Видите ли, Айрис доложила еще, что вы не нашли с Фредой общего языка насчет денег и страшно рассердились на нее, у Кэролы вы были в жутком настроении и, по ее заслуживающему внимания мнению, вы, отослав Ванессу домой, отправились обратно к Фреде и между вами произошла шумная ссора. Айрис дошла даже до того, что сказала – прошу обратить внимание: я не поверил этому ни на секунду, – будто она не поручится, что вы не могли выйти из себя и наброситься на Фреду. Все это звучит довольно зловеще.
Он отхлебнул глоток виски.
Марч дрожал. У него дергались руки и ноги. Тоненьким голоском он произнес:
– О, Боже, Ники. Неужели они повесят это на меня? Это невозможно. Что мне делать? – лицо его вдруг вспыхнуло гневом. – Эта проклятая Берингтон… Она заграбастала все мои деньги и шипела на меня, как сволочная змея. Это она все подстроила.
Беллами кивнул.
– Незавидное у вас положение, Харкот. Кстати… если вы не ездили к Фреде после вечеринки у Кэролы, где вы были? Должен же был хоть кто-нибудь вас видеть.
– Проклятье! Никто меня не видел! Я просто слонялся по улицам. Мне все осточертели: Фреда, Айрис – все.
– Значит, Фреда вам осточертела? – уточнил Беллами. – На вашем месте, я никому бы об этом не говорил, Харкот. Я, конечно, верю, что вы просто слонялись по улицам, но согласитесь, старина, звучит это совершенно не убедительно: чтобы такой человек, как вы, бродил по улицам в кромешной тьме, под проливным дождем?!… Вряд ли кто-нибудь в это поверит.
– Вы думаете, не поверят? – пробормотал Марч. – О, Господи! Им придется поверить, иначе, черт меня дери, что же мне делать? Что мне им говорить?
Беллами спокойно ответил:
– Послушайте меня Харкот. Все не так уж безнадежно – пока. В конце концов такого человека, как вы, нельзя обвинить только на основании косвенных улик. Это невозможно.
И еще, – продолжал он, – в нашей стране обвинение обязано доказать, что человек совершил убийство. И им придется это сделать. Таков закон. Вам не нужно доказывать свою невиновность. С какой стати? Одного подозрения далеко не достаточно. Правда, эти полицейские дьявольски дотошны, надоедливы и дело свое, надо отдать им должное, знают.
Он взял стакан из дрожащих рук Марча, подошел к столу и наполовину наполнил его неразбавленным виски.
– Выпейте, Харкот, – предложил он. – Это вас успокоит, старина…
Марч одним глотком опорожнил стакан и сморщился – было слишком крепко даже для него.
– Я вам советую сидеть тихо и молчать, – наставлял его Беллами. – Живите так, будто ничего не случилось. А я ни с кем это обсуждать не собираюсь. Если полиция к вам явится, расскажите им все, как было, и будем надеяться, что они вам поверят. Я бы не стал очень волноваться по этому поводу.
– Я хочу еще выпить, – попросил Марч. – К черту полицию!
Беллами налил.
– Им придется доказать свои подозрения, – заявил Марч. – Нельзя разбрасываться голословными обвинениями. Чтоб им ни дна, ни покрышки!
Беллами кивнул и бодро подхватил:
– Вот так-то лучше. Выпьем еще на дорожку и поплетемся. Кстати, вы можете захватить миссис Рок. Кажется, она к вам неравнодушна…
– Что, черт возьми, вы имеете в виду? – удивился Марч. – Ведь она мне сказала, что вы…
Беллами широко улыбнулся.
– Она разыграла вас. В машине она мне поведала, что считает вас очень интересным мужчиной, так как у вас есть характер, мужество и чувство юмора.
Марч расплылся в улыбке.
– Ну, вообще-то это так, – кивнул он самодовольно. – Я не люблю хвалиться, но, думаю, кое-что хорошее во мне есть.
Беллами направился к двери.
– Я скажу миссис Рок, чтобы она одевалась, и пойдем.
Харкот кивнул и нетвердым шагом пошел к графину с виски.
Беллами посадил Фенеллу Рок и Марча в такси. Марч завалился в угол. После пережитого шока и выпитого виски он был совсем без сил.
Фенелла попрощалась с Беллами за руку.
– Благодарю за чудесный вечер, – проговорила она.
Когда она убрала руку, Беллами почувствовал оставленный в его ладони листок – ее визитную карточку.
– Мне было страшно приятно, Фенелла, вы – прелесть.
Она перевела взгляд на Марча, спавшего в углу заднего сиденья, и сказала:
– Ну, пока я оказалась в выигрыше – я имею в виду свой выигрыш. Спокойной ночи, Ники, дорогой. Навестите меня как-нибудь и расскажите что-нибудь еще.
Он протянул руку через окно машины. В руке были четыре сложенные десятифунтовые банкноты. Ее длинные пальцы тут же сомкнулись вокруг денег.
– Доброй ночи… Фенелла, – попрощался он.
Он улыбнулся ей на прощание, и такси тронулось. Стоя на краю тротуара, он разорвал на мелкие кусочки ее визитную карточку, и бросил в сточный люк.
III
Домой Беллами приехал в четыре часа утра. Он прошел в гостиную, бросил пальто на диван, включил электрокамин и некоторое время стоял перед ним, глядя на его раскаленное чрево. Потом пошел в кухню и поставил чайник на плиту. Ожидая, пока он закипит, Беллами ходил взад и вперед по коридору, попыхивая сигаретой.
Приготовив себе чай, он отнес его на подносе в гостиную, поставил на край письменного стола и, выпив две чашки, сосредоточился на письме, которое собирался писать.
