Примерно через пять минут я освоился и подумал, что, пожалуй, Изя гад, и вообще. Ну то есть он ни при чем, но уазик – это вещь. И пошло оно все лесом, именно такая машина мне сейчас и нужна. То есть, конечно, надо бы найти что-то и повместительнее… но вот ездить я буду на этом, пока оно ездит. Вроде не перегревается, все в меру работает, а на остальное наплевать. Нормально, самое оно, сойдет вполне.
Обратный путь был попроще. Мертвяки поуспокоились, дождик стал как-то посильнее, и они попрятались – не любят они этого. Поехал не пробитым уже путем, а чуть отклонившись – ну мало ли, чего хорошего найду. Ничего не находилось, лезть куда-то было лень. Вот стоит фургончик типа «Продукты»… не, не сейчас. Открыть непросто, а ну как пустой… И вообще скучно. Машинка только радует – отчего-то мысль приятна, что этот ветеран теперь не просто тихо сгниет у помойки, а еще доездит свое. Внезапно, благо окна-то нет, слышу звук. Неправильный, в этом мертвом городе – стекло бьется. Тут же по тормозам – что у нас тут?.. Ага…
Мертвяков было вокруг немного, но вот тут толпятся несколько у входа в полуподвал, над которым вывеска возвещает, что тут имеет место быть «Ночной бар «Лагуна». Странные какие-то они. Присмотрелся – ну точно. Голубые. В смысле – гомики. Или как их там называют? Короче, мужики в бабском шмотье и во всяком кожаном. Итить их лесом. Это что, у них тут вечеринка была? Или как? А вон двое гаишников в форме… Эти-то тут чего? Симпозиум по обмену опытом, что ли? Ладно, не это важно, в конце концов, все они уже умерли, и совершенно наплевать, кем они были до того и как жили. Другое вот интересно. Что-то привлекает, а с учетом того, что стекол они вроде не бьют… Опять внутри разгорелся холодно-обжигающий огонь азарта и ярости. А ну идите к папочке, твари!
Очень быстро, даже немного сам удивившись, как вышло, отбил прямо через выбитое окно машины всех, толпившихся на входе, сменил магазин, подогнал Крокодила впритирку, без всяких эмоций наехав прямо на лежащие мешками тела. Эмоций вообще не было, то есть нормальных, были какие-то дремучие, что-то глубоко-глубоко таившееся в подсознании. Открыл дверцу, но спохватился: темновато внутри, темновато. Достал фонарик, включил его и засунул под рукав «горки», прихватив еще поверх резиновым жгутом. Ну, пошел. Берегитесь, гады.
Вылез, первым делом осмотрелся – ковыляет пара издалека, а больше нет никого. Гаишники оказались пустыми – брезгливо морщась, охлопал по поясу: нет, ничего похожего под куртками. А жаль. Ну да ладно. Обойдусь.
Внутри в небольшом тамбуре – еще пара совсем вялых мертвяков: замерзли, в отличие от тех, что сегодня ночью ломанулись по улицам и сейчас еще бродят. Два выстрела – готово дело. Однако тут изрядно пованивает… именно мертвя́чиной, гнилым мясом. Тут проветривается слабо… йо, что же будет летом-то? Порылся в рюкзаке и надел респиратор, а потом и очки. Так, слева дверь, справа маленькая, типа туалет… заперта. Постучал, вежливо спросив: «Свободно?» Не ответили, но и не открыли, – очевидно, «Занято!». Ну если заперта изнутри и не открывают… то мне туда не надо. А вот сюда… Ешкин кот.
Едва приоткрыл, из двери ломанулись аж трое, весьма и весьма шустрых. Если бы они не ломанулись все втроем, я мог бы и не успеть. Одному всадил только с третьего выстрела, хотя вроде и в упор, отступая, несколькими выстрелами наугад все же свалил второго, но тут запнулся о лежащих и упал на спину – и тут на меня навалился третий. Успел только упереться ему в грудину ногой, напрягся, оттолкнул, застонав от натуги, здоровенную тушу – охранник, что ли, бывший? Эдакий шифоньерчик… Оттолкнув, удерживая из последних, ткнул стволом ему под подбородок и нажал спуск. Туша обмякла, и я свалил ее почти на себя и, матерясь, выкарабкался. Итить, вроде не испачкался особо… вытер ствол автомата об его одежду… Елы-палы, чуть ведь не того… Пнул для разрядки тушу, сменил магазин – и опять настороженно двинулся вперед. Оглянулся – нет, вроде никого… но поднялся и прикрыл входные двери, пусть и с разбитыми стеклами.
За левой дверью обнаружился довольно небольшой зал, уютный… ну, бывший уютным, наверное. Теперь не очень. Вонь даже через маску, обглоданные кости на полу, разгром и беспорядок. Обвожу с порога темноватое помещение лучом фонарика – ага, метнулась какая-то фигура… Так, еще один шустрый, но этот умнее, не лезет, прячется за столом, лежащим на боку. Ну и совершенно напрасно – стол же не броневой, а где башка, я примерно понял. На, кушай. Вторым выстрелом и вправду попал – дернулся и вывалился из-за стола, ткнулся в пол и осел. Еще раз фонарем… нет, больше никого, тут некуда прятаться – всего-то несколько столиков и было, маленький совсем бар. Теперь – стойка. Как бы туда… очень не хочется вот в этот узкий проход лезть. Не, мы вот так…
Сторожко держа на прицеле стойку и проход из-за нее в зал, придвинул один из столиков вплотную, потом стул – и осторожно стал подниматься. И не зря. За стойкой скорчился еще один, очень шустрый, который именно и караулил меня у прохода, и он даже успел поднять башку и кинуться, но я был наготове: сдвоенный выстрел – и все. Так… ну и черта ли я сюда лез?
