полностью меняя позу. Теперь, должно быть, она почувствовала мою неаккуратно задетую «рану» и в позе строгой учительницы взаимодействие со мной продолжать не могла.
– Я это знаю, – блондинка говорила так, словно в комнате присутствовал третий спящий. – Потому что мы были там вместе.
– Да, только ты была девочкой, и тебе не доставалось за странности, – я встрепал свои кудри, пытаясь скрыть за ними большую половину своего лица. – Девочкам это прощают.
– Вероятно. Я не пытаюсь стать несчастнее тебя, я хочу воззвать к твоему благоразумию. Мы уже взрослые, понимаешь? Прошло много лет, у нас есть дом, еда, работа. Чего тебе не хватает? Если ты бросил свои занятия с доктором, давай попробуем наполнить тебя какими-то новыми впечатлениями. Погуляем, в конце концов.
Я вдохнул и выдохнул, пожалуй, в сотый раз за день. Это не очень помогало, но слегка расслабляло меня в моменте. Не давало сорваться на крик.
– Знаешь, я просто не могу больше, правда. Я не вижу смысла в происходящем. Пока я пытаюсь понять, как мне пережить все дерьмо из прошлого и снова стать нормальным – ну, понимаешь, не видеть все эти AR-технологии без чертовых очков дополненной реальности, другие пытаются вобрать в себя все больше острых впечатлений! – я говорил очень быстро, так, чтобы не сорваться на крик. – Возрождают какие-то старые трагедии, копаются в чужих тряпках, пишут сценарии на основе судьбы человека, который повесился в собственном доме! Какого хрена, собственно? Почему я преисполнен болью по факту своего рождения, а другим все ее не достает?!
– Повесился? – Ив смотрела на меня так, будто секунду назад я стал лауреатом нобелевской премии. – Так ты знаешь?
Я окончательно взорвался:
– Я сейчас, если честно, не знаю, Иви, мне заорать от того, что из всего, что я успел сказать, ты зацепилась именно за слово «повесился», или от того, что ты мгновенно поняла, о чем я?!
– Успокойся, – подруга коснулась моей руки. – Я просто не знала, что ты зашел так далеко.
– Да я сам это видел, понимаешь? – я одернул свою ладонь и сел на кровати. – А он, этот чертов доктор-сталкер, считает, что у меня шизофрения или что-то вроде того! Знаешь, это абсолютно прекрасная ситуация, в которой ты просто рассказал все так, как было на самом деле, а тебе прописали то, от чего себя не чувствуешь! У меня на мониторе буквы расплываются, да и вообще – я не помню, что происходило на прошлой неделе! Это что за карательная психиатрия такая, скажи мне, пожалуйста? Или что, я должен продолжать ему верить после того, как он не поверил мне?
– Я тебе верю. Тихо. Я верю тому, что ты видел, Боузи.
Она села ко мне. Я почувствовал, как подруга пытается приподнять мою голову и уложить к себе на плечо. В глазах начинало жечь. Было ясно, что если начну говорить, то голос обязательно сорвется. Но это была Иви. Она не просила меня пить жуткие таблетки и на самом деле никогда не считала меня плохим или сумасшедшим. И зачем я вообще все это ей сейчас сказал?
В критических ситуациях я действовал быстро и цеплялся за единственно верное решение. Бежать.
Иви не поняла, в какой момент я, только что сидевший рядом с ней, сорвался с кровати как умалишенный и вынесся в коридор. Я лихорадочно завязывал свои кроссовки и старался не поднимать на соседку головы.
– Боузи, пожалуйста… – беспомощно проговорила художница.
– Я вернусь.
Хлопнул дверью и не взял ключи. Был уверен, что она дождется и откроет мне дверь, так как не сможет бросить одного ночью. На улице было довольно прохладно, но адреналин не давал потокам воздуха забраться под домашнюю фланелевую рубашку. Внутри ощущалась лишь горечь, активно разгоняющая кровь по моим конечностям.
Обогнув нашу высотку, я наконец остановился и закурил. Спальный район перемигивался светом редких фонарей, дорога была полна машин, а магазины еще работали и освещали тротуарные дорожки своими вывесками. Во времени я всегда ориентировался плохо, и, в этот раз, совсем не угадал – ранние сумерки давали постоянное ощущение вечной ночи, которая все никак не может закончиться. Хотя, скорее всего, ночное время суток было лишь проекцией на мое внутреннее состояние, но не более.
Увидев несколько прохожих, бредущих вдоль дороги, я ощутил мнимую безопасность и решил прогуляться. Вечный гул в голове начинал стихать, как только меня окружали звуки улицы, поэтому быть в пути мне нравилось. Не хватало наушников, но они остались в куртке наверху, а я принял решение не возвращаться, пока не приду в себя и не избавлюсь от переизбытка эмоций. Так было правильно и для меня, и, как мне казалось, для Иви тоже.
В голове болезненным ворохом туда-сюда и обратно переворачивались мои последние слова, вылетевшие в адрес Иви бесконтрольно. Я успел вылить дозу негатива даже на свою сферу деятельности. Мне казалось, что все озвученное было правдой, но боль состояла в противоречии собственным принципам. Я жил «видениями» и хотел погружаться в них вновь и вновь, чтобы стать другим человеком и обрести вкус жизни, которого я никогда не чувствовал. За этим же я пришел и в квесты – с помощью декораций и сюжетов мы могли перемещаться по альтернативным вселенным абсолютно легально и безопасно, даже если само путешествие длилось всего шестьдесят минут. Но никто, абсолютно никто не предупреждал меня о том, что мой эскапизм однажды может выйти за рамки целебных практик. Мне просто хотелось думать о том, что никогда не случится, или о том, что действительно происходило, но со мной никак не было связано. Сейчас я понимал, что даже при огромном желании повзаимодействовать с той или иной фигурой из моих фантазий, на самом деле я бы не хотел этого делать. Просто потому, что тогда это перестанет работать. Все, что попадало в реальный мир, мгновенно утрачивало свой мистицизм и оригинальность. Я не хотел, чтобы так получилось с единственным доступным мне путем выживания.