– Нас позвали на ужин. Я принял приглашение за обоих.
– Простите? – оцепенела от изумления Хелен.
– Это вы простите. У вас другие планы?
– Да нет… я имела в виду…
– Понимаю, что вы имели в виду, Хелен, – беззаботно прервал Рафферти. – Возмущены, что я посмел за вас принять решение, ведь я здесь под ложным предлогом, обманул вас, и вы наверняка жалеете, что прямо сейчас я не провалился в преисподнюю.
– В преисподнюю? – на мгновение смутилась Хелен.
– К чертям.
– Не ругайтесь.
– Это географическое направление, а не проклятье. Билли хочет сегодня вечером угостить нас спагетти. Я пообещал, что мы придем. Мне кажется, вы не против лично убедиться в правильности своих действий и увидеть, что правонарушитель стал на правильный путь. Так?
Рафферти превосходно осознавал, что предоставил ей прекрасный повод согласиться. Скорее всего, умник догадался, как ей не хочется прогонять его, чтобы он навсегда исчез из ее жизни. Явно хорошо чувствует женщин и отлично понимает, какое впечатление на них производит. Однако ее-то он совсем не знает: Хелен никогда не нравились случайные связи и дружеский секс.
Или же знает?
– Вы правы, – сказала она.
– Значит, вместе пойдем на ужин?
– Во сколько вы за мной заедете?
– Неужели готовы снова пустить меня за руль? – насмешливо прищурился Рафферти.
– Я же выжила однажды… так что, думаю, переживу и еще одну поездку.
– Дело в том, Хелен, что у меня нет автомобиля. Но можно воспользоваться вашим.
– Тогда я заеду за вами. Где вы остановились?
Рафферти стоял почти вплотную. Не то чтобы его близость казалась угрожающей или невежливой. Просто… очень тревожила.
– Еще одна проблема, – ничуть не смутился Джеймс. – Я так и не добрался до отеля. Едва попав в город, я услышал о Билли и был слишком занят, спасая его от тюрьмы.
Он взглянул на часы, и Хелен рассеянно отметила, что это превосходное антикварное изделие… чем-то похожим владел ее ирландский дед.
– Сейчас около полудня, Билли с Мэри ждут нас в шесть. Почему бы мне не провести здесь несколько часов?
«Неужели я настолько прозрачна?». Хелен жаждала, чтобы он остался, видит Бог, жаждала, чтобы он остался навсегда.
Но гордость, хватаясь за соломинку, старалась придумать повод для отказа.
– У меня полно работы, – заявила прокурорша. – Я принесла документы домой…
– Не стану вам мешать. Буду тихонько сидеть и смотреть телевизор.
– В такое время показывают только мыльные оперы.
– Обожаю мыльные оперы.
– Мне нужно вздремнуть.
В тот же миг, как слова вылетели изо рта, ей захотелось запихнуть их обратно. Глаза Рафферти подозрительно блеснули, но он благоразумно промолчал, лишь слегка улыбнулся.
– Я убавлю звук.
С ним невозможно сражаться. «Я точно спятила, раз доверяю этому человеку, этому лжецу, который явился ко мне под надуманным предлогом и чей лучший друг – осужденный преступник». Здравый смысл нисколько не помогал. Хелен мечтала, чтобы Рафферти остался, пусть это и опасно, и глупо с ее стороны.
– Хорошо, – сдалась она, не в силах бороться с собой. – Можете включить видеомагнитофон, если предпочитаете кинофильмы.
– Вам придется меня научить, как им пользоваться. Никогда не имел дело с такой штуковиной.
– Рафферти, во всем Чикаго не найдется человека, который не умеет пользоваться видеомагнитофоном, – заявила она в полной уверенности, что он шутит.
Джеймс не отреагировал на выпад, и Хелен вдруг засомневалась.
– Ладно, ладно, – проворчала она и направилась к аппарату, аккуратно обходя Рафферти, чтобы не дотронуться до него.
Именно потому, что невыносимо хотелось это сделать.
– Что поставить? У меня есть дешевые фарсы, эксцентричные комедии, гангстерские фильмы, много Альфреда Хичкока и мюзиклов, как вы их называете.
– Что угодно, только не гангстерские истории.
– А вот мне почему-то кажется, что это как раз по вашей части, – криво усмехнулась Хелен.
– Я не в том настроении. Поставьте что-нибудь смешное.
– Как насчет братьев Маркс[6]?
– Неужели они все-таки снялись в кино?
– Не смешите, Рафферти, – отмахнулась Хелен, нашла кассету с «Утиным супом»[7] и толкнула ее в видеомагнитофон.
– Не хотите посмотреть вместе со мной? – предложил Джеймс.
Чего она хотела – так это юркнуть в ванную и смыть косметику с лица. Потом запереться в спальне и сосредоточиться на документах, а не на шести футах будоражащей мужской плоти, которая каким-то образом вторглась в ее жизнь.
– Конечно, – согласилась Хелен и расположилась в кресле, стоявшем на достаточном расстоянии от гораздо более удобного дивана.
Рафферти проницательно усмехнулся, вернулся на прежнее место и с удовольствием вытянулся.
– Эй, Хелен, – тихо позвал он, когда на огромном экране замерцала картинка.
