Алекс НоркЕще не вечер
I
Виктор почти не раздумывал, когда предложили поработать на периферии в должности прокурора города.
В Московской прокуратуре он был из ряда «белых ворон», и без влиятельных связей. В ранге советника второго ранга, то есть подполковника, так можно долго еще сидеть, а тут повышение сразу, и возврат в Москву через пять-шесть лет ему гарантирован.
Однако не это, а психологическое состояние сыграло главную роль, — унылость в последнее время придавила, ощущенье незначительной жизни, но хуже всего — жизнь эта может так и дальше длиться и так, никакой, и закончиться.
А новое место хорошо уже тем, что он, во-первых, станет полным начальником прокурорской местной системы и, во-вторых, одним из главных лиц города; захотелось чего-то вроде первого парня на деревне, прямо перед отъездом он всем организмом почувствовал — ужасно этого хочет! К тому же, возникает реальная перспектива выслуги на генеральский чин. А что зазорного? Особенно если учесть — за все время московской службы находился в условиях, когда нельзя самому принять ни одного серьезного решения. Начальников дурных туча — какой-то тянущий в себя грязь пылесос… хотя и другие учреждения Земли русской не лучше сейчас.
Не надо, конечно, в наивность впадать — на новом месте без помех тоже не обойдется, только там все же другое соотношение сил — немало будет зависеть от него самого.
С годами только, и недавно совсем, пришло важное понимание опасности от — сверху над собой — человеческой дряни, от того, сколько ее — много или не очень. Вот в последние годы у него было «очень». И хоть на каждую гадость вырабатывается свой способ защиты, каждая в отдельности здоровой психике не угрожает, но, оказывается, и замечается иногда с трагическим опозданием: при каком-то количестве гадкие единицы складываются в интеграл — давящую человека мощную силу.
Совсем ближе к отъезду Виктор уже с удивлением взирал на себя самого — надо было раньше гораздо вырваться из этой опостылевающей жизни.
Город, так странно совпало, из трех на выбор — в числе их оказался его родной городок.
Раннего мальчишеского детства, откуда они с отцом скоро уехали после смерти мамы.
И где он не был с тех пор. Мама умерла после операции в московской клинике, и ее похоронили в Москве.
Когда месяц назад пришлось выбирать, не задумался даже — конечно, в родной свой город.
Менее суток в поезде, который приходит на следующее утро.
Он с первых часов не мог ни к чему приделаться — книга, газеты — всё не читалось, глаза уходили от строк. Спать днем вообще не умел, сидеть в немного душном купе с тремя все время говорящими пассажирами было томительно — он всегда быстро уставал от пустой человеческой речи.
Выбравшись в коридор, устроился стоять у окна — поезд проходил уже дальнее Подмосковье.
Начало июня, но лето в этом году запаздывает, прохладно.
Мимо пробегали дорогие кирпичные постройки в два-три этажа… в соседстве с бедными деревянными домиками — некоторым лет пятьдесят-шестьдесят — «накопили» трудяги за два поколения; не новое зрелище, а сколько б ни повторялось, всегда напрягает — к дикости нормальное человеческое сознание привыкнуть не может.
По определению.
Потому что нормальное.
Скоро Подмосковье закончилось, и пошла какая-то случайно населенная местность.
Поезд совсем ускорился.
Меняются километровые столбики, движенье такое быстрое, что планы почти бегут за окном — тихий близкий к полотну лес отодвинулся вдруг, уступил место полю, состав пошел на подъем и открывается даль: за полем идет перелесок, и снова другое поле, за ним — дорога с крошками-автомобилями, а дальше вьется, поблескивая на солнце, тонкой змейкой река; да всё это близко еще — там убегающий к горизонту простор, и сам горизонт не дается глазу — не исчезает, а уходит-уходит, обнаруживая все время какую-то новую твердь — бесконечность российскую — радость от встречи с ней!.. и грусть, потому что маленькой совсем видится рядом человеческая жизнь.
Не первый так раз — восторг готов охватить, да приходит тоска-победительница, и нельзя понять, куда делось прикосновение к нескончаемому, отчего так быстро ушло?
Неправильное здесь что-то.
В основе, в самой жизни, которую ведет человек.
На первой большой станции Виктор вышел, с намерением купить пирожок какой-нибудь и кефир. В дорогу продуктов не взял — один раз можно сходить в ресторан, а так — покупать что-то у местных.
Но на платформе никаких местных.
Зато здоровые парни в комбинезонах «Омон».
Правильно, тут им самое по назначенью занятие — бабок с пирожками гонять.
Потом еще около часа простоял у окна.
И отправился в вагон-ресторан.
Чисто, уютно вполне.
Дороговатые цены, но, в общем, приемлемо.
Хотел сперва для расслабления заказать сто граммов водки, однако в последний момент передумал.
Да, и что-то мешает…
Девка полуголая с большого экрана под безобразный ударный звон кричит ему прямо в лицо: «Ты встретишь меня, но уже без тебя!!»
То есть — абра с кадаброй.
Еще какие-то словечки… и идиотская угроза повторяется.
— Простите, у вас нет чего-нибудь другого?
