– Я бы хотел услышать историю от и до, если ты не возражаешь, – попробовал возобновить наш диалог мой бывший специалист.
Мы угодили в пробку на съезде, который находился в пяти километрах от моего дома. Разговор в кафе затянулся. Еще больше времени я потратил в очереди за цветами. А теперь серый мини-купер доктора застрял на дороге среди второй волны припозднившихся работяг. Все они старались успеть домой к вечернему чаю.
– Ты сказал, что Эндрю смог узнать имя твоего Мистера Неизвестного? – снова подтолкнул меня к продолжению беседы Константин. – Его зовут Герман.
Для меня было непривычно, что такой комментарий более не сопровождался пометками вроде «как тебе кажется», «как ты предполагаешь» или «как тебе хочется думать». Меньше всего на свете я мог ожидать, что человек, выполнявший функцию постоянного скептика, вдруг снизойдет до моего уровня осознания вещей и начнет всерьез играть со мной в мои «игрушки».
– Да. Это старший сын Ангелины, про которую ты уже слышал, – я кивнул, стараясь проговаривать все известные мне факты безэмоционально. – Еще есть младший – Валериан. Потом – его жена и их сын. Реймонд.
– Реймонд? – судя по интонации, мужчина подразумевал этот вопрос как риторический.
Константин сделал паузу, услышав имя наследника Бодрийяров. Он будто хотел зафиксировать его в мыслях и уложить на полку подсознания покрепче.
– Хорошо, – мой новоиспеченный взрослый друг пытался связать одно с другим. – Как все это связано с МёрМёр?
– Пока, исходя из того, что я услышал и увидел сам, в моей голове построилась следующая связка: существовала такая семья, и было у них типичное внутреннее деление на любимого ребенка и нелюбимого. В нашем случае первым является младший, Валериан. А вторым – старший, Герман. Последнего из семьи будто изгнали, построив ему отдельный небольшой особняк, который мы и знаем как МёрМёр.
– В котором еще была бабушка по имени Мари? – уточнил доктор.
– Все верно, – с готовностью подтвердил я. – Думаю, эта женщина была кем-то вроде его личной прислуги. В какой-то момент с Валерианом и его женой что-то произошло… и Реймонд стал жить вместе со своим дядей.
Константин от чего-то нахмурился и тряхнул головой. Но я продолжал:
– Не знаю, что было дальше. Но согласно тому, что прочитал в архиве Эндрю, и учитывая то, что это полностью совпадает с увиденной мной сценой в доме, Герман покончил с собой довольно трагичным образом. Куда после этого делся Реймонд, я не знаю.
– Все это звучит как стандартная викторианская сказка Боузи. И дело не в том, что это не может быть правдой, скорее всего, события, рассказанные тобой, действительно могли произойти в реальности, – мужчина вздохнул. – Однако остается одна, совсем непонятная мне вещь.
– Какая? – инициативно отозвался я.
– Как все это касается тебя?
На этот вопрос я и сам хотел бы иметь ответ. Теперь, ежедневно и ежечасно, история семьи Бодрийяров преображалась в моем сознании, наполнялась деталями и подробностями, но все еще оставляла меня в роли простого наблюдателя с полным отсутствием ощущения сопричастности.
– В этом ты и сможешь мне помочь, – мой голос звучал неуверенно. – По крайней мере, я так думаю.
– Слушаю, – Константин повернул голову ко мне и ободряюще улыбнулся. Интересно, изменит ли он свое отношение к этой затее, узнав о сути моей просьбы?
– В моей голове есть только одна мысль по поводу того, как именно я могу докопаться до, хотя бы, минимального намека на связь. Мне кажется необходимым узнать правду о том, что происходит сейчас с этой родословной, владеют ли они МёрМёр по сей день, и можно ли поговорить с последним известным Бодрийяром, который нашелся в реестре.
Доктор не смог сдержать усмешки. Да, наверное, моя одержимость историей двухсотлетней давности выглядела просто смешно. Но человек, обладающий аналитическим складом ума, да еще и с таким опытом, как у Константина, мог постараться меня понять. Только если на самом деле отключит все свои профессиональные предрассудки и перестанет пытаться заткнуть потоки моего сознания очередными таблетками.
– Значит, ты добрался и до реестра, – резюмировал он.
– Да. Косвенно. В Историческом Бюро мне назвали имя человека, который носит… – я запнулся, вспоминая содержимое письма Мисти, – или, по крайней мере, носил фамилию Бодрийяр по праву родственного наследия. Его зовут Джереми, ему пятьдесят два, и он зарегистрирован в нашем городе. А значит, может и по сей день находиться здесь.
– Боузи, я работаю в психоневрологическом диспансере, а не в службе переписи населения, – Константин нервно поправил прическу одним взмахом ладони. Неужели откажет? – Да и там, боюсь, тебе бы отказали – мужчин такого возраста и с таким именем в нашем городе, найдется не менее десятка тысяч.
– То, что ты работаешь в диспансере, и есть ключ к разгадке. Если я все понял верно, наш Джереми, Джереми Бодрийяр, может стоять у вас на учете.