Еще раз смотрю – нет, никого… а, вот дверь – наверное, это кухня. А больше негде, если только ломиться в туалет все же. Но неудобно – а вдруг там дама? Да и облегчался я с утра. Че-то не хочется пока. Пойдем на кухню – посмотрим, что за шеф Райбек тут живет.
Дверь тоже заперта. Ну-ка постучим:
– Э. На камбузе. Жрать даете? Сколько можно – пока ждем заказ, всех официанток сожрали. Вон, одни кости валяются.
Не ответили, но щелкнул замок. Ага, ща. Бегу вприпрыжку.
– Сава, атькрывай! Мидвед пришОл!
Дверь медленно стала приоткрываться, а я чуть отошел за стойку, держа дверь на прицеле и подсвечивая фонариком. На пороге появился мужчина средних лет, эдакого… южного вида. Даже в свете фонаря показалось, что он загорелый какой-то. Волосы короткие, вьющиеся, под носом тоненькие усы… и в какой-то странной военной форме, поверх которой накинут вполне отечественного вида ватник. Как из какого кино, что ли. Не наш человек. И словно подтверждая догадки, он произнес с акцентом:
– Диен добри! – и сделал приветственный жест.
– Дык… Добрый. Дую спик инглиш? – сдуру спросил я.
– О, йес! – обрадовался тот.
– Это хуже… ибо я нот спик инглиш, совсем ваще.
– О, ноу проблем! Я говорью руски мало есть! Я понимаю руски!
– Уф… а ты кто? Это… вот йо нейм, ага?
– Алехандро. Алехандро Буендоз. Колоннел арме Еджипт. Я ехаль в поестка… и тут… Это есть полный песпец… мой руски камрат есть дэд, я сдесь… как есть… ховайсо? Прятай?
– А, понял. Ну, это. Че. Надо сматываться. Ну… это… гоу хоум вери квик, ферштейн? А то тут ахтунг.
– О, йа! Ахтунг, йес, нид сей бивайт… сваливайт, так?
– Так… – Русский он, похоже, учил правильно – именно… сваливайт. И по-быстрому сваливать. Только вот один момент еще…
В кухоньке ничего особо ценного не оказалось – собрали пару коробок жранья, в основном сухое – шоколад всякий, силос типа орешков-чипсов. И минералка. На этом колоннел Алехандро и жил тут – в процессе сбора ништяка он, очевидно, от возбуждения и вообще истосковавшись по общению, а может, и просто такой человек, рассказывал мне свои приключения на вполне понятном русском языке.
Они с его русским товарищем ехали, уже когда началось, думали выбраться из города, тут недалеко попали в серьезное ДТП, потом оказались тут, думали немного отсидеться, но стало совсем плохо. Его товарища покусали, тот умер, а потом, естественно, обратился, да и не он один – уже было в самом разгаре. Полковник кое-как отбился, заперся тут на кухоньке и отсиживался. Сначала он, по цивилизованной привычке, пытался вызвать «эмердженси», потом ждал, пока власти начнут наводить порядок. А потом стало поздно. Потом попробовал пробиться, но не вышло, даже стало хуже – он застрелил из какой-то могучей рогатки, историю обретения которой я так и не понял, нескольких мертвяков, бывших в зале (где, как выяснилось, проходила гей-вечеринка). На застреленных отожрались остальные – и стало совсем нереально выбраться. Вчера он слышал, как я проехал, но сделать ничего не успел, а сегодня, приоткрыв дверь, высадил из рогатки стекло, надеясь, что обратят внимание, – ну так и вышло. В общем, весьма боевой полковник оказался, хотя бы и египетский. Впрочем, он с гордостью сообщил, что сам он родом из Испании, и корни весьма специфические – один из его предков был известен тем, что возглавил и поднял аж тридцать девять крестьянских восстаний и военных мятежей. Правда, ни одного не выиграл. Так сложилось, что его отец покинул Испанию, жили они в Гондурасе, а сам Алехандро служил в египетской армии. Мы уже двинулись на выход, но перед дверью я остановился. Раз в армии служил и вообще эдакий резкий… Достал из кармана найденный пистолет и протянул полковнику:
– Тейк ит! Презент!
– О, йапа мама! – Полковник аж засветился от радости, схватил пистолет, осмотрел его. – О, стар!
– Ну… так. Стар. Почти древен. – Ясен пень, не новый, экий привереда. – Там это… предохранителя нема, андестенд? Блин… это… ноу сафети лок, врубаешь? Он, это… лоадед, реди файер, осторожней, слышь, данжер! Коммадос хренов…
– О, не есть преподавать папА, и на этом баста! Так это сказать руски, да?
– Да ну тя, ща пристрелишь меня еще… – Вытащил свой ТТ и, вынув магазин и патрон из ствола, наглядно показал полковнику, как тут оно все устроено.
– Накой это так есть? – задумчиво произнес он, но, попробовав, хмыкнул и вполне сноровисто привел пистолет в боевое положение. – Ай эм реди!
– Тогда пошли.
Вышли нормально, двое подошедших лениво жевали гаишника, а завидев нас, стали вставать. Перехватив пистолет двумя руками, полковник моментально встал в стойку, чуть присев и наклонясь малость вперед всем корпусом, как американский полицейский в кино, и дважды быстро шарахнул в головы упырям…
– Аккуэнна! – Он улыбался, как ребенок, получивший новую игрушку.