— Чего другого?
— Ну, Джо Дассена, например, Иглесиаса?
— Этого нет.
— Тогда нельзя потише?
— Запись работает для всех присутствующих.
— Но это же гадость.
— Гадость! — поддержала женщина через столик.
Две служащие переглянулись, и «гадость» пошла под меньшую громкость.
Он все-таки не сдержался и, адресуясь к солидарной с ним даме, громко сказал:
— Как они сами такое выносят?
— А мы уже и не слышим, — ответили ему довольными голосами.
Свинина с гарниром оказалась вкусной, хорошо приготовленной, приятный пищевой процесс стал снимать раздражение.
Еще он выпил чаю с лимоном.
И отправился опять стоять у окна.
Часа через два прилег, соседи по купе дружно спали.
Повалялся с открытыми глазами, но к счастью недолго — надвигалась крупная станция.
Здесь не гоняли. Народ, старый и молодой, бегал вдоль вагонов с большими сумками, предлагая пиво, вяленую рыбу, разное съестное.
Он купил, не очень понимая, чего именно хочет, и кажется, больше чем нужно.
Поезд, поменяв тепловоз, двинулся дальше, время куда-то делось, взамен ему пришло спокойное безразличие.
День понемногу стал снижать яркость, уже за окном вечереющие поля или верхушки лесов, по которым скользят мягкие лучики солнца, но в верхушках этих нерадостность, отрешенность — не знают, зачем прошел этот день, для чего следующий, и лучики — мягкие, ласковые — им, похоже, не очень нужны.
II
Виктор проспал спокойно, без запомнившегося сна, а минут за пятнадцать до прибытия вдруг почувствовал, что немного волнуется.
Оттого что увидит город своего детства?.. Нет, неопределенное какое-то волненье.
Встретить должны из прокуратуры, номер вагона им сообщили.
Он взял чемодан, закинул сумку ремнем на плечо и заблаговременно двинулся в тамбур, чтобы не толкаться потом с выходящими пассажирами.
В тамбуре уже стоял проводник.
Через пять минут поезд пополз по перрону.
И вот, начал тормозиться совсем.
— Ой, кого это у нас милиция встречает? — произнес проводник. — Да еще сам городовой!
На перроне, почти точно у места выхода, стоял пожилой полковник милиции, еще какой-то офицер, и в синем — от прокуратуры — молодой человек с капитанскими звездочками.
— Меня встречают. Спасибо за поездку, всего хорошего.
Проводник почти стремительно открыл ему дверь.
Он не в форменной одежде — в легком пиджаке, майке и молодежных чуть комковатых брюках. Но одного взгляда достаточно — сразу узнали, офицер берет у него чемодан и сдергивает с плеча сумку, полковник подает руку.
— Приветствую вас, Виктор Сергеевич, с прибытием, можно сказать, на родную землю!
Молодой человек тоже протягивает руку, но робко, и представляется, с заминкой, помощником прокурора, краснеет слегка — понятно, теперь неизвестно куда «новая метла» пометет.
— Рад познакомиться, значит, вы мой помощник. А как узнали, что я из этих мест?
Они слегка отошли, чтоб не мешать высадке пассажиров, офицер уже понес по перрону сумку и чемодан.
Полковник — с хитроватой улыбкой, лицо приятное, хотя немного разъетое; впрочем, как им всем и положено в этом чине и возрасте.
— Ну, я бы вас, Виктор Сергеевич, не узнал с тех мальчишеских лет, а вы меня никак не припоминаете? А?.. На плечах у меня сиживали.
— Постойте… постойте, да что же это… Игорь?
— Так точно.
— Мой лейтенант! Простите, да я отчества вашего не знал никогда.
— Игорь Петрович, — подсказал ему молодой помощник.
— Сожалею, Витя, что не попал я на похороны батюшки твоего. Можно тебя по-старому?
— Ну а как еще.
— Операцию в районе проводили по задержанию банды.
Память — кусочки оттуда теснят друг друга. Сейчас у них у обоих именно так — пласт жизни, ушедшей, вдруг возвратился совсем живым, и сердце обрадовалось, а разум сказал: «вот так время и дальше поскачет, ни на что другое уж не рассчитывайте».
Двинулись по перрону на выход, среди спешащих, вклинивающихся людей трудно было продолжать разговор.
«Лейтенант Игорь» — адъютант его отца, молодой, стройный, всегда с улыбкой и шутками. И когда в выходные выезжали на газике к озерам или в лес за грибами, Игорь почти всегда был с ними. Господи, все помнится как вчера… а время летит, несет уже некоторых к границам жизни, вот у него всех самых близких и за эту границу перенесло. И самому уже тридцать девять, а Игорю было тогда… двадцать пять или двадцать шесть, значит, сильно за пятьдесят сейчас — конец службы идет.
От вокзала, сказали, всего десять минут езды.
По дороге он понял, это совсем другой город — не только очень разросшийся, но и со всеми претензиями на современный быт и блага: бутики с фирменными знаками, магазины красиво оформленные, ресторанные заведения… растяжки на их пути приглашают посетить концерт звезд московской эстрады.