и игрушки была надпись, сделанная с помощью масляной краски, простая и короткая: «Ева».
Кролик выпал из моих рук и разлетелся на осколки. Как это и бывало раньше, в моих осознанных сновидениях, ручка двери начала поворачиваться. Но как только незваный гость понял, что не сможет войти, он принялся ломиться. Я боялся, что старое крепление просто этого не выдержит.
Прямо за изголовьем кровати скрывалась еще одна дверь. Больше не думая о рациональности выбора мест для пряток, я дернул за нее и оказался в большой ванной комнате, которая, на контрасте с детской, выглядела из рук вон плохо. Мозаичная отделка практически сошла, оголяя серые поверхности стен, умывальник отсутствовал, а зеркала были разбиты. Но худшим фактом было то, что здесь не было ни единого шкафчика, а ложиться прямо в проржавевшую чугунную купель было верхом наивности. Мне было нечем даже накрыться.
Общая уборная, к моему счастью, была сквозной. Передо мной снова оказалась дверь, идентичная предыдущей. Я вбежал в следующую комнату, которая оказалась тем местом, в котором я хотел оказаться меньше всего.
Это была спальня Германа.
Что-то внутри меня запрещало осматривать это пространство внимательнее. Я болезненно прищурился, но даже так мог идентифицировать софу, шкаф, прикроватные тумбы и большую кровать. Джереми, видимо, страдал особенной жадностью и очень ревностно относился к комнатам племянника и дяди, старательно восстанавливая здесь убранство позапрошлого века. Я бы не удивился, если бы узнал, что он сам сломал эту чертову седьмую ступеньку, для того чтобы туристам, мародерам, или таким наивным идиотам, как я и мои коллеги, было сложнее добраться до его самых любимых мест.
Сердце стремилось выскочить из груди, когда я мучительно медленно поднимал свой взгляд на полог постели хозяина дома.
Веревка, скрученная в висельный узел, была на месте.
Знакомую фигуру мое сознание дорисовало самостоятельно.
Если бы я мог кричать, я бы сделал это. Но невидимый питон сжимал мою шею, не давая издать ни звука. И если выпустить из себя ужас с помощью крика я не мог, мне все еще никто не запрещал бежать.
Перескакивая через постель, я вылетел в следующую дверь, которая вновь вывела меня в темный коридор. Но высшие силы все еще давали мне шанс на спасение – прямо передо мной оказался вход в следующую комнату.
Новое пространство было абсолютно пустым и довольно маленьким. Прямо в комнате располагался умывальник, который был также давно разбит, но мебели и других предметов интерьера я не обнаружил. Скорее всего, в такой маленькой спальне могла обитать прислуга. Значит, эта спальня принадлежала Мари.
Здесь все еще негде было спрятаться. Я лихорадочно обыскивал пространство в надежде на то, что из этой комнаты тоже должен был быть второй выход. И повторно поблагодарил высшие силы, когда увидел еле заметную маленькую дверцу в стене напротив. Кажется, ею редко пользовались или же не пользовались вообще – она была словно утоплена в своем остове и покрыта теми же обоями, что и все окружающее пространство.
Но мне она поддалась.
Деревянная отделка стен намекала на то, что я оказался в чулане или на складе – это было сложно определить, так как какие-либо говорящие предметы просто отсутствовали. Но в самом углу был виден выступ, похожий по форме на один из кухонных шкафов на первом этаже. Кажется, это была та самая, настоящая шахта лифта.
Рей говорил, что в нем было прятаться легче и удобнее всего. Кроме того, он упоминал, что на лифте можно кататься – об этом знал и я сам. О принципе работы мне когда-то подробно рассказывал Рик. А это значило, что если мне повезет, то я смогу съехать вниз, оказаться на кухне и выбежать из этого чертового дома, не встречаясь с преследователем.
Ох, Рик. Как бы я хотел сейчас закрыть глаза и оказаться в том моменте, когда ты заставлял меня лезть в игровую кабину! По сравнению с тем, что я собирался сделать, тот «полет в кладовую» был совсем не страшным.
Задержав дыхание, я отворил шкаф, ведущий в шахту. В кабине было еще темнее, чем в самом чулане, но мне казалось, что шаги были слышны уже и в комнате прислуги. Времени думать не было. Я поставил ногу на возвышение, пролез внутрь и попытался захлопнуть за собой дверцу.
В кабине было невыносимо тесно, и что-то мешало закрыть кабину, а лифт без этого – отказывался ехать, сколько бы я не жал на кнопку. Я вновь начал действовать наощупь и обнаружил гладкий потолок и стены позади и справа от меня. Но мои ноги упирались во что-то твердое, и, кажется, именно это мешало мне сдвинуться с места. Я пригнулся так низко, как мог, чувствуя, как громко хрустят мои суставы. Двумя руками я принялся обшаривать пространство напротив и наткнулся на что-то гладкое и продолговатое.
Я не мог идентифицировать предмет, но чувствовал, что он был здесь не один. Рядом с нераспознаваемыми на ощупь элементами лежали два листа бумаги.
Чертыхнувшись на Оуэна, я отворил дверцу кабины и выпинал ногами все то, что мешало лифту двинуться с места.