– Что? – буркнула она, уткнувшись в фильм, который видела не менее тридцати семи раз.
– Мне нравятся ваши духи.
«Мисс Хелен Эмерсон чертовски податлива», – размышлял Рафферти. Что заставляло чувствовать себя виноватым – вот уж нелепость, учитывая, что ко лжи и хитрости он прибег ради ее же спокойствия, махнув рукой на собственные планы сорокавосьмичасового наслаждения.
Но если она приняла его так легко, так простодушно, так быстро, даже зная, что он солгал ей про Абрамовича и Бог знает про что еще, то как сумеет противостоять настоящему психопатическому манипулятору, вроде Рики Драго?
Рафферти больше не сожалел о принятом решении. Конечно, печально, что не удастся воспользоваться умелым телом какой-нибудь знойной красотки, чтобы слиться с ней в экстазе. И даже пытаясь мысленно представить заманчивую картину, в воображении всплывало бледное лицо Хелен и огромные карие глазищи.
Не то, чтобы он рвался слиться в экстазе с прокуроршей. Или полюбоваться прелестными чертами, раскинувшимися на белой подушке волосами, сверкающими глазами и ртом, но…
Джеймс поерзал на диване. Недотрога смотрела на братьев Маркс, словно они излагали Нагорную проповедь, но не смеялась. Как и он.
Черт, почему бы Хелен Эмерсон не стать немного распущеннее, чуть менее серьезной, чуть более доступной? Почему нельзя просто соблазнить ее и провести остаток своего пребывания на земле в кровати, держа ее в безопасности крепких объятий? Казалось, это самое разумное. С любой другой женщиной он уже наверняка приступил бы к приятной прелюдии, а потом занялся бы сексом.
Но не с мисс Эмерсон. Пустая трата времени. Может, ее и влекло к нему – а Рафферти достаточно хорошо знал представительниц противоположного пола, чтобы утверждать, что так и есть, – но она девственница или чертовски близка к таковой. Хелен не готова лечь в постель с незнакомцем. Она вообще ни с кем не готова лечь в постель.
Как бы то ни было, это его не касается. Он провалится в небытие, а в это время какой-нибудь другой мужик снимет эти ее очечки, растреплет густые шелковистые пряди и склонится к губам, чтобы поцеловать…
– Вам неудобно?
Прохладный голос так поразил мечтателя, что он вздрогнул.
– Почему вы спрашиваете?
– Вы постоянно ерзаете. А я-то всегда считала этот диван очень удобным.
– Тогда почему бы вам не сесть рядом? Диван большой.
Хелен, не вставая с места, легко улыбнулась и покачала головой. Мнение Джеймса о ее умственных способностях, и без того высокое, взлетело до небес.
– Сомневаюсь, что это мудрая идея, Рафферти. Не настолько он велик.
– Достаточно велик.
Если заставить упрямицу сесть рядом, возможно, следующий шаг станет гораздо проще. Дьявол, надо было попросить что-нибудь более эротичное, чем Граучо Маркс и Маргарет Дюмон. Может, у мисс Эмерсон найдется нечто горячее и непристойное среди тех черных коробочек, которые она назвала видео. Хотя Джеймс и не нуждался в стимуляции – одного только колдовского приятного аромата, струящегося от нее, хватало с лихвой. Придется выкинуть из головы сексуальные фантазии о чопорной скромнице, которая абсолютно чужда такому человеку, как он. Государственный обвинитель, девственница, в шаге до тридцатилетия, к тому же из семьи полицейских. Дьявол, да тот факт, что они из разных десятилетий – самая малая из проблем.
«Мне по вкусу блондинки», – строго напомнил себе Рафферти. Знойные красотки, желающие хорошо провести время и получить максимум удовольствия. Фигуристые пышечки, которые хихикают, цыпочки, которые пьют и курят. Уж точно не хладнокровная особа, которой и в голову не придет хотя бы изредка нарушить парочку-другую правил. Уж точно не доверчивая девственница, поклявшаяся служить и защищать.
Так почему же его практически трясет от мучительного желания прикоснуться к этой недотроге? Почему он жаждет ее больше, чем кого-либо в своей жизни, включая покойную великолепную Кристал Латур?
Фильм закончился быстро. Хелен взяла черную коробочку и направила ее в сторону телевизора, экран заполонила шумная реклама защиты подмышек, хоть это и чертовски странно. С какой стати люди так волнуются за свои подмышки?
– Вы действительно любите мыльные оперы?
– Мне нравится все, что показывает телевидение, – ответил Рафферти, стараясь не глазеть на черный кусок пластика в ее руках.
– Полагаю, вот это наверняка понравится.
Хелен бросила коробочку рядом с ним, Джеймс зачарованно уставился на маленькие кнопочки. Через минуту началось другое зрелище. «Лучшего и не пожелаешь», – хмыкнул Рафферти.
Насколько он мог судить, ни один из персонажей не был прикрыт ни клочком одежды. Длинноволосый мужчина возлежал на женщине, осторожно стаскивая простыню по бедрам, и целовал ее с большим энтузиазмом, что Рафферти счел весьма похвальным, но слегка излишним на данном этапе игры. Оба застонали, закадровая музыка тоже явно погорячела.
– Не желаете переключить канал, Рафферти? – сдавленно пискнула Хелен.