Целая жизнь пронеслась перед глазами, прежде чем Леша стал смотреть на все как бы отстраненно, все вернее приподнимаясь над землей — вот уже так высоко, что он мог видеть и родной Крюков канал, и Никольский — белое кружево на голубом — собор, и любимую кофейню; его куда-то несло, засасывало в воронку — дальше, выше, необратимо.
Еще раз оглянуться назад, чтобы увидеть любимые места.
Вот там, неподалеку от «Экипажа», на тротуаре сидела девочка в серой кепке, держала его голову в своих руках и почему-то отчаянно плакала и просила его остаться.
Ему стало жаль ее: как она тут со всем управится — маленькая, бестолковая.
Так и ехали в больницу — Лешу везли на скорой, а Данила с Теоной и Линой следом, на машине Данилы.
В приемном покое врач разрешил остаться только одному человеку. «Кто ему самый близкий?» Теона шагнула вперед. Вот так — за эти полгода они с Белкиным стали самыми близкими друг другу людьми.
Потом была долгая операция. Теона целую вечность сидела в больничном коридоре, окаменев от горя и отчаяния, но запретив себе плакать. Маленький солдатик любви на посту.
Она разговаривала с Лешей всю ночь. «А вот ты, Лешка, выздоровеешь, и весной мы с тобой обязательно поедем в Грузию. Я покажу тебе зеленый, прекрасный Тбилиси! И познакомлю с мамой и папой и моим Грилем. Ты говорил, что любишь собак! Значит, Гриль тебе понравится! А еще ты познакомишься с моими друзьями — Софико и Михаилом. А потом мы поедем в горы. И будем пить вино и есть виноград. И ты поймешь, какая это прекрасная страна. Ты только выживи, ладно, Белкин? Не подведи меня. Ну пожалуйста…»
В коридор вышел усталый врач-реаниматолог.
— Вы кто Белкину? — строго спросил мужчина.
— Невеста, — не моргнув, выпалила Теона.
— Выживет ваш жених, подлатали мы его, — кивнул доктор. — Но придется ему у нас полежать, подлечиться. Вообще странно. У него два ножевых ранения: то, что в живот — несмертельное, а вот второе, в сердце, стало бы фатальным. Но у парня вашего в нагрудном кармане какое-то зеркало было. Оно его и спасло. Нож по серебру проехал, соскользнул. А так бы в сердце — без вариантов. Интересный случай.
Теона подошла к окну и заплакала. Теперь было можно.
КНИГА 1. ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 18
ГЛАВА 18
КОФЕ ДЛЯ ДВОИХ
В больнице Теоне выдали Лешины вещи: зеркало, спасшее ему жизнь, и ключи от его квартиры.
Лучшего ориентира, чем купола Никольского собора, нельзя было и представить. Теона быстро нашла этот старый дом в Коломне, расположенный рядом с тем самым магическим Семимостьем, где однажды весной она загадывала желание. Теперь же у нее было только одно желание — чтобы хозяин квартиры, в которую она не без внутреннего трепета зашла, поскорее поправился. В квартире Леши было чисто и прибрано. На кухонном столе стояла бутылка шампанского, цветы в вазе и два бокала. Теона поняла, что Леша, конечно, ждал ее, готовился к ее посещению, как к важному событию.
Обходить всю квартиру она постеснялась, а вот в большую комнату заглянула. На стене висела фотография пожилого мужчины в тельняшке и портрет Лешиной матери в какой-то театральной роли. Книжный шкаф ломился от обилия книг; их вообще было много, даже на журнальном столике рядом с диваном громоздилась целая стопка. Теона сняла первые две сверху и улыбнулась, увидев среди них тот самый толстенный кофейный справочник. Рядом с книгами лежал раскрытый Лешин блокнот с оленями. Она взяла его и прочла последнюю запись: «Каждый день с тридцать первого декабря до старого Нового года дарить Тее какой-то необычный подарок». Ей вдруг стало трудно дышать. Она погладила рукой эту запись в блокноте, словно коснулась Лешиной руки.
Так получилось, что на протяжении всех девяти месяцев ее петербургской жизни, в самые трудные моменты рядом с ней оказывался Леша. Белкин появлялся со своей дурацкой улыбочкой, нелепыми шутками, с чашечкой кофе и… гармонизировал ее; успокаивал, примирял с собой и с этим миром. И ей становилось рядом с ним легко и спокойно. Лучшее, что может сделать мужчина для женщины — успокоить, решить ее проблемы. И в этом смысле Леша Белкин был мужественнее и брутальнее всех мужчин.
Она давно поняла, что влюбилась в него, а сегодняшней ночью осознала, насколько глубоко и серьезно это чувство.
Но, кроме любви и нежности к Леше, в ней теперь белым яростным пламенем разгоралось еще одно чувство — гнев по отношению к Лешиным врагам. Маленькая хрупкая Теона ощущала себя железным Терминатором, если речь шла о ее близких, и хотела отомстить. Женщин обижать нельзя, потому что обиженную женщину, внутри которой горит пламя ярости, ничто не остановит; она превратится в ведьму, продаст душу дьяволу, испепелит все на своем пути. И чаще всего случается так, что женщине самой приходится отстаивать справедливость и воевать с врагами, как это и случилось с Линой. Но иногда в этом суровом мире что-то то ли ломается, то ли оттаивает, и тепло и помощь приходят оттуда, откуда не ждешь.
На следующий день после ранения Леши, вернувшись из полиции, где она давала показания, Теона увидела в кофейне дожидавшегося ее Павла. Он уже знал о том, что случилось ночью, но хотел выяснить подробности.
Когда Павел выслушал Теону, на его лицо набежала такая тень, что стало ясно: от самурая в нем не только прическа. Павел явно был готов порубить Лешиных врагов в капусту. Даже Бобби передалось настроение хозяина — милейшая рыжая лисица-корги вдруг как-то вздыбилась и едва не зарычала.
Павел взял Теону за руку:
— Обещаю, что за это ответят. Даю слово.
Теона кивнула — этому человеку она верила.
— Вас больше не побеспокоят, никто и никогда, — твердо сказал Павел.
— А мне надо что-то делать самой? Я хотела… — она запнулась.
— Делайте. Например, наряжайте кофейню к Новому году, елку поставьте, праздники же скоро. А в это дело не лезьте. С ним должны разбираться мужчины. И полиция.
Теона вздохнула — ладно.
Вообще-то так и должно быть в каком-нибудь идеальном мире — придут мужчины и со всем разберутся. В действительности же даже более реальным оказывается появление какого-нибудь Бэтмена в синих трусах, который вынужден снова и снова спасать мир, потому что полиция у нас ни фига не разбежится, да и настоящих мужчин отчаянно не хватает, но… Пусть на этот раз будет именно так, как должно быть. По совести, да по чести, да в рамках Уголовного кодекса. А маленькая девочка будет наряжать елку и создавать для кого-то тепло и уют (что, между прочим, тоже вполне геройский и очень нужный поступок в наших условиях почти вечной зимы).
Через два дня после ранения Леши в кофейне зазвонил телефон. