об зарабатывать таким образом себе на хлеб насущный! Как бы там ни было, а чемодан денег стоил потраченных усилий!
Эта мысль произвела на меня впечатление, согрела ноги и плечи, закрыла глаза и погрузила в мягкий, пушистый сон без сновидений. Усталость и напряжение прошедшего дня сделали свое дело, и ни проносящиеся со свистом мимо редкие машины, ни завывания поднявшегося к утру ветра меня не беспокоили.
ГЛАВА 11
Но ветер выгнал из салона остатки тепла, и без того скудные к этому времени, и холод разбудил меня вернее любой тревоги. Зуб на зуб не попадал спросонок, и это было мучительно! Затекшее от неудобной позы и продрогшее тело отказывалось повиноваться. Запустив двигатель, машину я прогрела быстро, но в себя прийти удалось только после хорошей разминки, завершившейся пробежкой по обочине дороги. Едва начавшее синеть небо предвещало близость утра. Утро свидетельствовало о том, что время, отпущенное на отдых, на исходе. Удовлетворившись мыслью, что использовано оно должным образом, я покатила в город, отбросив всякие опасения. Утро вечера мудренее — точно!
Проезжая мимо КП ГАИ, возле которого люди в синих бушлатах с автоматами наперевес уже вовсю предавались своему обычному развлечению — проверке документов и машин частников, выдергивая их из довольно плотного здесь автомобильного потока, я подумала, что, случись невероятное, приди кому из дорожных хранителей правопорядка блажная мысль заглянуть в валяющийся на полу возле сиденья кейс, объяснить правдоподобно его содержимое мне будет непросто. Мысль оказалась стойкой и загнала меня в лабиринт переулков, подальше от основных магистралей, подальше от патрульных машин любых мастей.
Избежать объяснений с Пашиной братвой по поводу событий прошедшей ночи мне представлялось невозможным, тянуть с этим не следовало, и я с ходу связалась по сотовому с Валерием Жуковым, поставив его в известность, и одновременно получила санкцию на очередное посещение мастерской. Скарабей оказался в курсе дел, как я поняла с первых его слов, но разговаривал со мной, против ожиданий, любезно, даже шутливо.
— Явка с повинной? — закончил разговор шуткой. — Ждем!
Взошедшее солнышко освещало мне путь. Проезжая часть улиц радовала грязно-снежной слякотью, хлюпающей под колесами.
В мастерской меня не ждали. Никто не вышел навстречу, не открыл дверцу, не взял меня под белы руки. Выбитое окно в будочке на крыше было загорожено фанеркой, транзистора под стенками видно не было. Обычное для этого места безлюдье.
Остановив машину там, где я впервые оскорбила действием Лобана, будь земля ему пухом, я, покинув ее, уверенно направилась к дверце в красных воротах, настраиваясь внутренне на хамски-веселый или жестко-лихой, в зависимости от обстоятельств, лад.
Откровенно говоря, входить в мастерскую не хотелось. Не хотелось надевать на себя маску Ведьмы. Не хотелось отвечать за побег и избитого сторожа. Не хотелось врать и изворачиваться, перекрашивая черное в белое и наоборот. Но не прятаться же мне от бандитов! Даже если б это было возможным, характер не позволит, вытолкнет на поверхность, на вид. Поэтому, как там в расшифровке одного из сочетаний чисел, выпадавших мне при гадании не так давно; «…неприятностей можно избежать лишь путем правильных и активных действий». Вперед!
Я со вздохом взялась за широкую облезлую ручку, дернула. Дернула еще раза два, но дверь осталась закрытой по-прежнему. До такой степени меня здесь ждали!
Самое дурацкое, а значит, и самое неожиданное для моих неприятелей в подобном положении — ломиться в запертую дверь, будто я здесь хозяйка положения, добиваться допуска к возможным неприятностям.
Я загрохотала каблуком в железо ворот и упражнялась в этом до тех пор, пока не почувствовала по ту сторону живую душу.
— Открывай! — прорычала.
— Подождешь! — ответили с наглой интонацией.
Ударив еще несколько раз, чисто для того, чтобы оставить за собой последнее слово, я отошла в сторону. Вот теперь меня обеспокоила мысль о кейсе, таком безнадежно-заметном и даже не запертом. Следовало бы завезти его куда-нибудь по пути. Поспешила.
Изнутри лязгнула задвижка, и под скрип петель из-за дверцы глянула на меня рожа со следами вчерашних побоев.
— Тебе кого? Яву? Сейчас выйдет. И скрылась, не дав мне, слегка опешившей, времени рта раскрыть.
Что-то не понимаю я их сегодняшних телодвижений, и это из рук вон плохо. Стало быть, не могу предвидеть развития событий. А человек я не настолько азартный, чтобы испытывать удовольствие от неожиданностей в такой ситуации.
В широко распахнувшуюся дверцу вышагнул Ява, одетый на сей раз вполне по-джентльменски — с иголочки. Кивнув, без слов направился к моей «девятке» и уверенно уселся за руль, махнул приглашающе мне, опешившей еще больше. Запустил двигатель и, опустив окно, крикнул раздраженно:
— Давай быстрее, времени у нас нет! Пришлось садиться.
Впорхнув на пассажирское место рядом с ним, я пролепетала, поглядывая недоуменно, но хмуро:
— Мы вроде никуда не собирались!
— Это ничего, — ответил он спокойно, привычно разворачивая машину к выезду.
Кейс сильно мешал мне, путался в ногах, и я осторожно, чтобы от толчка не открылись защелки, переложила его назад, на пол же, подальше от посторонних глаз.
Показывать характер было не с руки, и я покорилась, даже вопросами решила не донимать Пашу. А он явно знал, куда путь держать, баранку крутил уверенно. Слишком мало во мне было сейчас энергии, чтобы жестко спросить его о цели поездки. Молчать, демонстрируя невинное спокойствие, было просто, но, возможно, глупо. Не исключена возможность вляпаться в роль овцы, везомой на заклание. Мясники, как правило, орудуют в местах, откуда для бедных овечек выхода не бывает. Эта мысль прибавила мне сил.
— Ну хватит, Ява, — сказала я еще не жестко, но достаточно твердо, — куда ты меня…
— В «Изюм!» — перебил он и, помолчав, добавил:
— Не дергайся!
Успокоил, спасибо!
Доехав до места, так и не проронив больше ни слова, он бесцеремонно вогнал машину на тротуар, прижав ее радиатором чуть ли не к двери конторы Скарабея.
— Пошли! — скомандовал, хлопнул дверцей и, не подождав, скрылся в офисе.
Перегнав машину на обочину и добросовестно заперев — было в ней сейчас чем поживиться случайным воришкам, я поспешила следом. В приемной, подхваченная на ходу под руку секретаршей, я без лишних разговоров была водворена, другого слова не подберу, в кабинет Жукова. Там было накурено!
Пожилой аристократ с голосом телевизионного диктора прошлых времен сидел за сейфом на подоконнике с видом строгого, но справедливого учителя. Возле него с ноги на ногу переминался Жуков, а Ява, расположившись на узком и длинном столе, прижимал к уху трубку телефона.
— Частный детектив! — воскликнул, завидев меня, Иван Петрович Сидоров. — Вот кто нам, Валера, был бы сейчас нужнее всего!
Жуков, глянув искоса, отвернулся к окну. Сидор Лютый подошел, коснулся моих плеч.
— Здравствуйте, наша сегодня долгожданная Татьяна Александровна!
— Да! — заорал Ява в трубку диким голосом. — Да! Да!
Сидор сморщился и увлек меня к окну.
— А что, — он вопросительно глянул на Жукова, — не нанять ли нам ее за хорошее вознаграждение?
— Да будет тебе! — ответил Жуков, доставая сигарету и переламывая ее посередине.
— Да! — взревел опять Ява.
— Перестань! — сверкнул глазами в его сторону Валерий.
Ява соскочил со стола и, не отнимая трубки от уха, повернулся к нам спиной.
— Видите, что творится! — развел руками Сидор, — Ей-богу, не до вас, вы уж извините!
Ява с грохотом швырнул трубку на аппарат и подошел с виноватым видом.
— Что там? — спросил, не глядя на него, Жуков.
— Крутят, суки, отказываются от всего! — задрал Ява подбородок. На его разрумянившихся щеках играли желваки.
Иван Петрович, успокаивая, похлопал его по руке.
— Дело в том, что один из наших товарищей пропал самым необъяснимым образом.
— Да она его знает! — глядя в окно, сообщил Жуков.
— Правда?
— Конечно, — подтвердил Ява, — она ему по заднице настучала в первый же день.
— Лобан! — выдохнула я и, наверное, в лице изменилась, потому что все трое посмотрели на меня с интересом.
— А мы не привыкли оставлять в беде товарищей! Понятия наши такие, — подвел черту Сидор. — Поэтому разбирательство вашего нехорошего поступка произведем кратко.
— Считай, что повезло тебе с Филипповым! — пробурчал. Ява.
— Звони, Пашенька, своим, пусть выезжают! — повелел Сидор.
— Думаешь, пора? — усомнился Ява.
— Тебе не ясно? — Жуков повернул голову, и Яву легким ветерком понесло обратно к столу, к телефону.
— Как же так случилось, — Валерий, закрыв глаза, утомленно потер лоб, — что, сдав им Филиппова, ты же и помогла ему сбежать?
Я, признаться, ожидала чего-то более изощренного, а на такой-то вопрос ответ у меня давно отрепетирован.
— Я не Рэмбо, — ответила, глядя на них честными глазами, — и бежать из закрытого подвала не в моих дамских силах. Бежал Дмитрий, не я.
— Дмитрий! — Сидор многозначительно поднял палец, и Валерий кивнул ему в ответ. — А ты?
— А я что же, держать его должна была, отговаривать? Или оставаться в подвале, отказываться вылезти, когда он крышку люка поднял? Нельзя, мол, милый, что ты!
Жуков усмехнулся и покачал головой. Улыбнулся и Лютый.
— И так, — продолжила я, — сделала все от меня зависящее — и шум подняла, и сторожа предупредила, крикнула ему: осторожней, мол, когда Филиппов нацелился его по затылку тюкнуть. Да вы того паренька спросите, он подтвердит, если ему память не отшибло.
— Уже подтвердил! — согласился Жуков. — Паренька, надо же! У того паренька за убийство две отмотанные ходки!
— Это лишнее, Валера! — остановил его Сидор Лютый.
Подошел Паша.
— Выезжают! — доложил. — Уже! Жуков глянул на часы, потом на
Ивана Петровича.
— Вот что, Ведьма! — обратился ко мне. — Ничего нового ты нам не сказала, это мы и без тебя все вычислили, вина твоя в этом невелика. Филиппова ты Пашке сдала, за что долги он с тебя списал. Так?