— Одна курица в одном отдельно взятом магазине — это еще не вся экономика! — Пытался парировать наезд вальяжно выглядящий «барин», представлявший интересы «Ведерка» (так в народе «Великую державу» иногда именовали).
— Хорошо, — внешне согласился с ним представитель партии ПНС. — Давайте укрупним. Назовите мне отрасль, и мы прикинем, может ли эта отрасль послужить реальным источником вдохновения для ваших статистиков с их фантастически замечательными четырьмя процентами. Ну, не теряйтесь! Транспорт? Недвижимость? Бытовые услуги населению?
— М-м-м, нельзя так сразу рубить сплеча, — принялся изворачиваться представитель власти, оказавшийся абсолютно неготовым к навязанному ему формату проведения теледебатов. Он-то сюда шел, предполагая, что его оппонент всего лишь будет отбывать тут свой номер, а получил настоящую порку прямо перед объективами телекамер.
— А как можно, уважаемый Борис Михайлович? Скажите лучше правду: со времени прошлых выборов наш народ лучше жить не стал!
— Сказать правду? — Вдруг выпрямился мямливший до этого мгновения посланец от «Великой державы», сверкнув глазами в свете софитов. — Хорошо! Правда состоит в том, что перед нами стоят совершенно другие задачи, чем заботиться о благосостоянии этого народа. Взять, к примеру, меня, я тут вообще человек временный. У меня домик во Франции с виноградником прикуплен, мой старший сын обучается в Сорбонне, моя младшая дочь замужем за французским промышленником. Отбуду еще лет пять или десять на манеже в здешнем цирке, удвою капитал и уеду к теплым морям и виноградникам, встречать свою старость. Вы думаете, я один такой?
Похоже, политик сам от себя не ожидал, что у него вот такое вдруг вырвется. Резко осознал, что он тут сейчас нагородил, зажал рот пухлой ладошкой и на выход из студии припустился.
— М-да, неожиданное окончание наших дебатов! — Объявил тоже донельзя обескураженный журналист прежде, чем вещание с этого мероприятия прервалось, переключившись на какой-то блок музыкальных клипов тридцатилетней давности.
Отец Кирилл заехал в часовню святого Александра Невского, где он по мере надобности выполнял обязанности приходящего батюшки, практически совершенно случайно. Он с супругой, Зоей, вообще-то собрался посетить несколько сельских храмов на севере области. Там сформировалась замечательная инициативная группа, собиравшая средства на реставрацию церквей, а Зоя, по профессии архитектор, собиралась им в этом профессиональную помощь по своему профилю оказать.
Так вот, батюшка за рулем своей новенькой тойоты Короллы, мимо часовни в сторону Николаевского тракта рулил, ну и решил выйти, глянуть по-быстрому, что там, да как. Обозначить свое присутствие, так сказать. Супруге же распорядился, его в салоне автомобиля дожидаться.
Первое, что бросилось в глаза отцу Кириллу при входе на территорию часовни — валяющиеся прямо возле дорожки совершенно бесхозные инструменты. Лопата, лом, и даже топор. И ни малейших следов пономаря Василия! Пришлось батюшке весь инструментарий подобрать и в кладовую, на свое место нести, благо ключи от входных дверей у него с собой нашлись.
Инструменты на свое место, в кладовую, отнес, аккуратно возле двери сложил. Заодно, раз уж здесь в кои-то веки оказался, решил хотя бы мельком местные припасы проинспектировать. Ну, часовня же совсем небольшая была, тут даже своего постоянного священника не имелось, соответственно, все необходимое для работы умещалось в небольшой комнатушке, квадратов от силы на десять.
— Тьфу ты, мерзость какая! — Не сдержался батюшка, увидев на столе, рядом с ящиком церковного кагора, противоестественно розового цвета крысу. Крыса, абсолютно не обращающая никакого внимания на появившегося в помещении человека, увлеченно попискивая, грызла пробку на одной из бутылок.
Хотя отец Кирилл и считал себя человеком непьющим, против такого святотатства со стороны нечестивого грызуна он не устоял. Схватил первое тяжелое, что под руку попалось, и по крысе со всего размаха ударил.
Под руку попался ломик. Ножки стола с громким треском подломились, бутылки, звеня и рассыпаясь осколками, посыпались на пол. Хлынувшее из них вино бурным потоком захлестнуло туфли отца Кирилла. Ломик, вывернутый из рук силой инерции, укатился куда-то под стеллаж. В помещении резко запахло спиртным.
Меж тем уцелевшая в катаклизме розовая крыса, как ни в чем ни бывало, уселась на полке идущего вдоль всей стены стеллажа с расставленными там коробками с восковыми свечами и принялась то ли яростно умываться, то ли слизывать с шерсти вожделенный кагор.
Впавший в раж священник, помянув нечистого и его тесное телесное общение конкретно с этой самой крысой-мутантом, принялся подыскивать для себя другое оружие. Нашел. Рукоятка топора легла в руку как влитая. Занеся топор над головой, батюшка принялся подкрадываться к животному. Охотничьи инстинкты предков окончательно взяли над ним верх.
Удар! Надломленный стеллаж не удержал свою ношу. Во все стороны разлетелись свечи. А крыса розовой меховой ленточкой скользнула уже на полку с церковной утварью и прочей посудой.
Не теряя ни секунды, поп вновь взмахнул своим оружием, пытаясь поразить юркого посланца нечистого. Грохот! Звон. По полу жалобно дребезжа и подпрыгивая, прокатилось кадило, дежурный инструмент приходящего священника. Крыса же уже на вешалку с висящими там церковными одеяниями переместилась.
Зоя, которой быстро надоело без дела сидеть в машине, вышла из нее и отправилась на поиски мужа.
— Простите, — обратилась она к старушкам в черных одеяниях, крестящихся на купол часовни. — Вы не подскажете, где я могу отыскать батюшку.
Вообще-то, говоря про батюшку, Зоя имела в виду своего мужа. Она же в курсе была, что своего священника тут отродясь не водилось. Но старушки решили, что она про местного пономаря Василия их спрашивает, и с самым уверенным и честным видом ответили:
— И-и-и, милая. Запировал батюшка. Неожиданно, да… Теперь до понедельника лучше и не искать его.
— Ага, — подтвердила вторая богомолица, — а то он во хмелю сильно буйным бывает.
— Да что вы говорите такое! — Возмутилась супруга, уверенная как в стойкости своего мужа перед зеленым змием, так и в том, что невозможно сколько-нибудь серьезно напиться за то время, пока он отсутствовал, — он же непьющий совсем!
— Все они непьющие до поры до времени, — философски отозвалась первая старуха, — а потом как бес в них вселяется.
— Да ну вас! — Отмахнулась Зоя от странных теток и поспешила к двери часовни. Заметила, что она приоткрыта.
— Врешь, с*ка, не уйдешь, нечистый! Я тебя и из геенны огненной достану, и в святой воде утоплю! — Услышала она яростный вопль своего благоверного и поспешила к нему, благо голос буквально из-за соседней двери раздавался.
Через минуту перед ней открылась ужасающая в своем первобытном варварстве картина: муж с перекошенным в праведном гневе лицом остервенело крушил еще остающиеся целыми полки, на топоре, словно боевая хоругвь, зацепившись, повис обрывок рясы священника. И запах! От запаха спиртного перехватывало дыхание.
Надо отдать должное храбрости этой неординарной женщины. Не обращая внимания на дикий, шальной взгляд своего мужа, она, не сгибая спины, лишь причитая и призывая успокоиться, двинулась в сторону буйствующего мужчины. И случилось чудо, достойное увековечения в текстах святых писаний. Рыкающий лев стал кротким агнцем и безропотно последовал за своей супругой сначала прочь из разнесенного им вдребезги склада, а потом и в салон вызванной машины скорой помощи. И даже топор согласился отдать почти без возражений.
Врач психиатр Юрий Петрович Загуменов, совершая свой утренний обход, в очередной раз задумался о вопиющем несовершенстве их мира. Причем, несовершенство это, судя по стремительно прибывающему контингенту в их больнице, все больше усугубляется.
— Доктор! Не бери грех на душу, отпусти меня немедленно! Я абсолютно нормальный! — О! А это новый пациент, помещенный в ВИП-палату их отделения, благо абрек, лежащий здесь, успел вовремя сбежать от мести заявившихся в больницу кровников, а второго, полковника полиции, не так давно благополучно выписали.
Юрий Петрович с интересом принялся изучать, что же там написал доктор Ураков, дежуривший в эту ночь в приемном покое. Так-так, настоящий батюшка священник, допившийся до белой горячки и принявшийся гонять розовых чертей прямо в стенах церковной ризницы, не удивительно, что его даже без всякого согласования в привилегированную палату засунули. Редкая птица к ним залетела.
— То есть вы считаете, святой отец, что это нормально, видеть розовых чертей и гоняться за ними с топором? — Уточнил доктор, зачитав анамнез составленный Ураковым.
— Да не черт то был, а обычная розовая крыса. Только верткая очень. — Взмолился батюшка, словно подобное уточнение что-то кардинально меняло.
Ну, собственно, Юрий Петрович именно об этом и объявил. Хотя… на самом деле, кое-что все-таки меняло. Дело в том, что пациент, видящий вместо традиционных зеленых чертей розовых крыс, уже не первый был, и даже не второй. Как говорится: один раз — случайность, два — совпадение, но три — уже закономерность. С развитием общества меняются и общеизвестные символы его явлений. Вот доктор Загуменов и принялся выспрашивать батюшку, что могло его мозги именно в направлении розовых крыс вывихнуть. Поп сердился, матерился, обещал проклянуть, но вцепившийся в него бультерьером мозгокрут все не унимался, задавая новые и новые вопросы на тему ассоциаций на розовый цвет и детских обид со стороны грызунов.
— Тьфу! Чтобы тебе, доктор, самому эта розовая крыса явилась! — Обиделся вконец отец Кирилл и, отвернувшись к стенке, отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
Впрочем, пока психиатру для написания научной работы «О трансформации символов бессознательного в процессе развития общественного сознания» и полученных ответов на вопросы хватит.