Я откинул деревянные шторы и зашел в подсобку, которую Оуэн гордо величал гримеркой. За эти два дня здесь ничего не изменилось – едва ли хозяин сюда возвращался. В его планах было передать эту задачу мне.
Книжка в кожаной обложке по-прежнему лежала на столе. Я поставил свечу ближе к зеркалу и увидел лампу над стеклом, которая была обнаружена мной в прошлый раз. Мои действия все еще трудно было назвать рациональными, однако потраченного времени на поиски дурацкого подсвечника было жаль. Я собирался использовать свечу, пока воск не растает окончательно.
Пролистав несколько страниц, я все еще не понимал, с чего стоило начать. Прочитать ежедневник полностью? Найти отмеченные записи? Я не мог угадать, чего именно от меня хотел Оуэн, а потому не знал, как сэкономить время своего пребывания. Доктор Константин уже рассматривал этот журнал и ничего полезного тут не обнаружил. Он отметил лишь то, что некоторые заметки были оставлены в состоянии аффекта.
У меня не было причин ему не доверять, даже несмотря на то, что прописанные им таблетки только ухудшили мое состояние.
Немного подумав, я провел рукой по кожаной обложке и открыл форзац.
Собственная глупость поразила меня больше, чем все обстоятельства текущей ночи.
Прямо посередине аккуратными маленькими буквами было выведено всего два слова:
«Реймонд Б».
Владельцем этой книжки был никто иной, как племянник Германа: именно ее он прятал под ныне не существующей седьмой ступенькой.
Моя невнимательность и скептицизм доктора не оставляли нам шанса увидеть истину в прошлый раз.
Вот почему я должен был приехать один.
Глава 8
«Привет! Папа подарил мне этот дневник. Здесь я буду рассказывать обо всем, что меня волнует, для того, что быть смиренным. Мама говорит, что качества джентльмена я должен воспитывать в себе уже сейчас. Например, больше не собирать лягушек во дворе. Но дядя Герман говорит, что джентльмены и лягушки похожи, когда надуваются. Я думаю, это очень смешно! Ну, пока, дневник. Напишу, когда снова посчитаю нужным»
Я не мог сдержать улыбки. Первая запись Рея была такой милой и детской – чистоту нутра ребенка подчеркивал даже почерк. Мальчик тренировался в каллиграфии: в написании некоторых слов был заметен более явный наклон и особенно большое количество завитушек.
Артефакт сохранился в удивительно хорошем состоянии, и я уже не был так удивлен тому, что Константин не распознал в журнале ничего подозрительного. Скорее всего, до того, как седьмая ступенька парадной лестницы в МёрМёр обвалилась, книжка хранилась там, где ее оставил хозяин. Но если ребенок сбежал из дома дядюшки, то почему не взял дневник с собой?
Следующая запись была оставлена на другой стороне первой страницы. Кажется, Реймонд писал здесь свои заметки не так уж и часто: в этом отрывке текста уровень его письма выглядел значительно увереннее и строже.
«Привет, дневник. Вчера мне исполнилось 11 лет. Праздник был невеселым, потому что к нам пришли Доусоны, Эмерсоны и Алонзо со своими детьми, которых я ненавижу. Но я вел себя так, как просил папа, хоть это и был мой день рождения. Я был очень расстроен тем, что Герману не разрешили прийти, и какой же была моя радость, когда он все-таки навестил меня! Он подарил мне куклу с заячьими ушами, большую. А еще она была одета в чудесное платье. Но папу и маму это очень разозлило, и больше я не видел ни своего дядю, ни зайца в платье. Я больше не хочу праздновать дни рождения, это очень грустно».
В одном из видений у плачущего Реймонда отбирали игрушку, подаренную дядей. Мог ли я стать свидетелем эпизода, который на самом деле был частью реальности этого ребенка? Или же изъятие подарков и публичные скандалы происходили в доме Валериана Бодрийяра систематически? Мне казалось, что ответ на оба вопроса был положительным.
«Привет. Бабуля нашла тебя и прочитала последнюю запись. Теперь не знаю, когда напишу, потому что ты отправляешься в ее шкаф для греховных вещиц. Пока!»
Эта заметка заставила меня поморщиться. Я до-листал лишь до третьей страницы, но старшие члены семьи уже успели отобрать у ребенка две его личные вещи. Даже мои воспитатели в интернате не занимались подобным настолько яро. Мальчика не было в живых уже два века, но методы родителей поддержания дисциплины его родителей злили меня так сильно, будто я знал Валериана, Меллори и Ангелину лично и мог что-то с этим сделать.
При детальном рассмотрении оказалось, что записей в книге было не так уж много, и более заполненными страницы становились лишь в самом конце. Очевидно, доступ к дневнику появлялся у Рея довольно редко. Я не знал, что должен был найти на страницах единственной детской отдушины, и был уверен, что здесь нет ничего подобного тому, что я придумал для квеста сам. Однако именно то, что я не имел никакого понятия о дальнейшем содержании, заставляло меня читать абсолютно все.
«Папа и мама проводят торжественный вечер в честь какой-то успешной сделки. Как хорошо, что Ангелины сегодня нет. Самое время опробовать наше тайное место для встреч с Д. Он обещал быть на месте к восьми вечера».
Реймонд начинал вводить в свой текст сокращения. Скорее всего, он боялся, что записи вновь прочтет его бабушка, но даже мне было понятно, что буква Д. обозначала дядю.
«Привет! Вчера был отличный день, потому что мы ездили в гости к Д. Папа почти не ругался с ним, так как в этот раз все случилось наоборот.
Я никогда не видел Д. таким злым. Но со мной он все равно всегда мил и любезен! Почему его так сильно не любят? Если бы я писал книгу про джентльменов, я бы вставил его портрет на обложку. Бабуля познакомила меня с Мари. Она тоже просто чудесная и так вкусно готовит! Ангелина сказала, что она была няней Д. до рождения моего папы. Неудивительно, что он вырос намного более воспитанным. А еще мне понравилась кошка Д. Она абсолютно черная, как уголек, а глаза – желтые и внимательные. Я бы хотел жить в этом доме, если бы только у меня была такая возможность».
Это была его первая запись с упоминанием особняка. С каждой новой прочитанной строчкой моя жалость к этому ребенку возрастала, а повествование Рея рождало во мне чувство неясной тревоги. Я знал, что даже загадочный Д., на которого возлагал надежды мальчик, через какое-то количество лет исчезнет из жизни младшего Бодрийяра навсегда.
«Я попросил Ангелину купить кота к моему двенадцатилетию, такого же черного и желтоглазого, как я видел у Д. В ответ на это бабушка расплакалась. Лучше бы она снова кричала. Я совсем не понимаю, что происходит».
Кажется, эта запись была последней за прошедший год. На следующей странице была нарисована большая буква «Х», которая то ли заканчивала этот период, то ли намекала на начало следующего.
Я перевернул страницу и пожалел об этом. Этот лист выглядел просто жутко, и на мои ощущения не могло повлиять даже осознание того, что записи принадлежали ребенку. Весь написанный текст практически расплылся от пролитой на него жидкости, и я боялся лишний раз прикасаться к бумаге для того, чтобы ненароком ее не повредить.
«Мамы и папы БОЛЬШЕ НЕТ.
МНЕ СТРАШНО.
Пусть меня не станет ПРЯМО СЕЙЧАС»
Для того, чтобы читать дальше, теперь приходилось прилагать волевые усилия. Несколько следующих страниц оставались пустыми, а затем – сменялись огромным количеством завитушек. Я вновь вспомнил о состоянии, в котором сам рисовал подобное, и особенно ярко почувствовал горечь Реймонда. Теперь комментарий Константина о нестабильности автора дневника звучал особенно цинично.
Как давно он так легко вешал ярлыки на людей, не зная сути?
На борьбу со стрессом с помощью рисунков мальчик потратил добрые три листа, но, к моему облегчению, это ужасное полотно завершала довольно светлая заметка.
«Сегодня мой первый счастливый день. Бабушка сказала, что я переезжаю к Д. Она очень этим недовольна, но мне все равно. Больше никаких тайн, ее вечных слез и одиночества. Я больше не могу здесь находиться. Мама и папа приходят ко мне постоянно»
Последнее предложение выглядело жутко. Неужели Реймонда мучали галлюцинации? Или он писал о кошмарных снах?
«Привет, дневник! Все просто отлично! Мари рассказывает мне истории, а Герман просто чудесен, как и всегда. Все вместе мы гуляем по лесу, и теперь я знаю много названий различных ягод и трав, которые особенно хороши для полуденного чаепития. До моего переезда у котика не было имени, но теперь я решил, что буду звать его Сэмом. Он очень ласковый, но Мари обращается с ним строго. Говорит, что Сэм родился на улице и должен жить там. Совсем не разрешает пускать его в свою постель. Но, может быть, если я хорошо попрошу, Герман все устроит. Посмотрим!»
Котик Сэм. Какая ирония! Джереми окрестил один из собственных дурацких образов именем домашнего животного своих предков. Отвратительно и печально.
«Ангелина продолжает приезжать каждый день, но меня это не беспокоит. Она кричит на Германа так же, как кричал папа. Но ты же знаешь, дневник, что ничем хорошим это не закончилось. Пусть себе кричит и даже бьет посуду, если ей это нравится! Бабушка считает, что я стал слишком распущенным и дядя балует меня, но он просто дает мне то, что я по-настоящему заслуживаю. Если быть джентльменом значит быть таким же, как мой отец, я никогда им не стану! Герман говорит, что во мне много скрытой силы, о которой я и не подозреваю. Я считаю, что мы очень похожи. Лучше бы он был моим папой»
В письме мальчика начинала прослеживаться гордыня. Я вспомнил осанку Германа и его манеру себя держать. С таким наставником корень его избалованности был очевиден.
«Счастливого рождества, дневник! Дядюшка подарил мне волшебную шкатулку, которую умеем открывать только мы вдвоем. Он сказал, что она может стать моим тайником, если мне только этого захочется. А тебя разрешил прятать там, где я посчитаю нужным! Конечно же, в этом доме тебя никто у меня не заберет, но мне очень нравится иметь свои секреты.