сего, я видел свою тень, еще более черную, чем окружающая меня тьма. Как будто свет на меня падал сзади и сверху и тень лежала передо мной до жути черная, ощутимая, точно бархат. Вы знаете, я не робкий, но этой тени я испугался...
Слушатели молчали. Они знали выдержку Веллза: на Икарии он выкрошил аннигилятором зубы гигантского мегатерия и выбрался живым из чудовищной пасти. Если теперь он испугался собственной тени, значит было чего пугаться.
- Вот я и говорю, - продолжал Веллз, - эта тень довела меня до дрожи в ногах. Я бы, наверно, заорал благим матом, если бы вдруг не почувствовал, что я не один. Кто-то был рядом, следил за мной. Скорее машинально, чем подумав, кто это может быть, я спросил: "Кто здесь?" В ответ я услышал вздох. Но вздохнул не один человек, а несколько, - прежде чем мне ответят, я уже понял, что рядом люди. Мертвая планета оказалась вовсе не мертвой.
И тут я услышал:
- Мы знаем, кто вы и зачем пришли. Но нам хочется знать, _почему вы такие_. Как случилось, что при _такой_ психологии вы овладели фотонной техникой, аннигиляцией? Расскажите нам о себе, о своей планете.
Голос был совсем рядом, говорили на нашем языке. Я даже подумал, что мне все это снится, что я заснул в каюте и кто-то дурачится по радио, выключив свет, а дыхание, которое я слышал, доносится из динамика.
Но тень шевельнулась у меня под ногами - я поднял голову, - напомнила мне, что все происходит явно и надо отвечать на заданный мне вопрос. Однако что за манера - начинать разговор таким образом? Видят меня или нет? Если видят, то почему сами невидимы? Может, я в какой-нибудь капсуле, паук, брошенный в банку?.. Кто меня спрашивал? Голос был женский или детский - на высоких тонах... Все это проносилось в голове у меня, как листья, сорванные ветром с деревьев. Было что-то странное в самом вопросе - почему мы _такие_, - это слово особенно подчеркивалось в произношении. Оно было главным в заданном мне вопросе и звучало как обвинение. Винить нас было за что - спору нет. Но пусть бы сказали прямо, что мы негодяи, а то ведь спрашивали _почему_, - забирались в корень вопроса, в историю. Я в истории не силен - все мы тут недоучки. Но мой дед, член Коллегии Знатоков, был докой в этом вопросе, и он мне кое-что рассказывал, когда я подавал надежды на большее, чем космический гангстер. Дед сразу пришел мне на память, с седой бородой и слезящимися глазами. Он был еретиком в нашей семье да и в Коллегии тоже. Под конец жизни его лишили званий и привилегий и даже следили за ним, не обращает ли он в ересь других. Когда он рассказывал свои сказки, он понижал голос до шепота, и я невольно прислушивался к его словам. На беду себе: когда я пытался кое-что повторить из дедовых сказок, отец бил меня по губам и шипел: "Тише. За это - знаешь, что?" А на деда он кричал в полный голос, называл его старой жабой и тунеядцем. Отцу было нелегко, он ничего не добился в жизни и злился на деда за то, что старик разжалован и лишен пособий, на которые рассчитывала наша семья. Мне было жаль деда, я любил его россказни, но все реже пытался повторять их, чтобы не ходить с пухлыми от отцовских предупреждений губами.
Теперь в темноте, слыша рядом дыхание спрашивавших, я вспоминал сказки деда. Кое-что в жизни мне приходилось слышать и от других: во многом дед оказался прав, но все равно это было как сказка, потому что одни из тех, кто встречался мне на пути, верили в это, другие начисто отрицали. И я решил рассказать историю так, как слышал ее от деда:
- Наш род начался на Земле...
У меня появилось желание выложить все начистоту. Может быть, этому способствовала темнота, окружавшая меня, нечем было развлечься; может, я чувствовал, что в правдивом рассказе будет мое спасение, - надо же было выбираться как-то из шахты. Но главное в том, что меня не убили, не лишили рассудка, со мной разговаривали, и я отвечал:
- Земля была доброй планетой, с ласковым солнцем и синими океанами. Жили на Земле так же, как и у нас: были бедные, были богатые. Потом бедные поднялись против богатых, чтобы отобрать их имущество и поделить между всеми. Борьба была долгой, кровавой и закончилась в середине двадцать первого века победой восставших. Но побежденные богачи сумели завладеть космическими ракетами и покинули Землю. Они долго блуждали в пространстве, пока не нашли планету, на которой мы сейчас живем. Планету назвали Спасителем.
- Спаслись... - сказал голос из темноты, - мне показалось, с усмешкой.
- Спаслись, - ответил я неохотно, потому что меня перебили.
- И много с тех пор прошло, как ваши предки нашли... Спасителя?
- Четыреста лет...
- А дальше что? - спросил голос.
- Так и живем на Спасителе, - сказал я. Слово, наверное, им не понравилось. Ну а мне не нравился их допрос, - что им от меня нужно?
- Как живете? - опять спросили меня.
- По-всякому, - сказал я. - Одни владеют богатством, другие, вроде нас на ракете, ищут добычу в космосе. Кому не удалось ни то ни другое, служат богатым.
В темноте долго молчали, потом спросили:
- А как же Земля?..
