На даче было холодно, не топлено. Не разуваясь, только оббив снег с обуви, мы прошли внутрь. Дмитрий занялся растопкой печи приготовленными заранее обрезками досок, а я, удостоверившись, что машина, загнанная в тихий закуточек перед домом, хорошо видна е дороги, прошла на кухню, таща сумки с закупленной едой.
Несколько обогревателей и печь быстро сделали свое дело, и через некоторое время, достаточное для приготовления десятка разнообразных бутербродов и сервировки стола в комнате, в помещениях можно было находиться, не дыша паром. Кипящий чайник занял свое место. Заняли места и мы с Дмитрием — друг напротив друга, но это только так сказано, потому что понимали мы, что разговор, созревший как осенний фрукт, будет далеко не дружественным.
— Эксгумация, эксгумация! — бурчал Дмитрий, разливая чай. — Страшно-то как, эксгумация!
Я приказала себе забыть, что эксгумация — всего лишь тактический ход, порождение моей фантазии, вранье, такое же, как его объяснение появления кейса из жилья Ефимыча.
— Помнится, ты говорила, что имеешь возможность добиться отмены эксгумации?
— Не отмены, — поправила я его, — а невыдачи на нее разрешения.
— За взятку?
Я хмыкнула и занялась бутербродами.
— Размер взятки?
— Это надо мне или тебе? — ответила с полным ртом. — Тебе! Что же спрашиваешь, будто торгуешься?
Он надолго замолчал. Я была голодна, впереди, совсем скоро, нас ожидала очередная неприятность, и пауза мной была использована для еды. Наелась плотно и быстро. Не отставал от меня и Дмитрий, не ожидавший ничего плохого. Жевал он, правда, с задумчивым видом, но это меня не касалось.
Вообще, со вчерашнего вечера я как-то слишком участливо отношусь к нему — и это зря. Когда его пригласят на кулачки Пашины специалисты этого дела, надо будет остаться равнодушной.
Дмитрий, налив нам еще чайку, сыто развалился на стуле и попросил-таки ответа на поставленный вопрос:
— Ну?
— Веру, пожалуй, адвокаты отмазать смогут, — сменила я тему, — а вам с Аркадием придется сесть за убийство.
— Послушай, Татьяна, — он навалился грудью на стол, подавшись ко мне, — ни я, ни Вера не подтверждали твоего предположения, что Аркадий жив. Не отрицали, да, но и не подтверждали. В конце концов, мог же он быть похоронен в другом месте, по необходимости, о которой посторонним знать не нужно?
— Конечно, мог, — соглашаюсь, — если бы умер.
— Ну вот, ты опять!.. — огорчился Дмитрий.
Я открыла записную книжку и назвала ему дату поступления в чебоксарский банк их денег. Она не оставляла сомнений в том, что перевод из Тарасова состоялся после смерти Аркадия. Дмитрий принял это к сведению, но высказаться не соизволил, сидел в ожидании.
— Дата поступления всех трех счетов одна и та же, — продолжила я, — а значит, и день отправления отсюда скорее всего один на всех. Что получается?
— Что? — эхом отозвался он.
— То, что лже-Аркадия хоронят, через день-другой после похорон настоящий Аркадий, Вера и ты прибываете в банк и совершаете операцию по переводу каждый своих денежек в Чебоксары! Так?
— Так, так! — вяло кивает головой Дмитрий.
— В таком случае умереть Аркадий по-настоящему мог только после этого дня. Ты долго еще будешь дуру гнать! — неожиданно для себя гаркаю что есть сил. Вот они, результаты общения с бандитами!
Дмитрий, опешивший в первое мгновение, расхохотался во всю глотку. И у меня смешок прорвался.
— Кто обещал мне рассказать все, но на даче?
— Сдаюсь! — поднял он руку. — Но не потому, что ты меня прижала! — помахал пальцем перед носом.
— Понятно! — согласилась. — Где уж нам вас таких упорных к ногтю прибрать!
— А почему?
Многое ему позволяю. Как с ребенком, со мной разговаривает. Симпатичен он мне, вот что,
— Потому что с эксгумацией вам без меня не разобраться, А сидеть не хочется. Долго сидеть-то, убийство все-таки!
Вот он и посерьезнел. И заторопился заметно.
— Нет, Татьяна, не убийство. Бомж сам помер, от переохлаждения.
— Знакома я с заключением экспертизы.
— Перестарался я с водкой и оплеухами. Сам принял для верности и переборщил. Вырубился Володька чересчур надолго, а Вера приехала чересчур поздно, вот так и получилось!
— Что совой об пенек, что пеньком по сове, все равно, Дмитрий, сове не жить. Непреднамеренное убийство все равно убийство, и все равно по нему сидеть.
Понимает он, хоть и куражится.
— Кончай куражиться! — советую. — Поживи здесь денек-другой, пока я мосты в прокуратуру не наведу и сумму не узнаю. Потом двигай в Чебоксары, бери у Аркадия деньги и переправляй их мне в пожарном порядке. И про мой гонорар не забудь. Возьму я с вас, негодяев, половину суммы взятки.
Он вскинул на меня глаза:
— А я-то думаю, что ты со мной возишься?
— Жизнь тебе спасаю! — перебила его. — Это, по-твоему, ничего не стоит?
— Это бесценно! — произносит он с чувством.
— Вот именно! — соглашаюсь, прислушиваясь к слабо донесшемуся с улицы звуку моторов. Машины подъехали? Или — мимо? По времени пора бы, скоро смеркаться будет.
— Что, и Вера сесть может?
Не только о своей шкуре переживает, молодец!
— А в морге она в бомже отца признала? Если не поверят ей, что ошиблась, то, может, за соучастие. А Аркадий-то ведь с неделю после происшествия здесь жил. И ты и она сюда к нему приезжали, вырабатывали, новый план действий в связи с незапланированной поначалу смертью Володи-бомжа. Обратное этому ей тоже доказывать придется!
— Понятно! — чешет он затылок.
Кажется мне — голоса снаружи доносятся. И снег под ногами скрипит. И как Дмитрий не слышит? Не обращает внимания? Торопиться надо!
— Дмитрий, Аркадий деньги свои наличные все с собой увез?
— Ох! — возмутился он. — Все, что было, мы с Веркой тебе предъявили, ты что, не веришь?
— Пусть будет так!
Я уже потеряла интерес к разговору. Встала, подошла к окну, сквозь щелку в занавесках глянула осторожно. Как на картине — «Ниссан» и «Нива» четырехдверная на дороге стоят, а какая-то морда, впервые вижу ее, нагло лапает мою «девяточку».
— Дима, похоже, за нами прибыли! И только произнесла, в дверь тяжко ударили подошвой и заорали так, что стало холодно спине:
— Открывай, сволочи!
Дмитрий шагнул к окну и все сразу понял.
— Что делать? — вперил в меня сумасшедшие глаза.
«Тут я тебе не помощница!» — подумала, изображая страх и растерянность.
Он метнулся в прихожую к трясущейся от ударов двери, уронил перед ней шкаф, придвинул плотней. Вернулся в комнату.
— Что? — крикнул, ничего уже не соображая.
Дмитрий заметался у окна, выглядывая в него, не скрываясь.
— Как их много! — почти простонал: Я прислонилась спиной к стене, закрыла глаза и прикусила губу. Он схватил меня за плечи и поцеловал — чмокнул в губы.
— Татьяна! Иди наверх, спрячься там, Им я нужен, ты понимаешь! Возьмут и уедут, а ты останешься.
Я, не ожидавшая от него заботы в такой момент, с изумлением вытаращилась и помотала головой.
— Иди! Что толку от тебя здесь! — заорал, брызжа мне в лицо слюной.
В дверь теперь колотили несколько человек, и она трещала. На кухне со стеклянным звоном и деревянным треском вылетело окно. Дмитрий скакнул туда, и я последовала за ним. Все происходило быстро, но мне удалось увидеть, как он, схватив табуретку, с размаху ударил ею по голове влезшего уже наполовину в разбитое окно бандита. Тот обмяк, и его потянули назад находившиеся снаружи. Дмитрий помог им, высунулся в освободившееся окно и, коротко, грязно матюкнув нападавших, едва увернулся от цепи, громыхнувшей по подоконнику. Перевернув кухонный стол, вбил его в пустое окно так, чтобы не сразу откинуть снаружи, и выскочил в комнату, где тоже вовсю звенели разбиваемые окна, прихватив по дороге толстую, расписанную цветочками по рукояткам скалку.
— Наверх! — крикнул, пробегая мимо меня.
Красиво он себя вел, мне нравилось. Но, действуя в одиночку, был обречен на поражение. Да и вдвоем мы продержались бы недолго.
Штурмующие сконцентрировали силы в одном направлении — полезли через высаженные окна в комнату. Дверь, правда, еще колотили, но уже без азарта. Разуверились в успехе.
— Они меня убивать будут, а мне что, бараном на них смотреть? — крикнул мне и тюкнул скалкой по колену перешагивающего подоконник бойца, а когда тот от шока согнулся в три погибели, ногой снизу вверх ударил его по лицу.
— Оттаскивай! — крикнул находившимся на улице.
— Дмитрий! — взвизгнула я.
Он слишком увлекся и не заметил, как во второе окно влез еще один и, не обращая на меня внимания, бросился на него. Они, рыча, вцепились друг в друга и покатились по полу, сшибая стулья, двигая с треском стол. Дмитрий дрался неистово, пустил в ход зубы, потому что уж слишком просто удалось ему вырваться из лап противника, по первой оценке не уступавшего ему в комплекции и росте.
В окне появился Фиксатый, мразь тщедушная, с цепью в руках, замер, наблюдая за схваткой.
Дмитрий сел верхом на бандита и принялся долбить его головой об пол, прерывая упражнение для уже обессиленных ударов кулаками по его лицу.
— Паяльник! — глухо рычал сквозь стиснутые зубы. — Я покажу тебе паяльник!
— Гад! Сука! — выплюнул Фиксатый и серой змейкой скользнул между рамами в комнату. Цепь его нехорошо бренчала. Я не ожидала от него такой ловкости, но удивление тут же сменилось страхом за Дмитрия, не замечавшего надвигающейся беды. Фиксатый шагнул к ним и умело крутнул цепь сбоку от себя. За мгновение до его выпада я нанесла ему удар ногой в область почек. Мой невысокий и неострый каблучок воткнулся в него чуть повыше поясницы и немного сбоку. Сила была рассчитана точно. Я ни на минуту не забывала о своем альянсе с Явой и калечить его людей не хотела. Фиксатый выронил цепь, прогнулся и, держась за ушибленный бок, медленно повернулся ко мне. Рот в форме буквы "о", в глазах — мука и недоумение. Дмитрий, оставив надежно успокоенного партнера, задыхаясь, поднялся на ноги и бугаем деревенским уставился на Фиксатого. Сейчас отдышится, и начнется вторая серия того же спектакля. Мало не покажется.