Несколько минут он размышлял, затем взял лист бумаги и вывел:
«Моя дорогая Кэрола!
Мне очень трудно писать это письмо, тем более, что оно адресовано тебе. Знаю, как надоел тебе за последнее время, но я очень надеялся, что, получив у Вэнинга работу, о которой ты знаешь, сумею действительно взять себя в руки и начать вести себя как все добропорядочные люди.
Должен тебе сказать, что меня ничуть не удивило то, что ты дала мне отставку после безобразной сцены, устроенной в твоем доме. Это было и в самом деле отвратительно, но я, зная, как тебе нравится Мотт, все еще надеялся, что какой-то слабый шанс у меня есть. Однако теперь, когда ты узнаешь то, что я собираюсь рассказать, боюсь, все будет действительно кончено, ибо это не сделает меня лучше в твоих глазах, хотя на сей раз я и не виноват.
Дело в том, что я попал в довольно трудное положение в связи с убийством Фреды. Позвонив мне во время твоей вечеринки, она не только просила меня передать тебе, что не может приехать из-за простуды, но и сказала, что ей необходимо срочно видеть меня, и велела приехать немедленно. Я поехал к ней. Боковая дверь, которая из кабинета Филипа ведет к черному ходу, выходящему в маленький тупик на улице, была на предохранителе. Она меня об этом предупредила. Я вошел, но нигде не мог ее найти, и на мой зов она не откликалась.
Наконец, я заметил, что дверь в спальню приоткрыта и внутри горит свет. Я постучал и заглянул внутрь.
Бедная Фреда лежала на кровати. Она была задушена.
Первая пришедшая мне в голову мысль была, наверное, глупа, но она была продиктована инстинктом самосохранения. Конечно, правильнее всего было бы тут же сбежать по лестнице к портье и вызвать полицию. Но я этого не сделал. Единственное, о чем я подумал тогда, – это что кто-то убил Фреду, но почти наверняка в убийстве обвинят меня.
Теперь я перехожу к наиболее важному моменту, а именно в связи с ним мне нужен твой совет. Ты знаешь меня как никто другой, моя дорогая, и тебе известно, что, каковы бы ни были мои прегрешения, они обычно бывают результатом оплошности, которая усугубляется еще и тем, что я люблю выпить, не всегда серьезен, и часто ленив. Но ты прекрасно знаешь, что я не способен убить человека.
Дело в том, что, когда я смог, наконец, отвести взгляд от Фреды, я увидел в пепельнице еще дымящийся окурок сигареты. Можешь себе представить несообразность этой сцены – женщина, которую я хорошо знал, лежит задушенная на своей постели, а в пепельнице дымится сигарета. Казалось вполне естественным подойти и погасить ее. Но подойдя, я испытал шок.
Он сигареты осталось достаточно, чтобы увидеть название марки – «Марокко», той самой, которую курит Харкот Марч. Фреда никогда их не курила, она вообще не любила турецкие сигареты.
Размышляя об этом теперь, с учетом того, что узнал позднее, я уверен, что, когда я вошел в квартиру, Харкот Марч был в спальне, он только что положил зажженную сигарету на край пепельницы. Услышав, что кто-то идет, он поспешил скрыться незамеченным и забыл окурок. Думаю, он перебежал в маленькую гостиную, напротив спальни Фреды, оставив дверь приоткрытой, а когда я вошел в спальню, выскользнул из квартиры.
Если требуются доказательства, вот они: миссис Берингтон – дама, с которой в последнее время встречался Харкот, – сообщила мне, что он явился к ней совершенно промокший и в ужасном состоянии. Она считает, что Харкот убил Фреду. У нее есть серьезные основания так считать.
Уже какое-то время они с Харкотом ссорились из-за денег, и накануне того дня Харкот сказал ей, что скоро деньги у него будут – очень скоро, завтра. Она спросила, где он собирается их взять, и он ответил, что собирается их взять у Фреды. Он сообщил ей, что поедет к Фреде на коктейль, чтобы потом отвезти ее к тебе. Вот тогда-то он и намеревался взять у нее деньги.
Очевидно, у него ничего не вышло. Он не привез Фреду к тебе, и мы знаем, что предлог, который она выдвинула в качестве своего оправдания, – что она, мол, простудилась – несостоятелен, потому что в тот же вечер, чуть раньше, она сказала Филипу Вэнингу, что собирается к тебе.
Как бы то ни было, Харкот заехал за миссис Берингтон и привез на вечеринку ее. Миссис Берингтон утверждает, что он был в ярости, говоря о Фреде.
Как ты знаешь, Харкот ушел от тебя вместе с женой, а миссис Берингтон – одна, чуть раньше. Но Харкот поехал с Ванессой домой. Похоже, они повздорили на выходе. Ванесса взяла такси и отправилась к себе на квартиру, между тем как Харкот, по его словам, бродил в темноте под проливным дождем до половины двенадцатого. В этот час он появился у миссис Берингтон.
Неважная история, не так ли, Кэрола?
Я пытаюсь в ней разобраться лишь потому, что валял дурака и влип. Когда ко мне пришли из Скотленд-Ярда, узнав, что Фреда звонила мне во время твоей вечеринки, я сразу же сказал, что в тот день у Фреды вообще не был Позже понял, что это смешно: в квартире полно отпечатков моих пальцев. Поэтому я отправился в Скотленд-Ярд, к инспектору – это некто по фамилии Мейнел, – и рассказал ему другую версию. Но и теперь всей правды не сказал Сказал лишь, что видел Фреду, несколько минут говорил с ней и оставил ее живой, лежащей на кровати.