- О Земле у нас говорить не принято. Может быть, кто-нибудь из Первых знает о ней. Остальные забыли.
- Забыли?..
- Никто не знает ее координат.
- А если бы знали вы?.. - задали из темноты мне вопрос.
Я пожал плечами - вопросы мне надоели. Но они молчали, ждали ответа. Я сказал:
- Покажитесь.
- Зачем? - спросили меня.
- Поговорим на равных, - сказал я. - Вы меня видите, я вас нет.
Опять что-то вроде смеха прошелестело во тьме. Это меня укололо: я почувствовал себя котенком, игрой с которым забавляются взрослые.
- Покажитесь! - повторил я.
Тьма мгновенно исчезла. Передо мной был квадратный зал, один из тех бесчисленных залов, украшенных статуями, картинами, которые мы видели во всех городах. Полный блеска и воздуха, он казался от пола до потолка наполненным влагой, будто его залила огромная капля росы. Посередине зала, ярдах в двух от меня, стоял узкий и длинный - почти через весь зал стол. За столом, напротив меня, были трое. Они были очень молоды, юноша и две девушки, почти девочки. Они и вели со мной разговор. Признаюсь, я смутился. Я ожидал увидеть Знатоков, в скуфьях и мантиях, а они были совсем ребята и красивы как боги. Я спросил их:
- Откуда вы здесь?
- Мы часовые, - ответил юноша.
- Не понимаю, - признался я.
- Охраняем планету, - пояснил он.
- От кого? - спросил я.
- От вас.
- От нас?..
- От вашей... команды.
Я подумал о его такте и вежливости. И умении вести разговор.
- Почему вы ее охраняете?
- Потому что она музей.
Я был сбит с толку: вот уж музей! Спросил:
- Мертвые города?..
- Это они для вас мертвые.
- Что вы хотите этим сказать?
- Посмотрите...
Они показали мне город. Исчезла стена, открылась равнина, и на равнине - город. Я узнал этот город по огромному куполу над внутренним холлом белого здания - художественной галереей. Мы еще удивлялись, что купол свинцовый, сколько металла убухано на обыкновенную крышу. Но теперь, когда город показывали ребята, купол был не свинцовый, а золотой. Я спросил:
- Почему золотой?
- Потому что он золотой и есть.
- Сейчас?..
- И сейчас.
Я не поверил. Когда мы нанесли визит городу, мы не нашли там ни блестки золота.
- Мы видели купол свинцовым, - тупо повторил я.
Ребятишки улыбнулись и открыли внутренний вид галереи - ряд женских статуй, которые мы видели. Гарри посылал им тогда воздушные поцелуи... Теперь статуи выглядели иначе: на запястьях вместо свинцовых блестели золотые браслеты, в брошках и клипсах сверкали тысячи бриллиантов.
- Не может быть, - сказал я, - там свинец и графит!
- Для вас свинец и графит...
- Почему? - спросил я в упор.
Юноша, который до сих пор стоял за столом, сел на невидимую для меня скамью, - девочки сидели обе от него по левую руку.
- Видите ли, - сказал он, - это связано с историей нашей планеты.
Откровенно сказать, при виде этих молокососов я совсем осмелел. Если они разговаривают со мной и ничего мне не сделали, то они ничего не посмеют сделать. В конце концов у нас в трюме четыре аннигилитные бомбы, они разнесут старушку планету в клочки. Я стоял, думал об этом, а мальчишка сидел напротив меня и, глядя в глаза мне, хмурился. Вдруг он спросил:
- Вы уверены в своих бомбах?
Меня словно пырнули ножом.
- О чем... вы? - спросил я.
Девчонки хихикнули - вежливо так, противненько, а парень, словно и не спрашивал о бомбах, сказал:
- Эта планета называется Ольмия. Наша цивилизация зародилась и развилась здесь миллион лет тому назад. Но постепенно истощились естественные богатства, воздух становился все разреженнее, солнце тускнело. Мы нашли другие миры и переселились туда. Но мы по-прежнему любим Ольмию. Здесь наша история, культура и психотехника.
Заметив, что у меня дрогнул желвак, - в самом деле, я не понял, что он понимал под психотехникой, - парень сказал:
- Вы видели графит вместо алмазов. Это потому, что каждая наша вещь чувствует, какими глазами на нее смотрят. И... оберегает себя, защищается.
Мне было не по себе, девчонки глядели на меня, как на морского ежа. И в то же время в глазах их вспыхивали смешливые огоньки. Словом, нас на планете схватили за руку, с поличным, а меня притянули к ответу. И еще потешались над мной, как над дурачком. Я-то им про Спасителя от души, а они мне - хахоньки. Выходит, богатства были у нас в руках и ушли, как вода сквозь пальцы.
- Не верю... - буркнул я, хотя отлично верил тому, что было мне сказано. Другие, пожалуй, после "не верю" не стали бы со мной разговаривать, а эти - все-таки они были детьми - постарались уверить меня.
- Видите это кольцо? - спросила девушка, сняла с пальца золотое кольцо с двумя цветными камнями. - Нате...
Я, как дурак, протянул руку. Кольцо тотчас посерело, а камни превратились в черные угольки. Девчоночка засмеялась, а я понял, что мне пора ретироваться.