– Почему же вы не сообщили мне эту позицию прямо, посчитав нужным изолироваться? – специалист нахмурился и взял в руки салфетку, заботливо уложенную под его все еще пустующую тарелку. Кажется, есть в этом месте он не собирался. Еще бы!
– Потому что я имею на это право как пациент. Вы никем мне не приходитесь – следовательно, я не обязан перед вами отчитываться.
Константин вновь улыбнулся, но на этот раз его эмоцию нельзя было трактовать как позитивную. Губы доктора растянулись так, что выражение лица предполагало некую горечь. Как будто он съел дольку лимона, но предпочел никому не сообщать о том, насколько кислой она оказалось, и сохранял хорошее расположение духа. Таким я видел его впервые.
– Я думал, в местечке «У Джозефа» мы прояснили одну важную деталь, – заглядывая мне в глаза, отвечал он. – Я не брал с вас денег, Боузи, не потому, что не считал часы, которые провел вместе с вами на выезде. А потому, что оказал вам услугу не как своему пациенту.
Тошнота внутри усилилась. Со времен своего взросления в приюте я знал, что такое «моральные обязательства». О них нам с большим энтузиазмом, напоминали наши воспитатели. «Каждый бесплатный стакан воды требует оплаты впоследствии», – говорили они. Это касалось нас, особенных детей, напрямую. По глупым человеческим установкам, лишь родственники могут оказывать помощь безвозмездно. Так как у нас семьи не было, мы лишались такой привилегии априори. С тех пор я старался не позволять никому оказывать мне услуг, потому что знал, что могу быть не готов к размеру последующей оплаты. Совершать акты милосердия я мог позволить лишь Иви, от которой, несмотря на безграничное доверие, я боялся получить «чек» за оказываемую заботу больше всего. В местах, где растут такие дети, как мы, очень доступным и понятным языком доносят главные правила жизни, механизмы, по кругу которых бегают человеческие взаимоотношения. И до сегодняшнего дня мне казалось, что я усвоил их хорошо. Но в конечном итоге оказался в абсолютно немыслимой для самого себя ситуации. Я забыл, что сидящий передо мной человек никогда не был моим другом. И сейчас, должно быть, он потребует то, что я ему должен – оплату.
– Сколько вы хотите? – я разблокировал приложение мобильного банка на смартфоне и был готов перевести ему любую сумму, воспользовавшись кредиткой, которую отложил на черный день.
Он рассмеялся и закрыл лицо руками. В желудке стало совсем неприятно.
– Боузи, вы – поразительный человек. Я только что сказал, что помог вам не как пациенту, а вы требуете от меня счет. Неужели вы действительно не можете проследить за противоречием в собственных словах? Если у нас были только рабочие отношения, то каким образом вы можете объяснить то, что чувствуете предательство? Вы не правы в том, что это ощущение возникло в рамках нашего делового взаимодействия, ведь наша последняя встреча даже не выглядела как прием. Пациенты действительно не обязаны отчитываться мне в случае, если их не устраивает моя работа. Однако давайте вернемся к тому, что вас сподвигло к такому поступку. Вас не может предать лечащий врач, он просто выполняет свою работу.
Он окончательно запутывал меня своими словами, и я чувствовал, как необъяснимо болезненное место на макушке вновь наливается болью. Притрагиваться к еде я не рисковал. Боялся, что меня стошнит прямо здесь, прилюдно.
– Я не понимаю, – с усилием выдавил я.
– Зато я хорошо понимаю происходящее, и за тем я здесь, – доктор брезгливо отбросил смятую салфетку на тарелку. Теперь его неприязнь к окружающей атмосфере читалась открыто. Что ж, хотя бы насчет его снобизма я ничуть не ошибся. – То, с чем вы столкнулись, называется эффектом переноса. Вы проецировали определенный класс чувств на меня, как на вашего специалиста. В данном случае ваша агрессия вызвана отнюдь не мной, как психотерапевтом и не моим профессиональным поведением. Наверняка для вас я исполняю определенную функцию отсутствующего в вашей жизни человека. И вы априори воспринимаете меня не как врача, но как того, чью роль решили мне отдать.
Я сжал зубы так, что почувствовал скрежет. Однажды, во время гигиенической чистки, стоматолог сказал мне, что такие действия стирают эмаль, и уже сейчас мои компульсивные действия принесли за собой изменения. Но это, к сожалению, не избавило меня от привычки.
– Разожмите челюсть, – с небольшой степенью давления произнес доктор.
Константин, конечно, об этой привычке знал. Я сцепил руки в замок, уткнулся локтями в стол покрепче и посмотрел ему в глаза.
– Прекрасно, что вы разобрались в наших отношениях, какими бы они ни были. Но я все еще не понимаю, почему вы здесь, если вам ничего от меня не нужно?
– Потому что существует контрперенос, Боузи, – мужчина тяжело вздохнул. – И это значит, что с ролью, которую вы мне дали, я согласился.
Я почувствовал, что под носом защипало, но это никоим образом не было связано с кровотечением, которое застало меня в метро. Самое время было срочно отвлечь себя чем-то, поэтому я не нашел выхода лучше, чем все-таки начать есть, перебарывая тошноту. Врач смотрел на то, как я поглощаю свою порцию блинчиков со скоростью света, и решился вмешаться только после того, как я уничтожил один из них.
– Чем я могу тебе помочь? – галантно разрушил последний барьер доктор.
– Такой, как ты? – я горько усмехнулся. – Помочь мне?
– Тебя смущает цена моего костюма, возраст или что-то другое?
Я подумал, что ответ, звучащий как «все вместе», прозвучит довольно грубо.
– Предполагаю, что возраст вписывается в твою роль, – я пожал плечами. – Меня смущает твоя профессия.
– Если первым, о чем ты будешь вспоминать, смотря на меня, станет желе из угрей, тебе станет легче.
После резкого перехода в обращениях дольше держать себя в руках не получалось. Я позволил стрессу, смешанному со смешком от воспоминаний про его любимое блюдо, выйти из себя разом, со слезами. Так, чтобы стало легче.
– Молодец, это позволит тебе немного расслабиться, – учтиво заметил доктор.
– Если хочешь общаться со мной в другом формате, перестань меня анализировать! – менее враждебно заметил я.
– Извини! – рассмеялся и пасующе поднял руки вверх психотерапевт.
Я мог только догадываться, о какой конкретно роли мы говорили. В моей жизни не хватало стольких деталей, что Константин мог стать любой из них. Как я воспринимал его, когда звонил ему в любое время суток, включая точно нерабочие часы? Был ли он для меня лучшим другом, старшим братом или отцом? Я не знал, но сейчас не видел нужды в выяснении обстоятельств. Он пришел сюда не воевать, а капитулировать. Впервые в жизни явился мне не как врач, а как человек, которым я хотел его видеть. И это сработало.
К собственному стыду, я был готов поднять белый флаг в ответ, несмотря на гадость, что содержалась в прописанных им таблетках. Я был готов простить ему даже отвратительный ярлык, потому что не мог отказаться от этого взаимодействия, учитывая то, что исход последней ссоры с Иви был для меня уже неочевиден.
В этом и заключалась моя главная неисправность, втравленная в меня обстоятельствами нелегкого детства.
Я легко подавал руку в ответ тому, кто протягивал ее первым, не поднимая глаз на самого человека.
– Прости, но я не до конца понимаю, как вести себя сейчас, – только и смог произнести я.
– Ничего страшного в этом нет, – успокоил меня мужчина. – Я просто пришел, чтобы спросить, как я могу тебя поддержать и что сейчас происходит.
– Я могу рассказать, – я принялся гипнотизировать столешницу, не решаясь поддерживать зрительный контакт. – Но как это сделать, если во время предыдущей беседы ты посчитал все сказанное мной шизофреническим бредом?
– Так говорят мои учебники, – Константин улыбнулся мне. – Но ты же не знаешь, что на все это скажу я сам? Помнишь, как я уточнял у тебя, как мне лучше ответить: от лица специалиста, или же как обычный человек? Давай примем то, что теперь первой опции не существует.
Я не знал, с какой стороны мне лучше подойти к вопросу, а потому взял паузу и беспардонно уткнулся в телефон. И сделал это действительно вовремя, так как рабочий день Мисти наконец начался. Последним сообщением в моем рабочем почтовом ящике было сообщение от Исторического Бюро с сухой пометкой в названии. Она гласила: «Ваш запрос».
– Что-то важное? – ненавязчиво уточнил мой собеседник.
– Да, минуту, – я кивнул бывшему специалисту и поспешил открыть электронное письмо.
Руководительница поискового отдела писала следующее:
«Доброго времени суток. Записей о современниках Бодрийяров немного. Последний отмеченный человек в реестре с этой фамилией – белый мужчина, жив, зарегистрирован в нашем городе, сейчас ему пятьдесят два года. Имя – Джереми. По оценке открытых данных на государственных ресурсах, можно предположить, что фамилия была изменена, а точное местонахождение этого человека неизвестно. Более данных нет.
Всего доброго».
– Боузи? – вновь рискнул привлечь мое внимание Константин.
Я перечитывал сообщение Мисти из раза в раз, но не мог понять, получил ли я из него хоть какую-то ценную информацию. Теперь я знал, что каким-то образом род Бодрийяров все же был продолжен, и прямой наследник существует, живет в одно время со мной, здесь и сейчас. Но как это может помочь мне приблизиться к разгадке, я не осознавал. Не знал, за что зацепиться.
– Боузи, все в порядке?
Точно! Даже если Константин больше не был врачом для меня, он все еще являлся сотрудником городской государственной больницы.
– Да, – наконец позволил себе улыбнуться я. – Я понял, как именно ты можешь мне помочь.
Глава 8
Нежно-розовые бутоны семи больших пионов покоились на моих коленях. Константин любезно согласился довезти меня до цветочной лавки, чтобы я наконец выбрал подарок-извинение для Иви, идею о котором вынашивал со вчерашнего дня. Казалось, что новые композиционные составляющие для натюрморта должны были порадовать художницу. Или, по крайней мере, стать неплохим поводом для начала нашего разговора.