Кажется, теперь я поверг доктор в легкий шок. Его выражение лица можно было трактовать как сдержанное пребывание в полном замешательстве. Должно быть, внутри него сейчас боролись две личности: та, что хотела повернуть время вспять и не дать сегодняшнему разрушению барьеров между нами случиться, и та, что была крайне заинтересована в том, чтобы продолжить этот разговор, балансирующий на грани абсолютного безумия.
– Я перестаю тебя понимать, – честно признался он.
– Все в порядке, – понимающе кивнул я. – Я… попробую объяснить.
Несмотря на то, что моя речь более не нуждалась в фильтрации, я и сам не мог структурировать в голове тот вывод, к которому пришел. Что мне нужно было донести до Константина? То, что я чувствую с Германом необъяснимую связь и схожесть, а потому уверен, что он страдал определенным психическим расстройством эндогенного характера, которое, по моим безумным предположениям, передавалось из поколения в поколение и кошмарило мужскую линию Бодрийяров? Или что я поверил Эндрю в момент, когда тот посчитал причиной изгнания старшего сына Ангелины его ментальный недуг? Я не знал, что из этого звучит более нездорово, а потому решил скрестить оба варианта.
– Исходя из… – подбирать слова было действительно трудно. – …Гхм, причинно-следственных связей, вскользь указанных в архивах, можно сделать предположение о том, что Герман стал неугодным для своей семьи из-за определенного ментального заболевания. Так как я хорошо успел разобраться в определенной симптоматике на приемах с тобой, я делаю предположение, что оно носило генетический характер. А значит, могло передаваться по наследству по мужской линии.
– Допустим, – согласился мужчина. – Но прошло два столетия.
– Так и есть. Однако ты сам говорил, что подобные вещи могут передаваться и через поколение, и через два. Не значит ли это, что вероятность остается по-прежнему высокой и через четыре?
– С теоретической точки зрения, это возможно, – Константин глянул на меня с непередаваемой долей удивления.
– Вот! – довольно развел руками я. – Значит, мы не сможем узнать, только если не проверим!
Константин наконец смог набрать скорость, так как пробка постепенно рассасывалась. Но остаток пути до нашего с Иви адреса мы провели в молчании. Я не был расстроен этим, так как понимал, что ни один адекватный человек, коим, безусловно, являлся Константин, просто так не согласится на авантюру, которая никак не пересекается с его личными интересами. И, скорее всего, может идти в разрез с его должностными инструкциями. Может ли рядовой доктор позволить себе вторгнуться в архивы личных дел пациентов, я не знал.
Плавая в вихре невеселых мыслей, которые то и дело будоражили нутро и выстраивались в непонятные мне логические связки, я вынырнул от приятного ощущения на ладони. Неосознанно все это время я гладил нежные лепестки пионов, которые теперь покоились не только на моих коленях, но и на руках. Я никогда не любил цветы, не понимал их символического значения в контексте подарков на праздники и постоянно поражался ценам на букеты, которые так часто покупала Иви для своей практики по живописи. Однако пребывая со своим воспаленным сознанием наедине, я чувствовал, что такое взаимодействие с чем-то хрупким, мягким и невесомым, напоминающим покровы кожи родного человека, помогало мне обретать ощущение спокойствия. Я словно чувствовал реальность в том первозданном и чистом виде, в котором взрослым людям она была уже недоступна. До сегодняшнего дня я и подумать не мог, что цветочные лепестки могут быть похожи на кожу. Эта странная мысль застряла в моей голове, вытесняя тревогу о том, что Константин может отклонить мое предложение. Или, главным образом, о том, что мне придется предпринять, если я все-таки останусь без его поддержки.
Через четверть часа он припарковал автомобиль напротив моего жилого блока. Но он не прощался, а я не покидал автомобиль. Кажется, заканчивать прерванную беседу мой новый друг пока не собирался, а потому я не постеснялся спросить разрешения закурить.
– Иви дома? – вдруг поинтересовался доктор.
– Я не знаю, – я вздохнул, предчувствуя тяжелую беседу с подругой. – Мы поругались, и с тех пор я ее даже не видел. То есть, она была дома, но ушла до того, как я проснулся.
– Я думаю, Иви знает больше, чем она тебе говорит, – аккуратно подметил мужчина.
Я подавился фруктовым дымом и поспешил закрыть рот ладонью. В голове не было ни единого предположения о том, что конкретно имел ввиду доктор Константин под это фразой. Впервые за поездку я позволил себе посмотреть на него прямо и в упор. Мужчина, как и всегда, был спокоен. Его правая рука все еще покоилась на руле. Второй он снова заправлял за ухо все же немного сбившуюся укладку гладких, черных волос, которые, безусловно, украшали строгие черты его вытянутого и остроугольного лица.
– Безусловно, моему приезду предшествовали не только личные переживания, – признался он. – Даже если я и предполагал, что все происходящее может быть лишь признаками ухудшения твоего здоровья, во время поездки в тот дом я почувст