Дверь в чулан открылась.
Прежде, чем я увидел того, кто догнал меня, я посмотрел на пол, который теперь был освещен утренним светом из окон в комнате Мари.
Перед кабиной лежали фрагменты человеческого скелета и две распечатанные картинки, соединенные скрепкой.
Моя детская фотография и копия одиночного акварельного портрета подросшего Реймонда Бодрийяра.
Этой ночью я не мог нигде найти Сэма. Наверное, Мари снова выпустила его гулять прямо перед тем, как уложить меня спать! Лучше бы она так заботилась о моем бедном дядюшке.
Но я уже хорошо знал, к какому часу начнется то, что я сумел превратить в игру. Да, мне все еще было очень-очень страшно, но Герман любил играть со мной в прятки, и я знал, что однажды это поможет ему вспомнить о том, как все было раньше. О том, как сильно я его люблю и жду его возвращения!
Часы внизу пробили полночь. Я зашел в нашу ванную комнату и внимательно прислушался к тому, что происходило в соседней спальне. Кажется, дядя уже поднимался. Нужно было поспешить и скорее спускаться на первый этаж.
Я тихо закрыл дверь своей комнаты и побежал к лестнице. Благодаря нашим постоянным играм, мне больше не нужны были свечи, и я отлично ориентировался в двух коридорах. Прямо сейчас мне нужно пойти направо, добраться до развилки и затем повернуть налево. Так я окажусь на лестнице и спущусь на первый этаж.
А еще я научился передвигаться бесшумно, босиком! Мне больше не нужны никакие тапочки. Было бы здорово, если и на улицу не нужно было бы надевать ботинки.
Сегодня на ужин Мари подавала пирог из почек, и я съел целых три куска. Если она не убрала его на кухне слишком высоко, можно будет перехватить еще один, и тогда прятаться будет не так уж и скучно.
Я нашел блюдо с остатками вкуснейшего ужина прямо на обеденном столе, взял с собой немного и вновь накрыл тарелку платком. Вот бы Сэм сейчас был со мной рядом – немного начинки для него мне никогда не жалко!
Но есть пирог придется уже в укрытии – я слышал, что дядя уже спускался по лестнице. Отворив дверцу кухонного шкафа, я быстро юркнул в кабину, устроился поудобнее и нажал кнопку. Ура, едем наверх! На продуктовом складе он точно не додумается меня искать, ведь ни лифтом, ни этим местом мы совсем не пользуемся.
Добравшись до второго этажа, я съел свой пирог, и не заметил, как уснул. Когда я проснулся, то обнаружил, что сижу здесь уже довольно долго, потому что мои ноги сильно затекли и болели.
Я стучал, звал на помощь, но никто меня не слышал.
Я пробовал нажимать на эту кнопку сотню раз, но она мне не поддавалась!
Кажется, я ворочался так сильно, что задел что-то острое своим затылком. Теперь мне очень больно, а все руки испачканы липким.
Еще я пробовал взломать дверцу, но мне не хватило сил.
Как жаль, что я взял с собой так мало пирога. Кажется, мне придется пробыть здесь вечность.
Как же хочется спать…
Глава 10
Голоса пробивались ко мне сквозь толщу головной боли.
Они все и всегда твердят одно и то же.
– Боузи. Боузи, ты слышишь меня?
– Боузи, пожалуйста! Может быть, мы вызовем скорую?!
– Не паникуйте. Он обязательно придет в себя сам.
– Он очень долго уже так!
– У него было сильное потрясение. А, вот, посмотрите. Он открывает глаза.
Передо мной начинал проявляться высокий образ доктора Константина. Казалось, он был не один. Я чувствовал, как моего лица касаются длинные белые пряди. Это была Иви.
– Боже! Ура! – слишком громко воскликнула она.
– Боузи, ты с нами? – тревожным тоном уточнил мужчина.
Пространство вокруг расплывалось, но достаточно быстро приобретало черты знакомого мне кабинета. Как всегда чисто и никаких следов присутствия живых людей. Комната использовалась в медицинских целях и потому, видимо, не могла быть менее стерильна, чем больничная палата. Интересно, помогает ли проветривание освобождать пространство от чужого негатива?
Несмотря на то, что кабинет специалиста был просторным и светлым, я все еще чувствовал, как невидимые стенки по бокам, сверху и снизу сжимались вокруг меня. Невидимая коробка, в которой я был заперт, теперь имела реальный прототип. Это не воображаемый ящик, нет. Это – кабина кухонного лифта.
– Я… – губы ссохлись от долгого недостатка влаги, и разлепить их было не так уж и легко. – Был в лифте.
– Да, Боузи, – спокойно проговорил специалист. – Я тебя вытащил.
– Ты?
Я попытался сесть на терапевтической кушетке, но мое тело было крайне против любых резких движений. Поэтому я приподнялся на руках и занял позу полулежа. В последний раз именно в таком положении и именно на этом месте я присутствовал на сеансе. Как жаль, что все произошедшее не может сработать проще, как в дешевом страшном фильме, когда герой просыпается и весь пережитый им ужас оказывается сном.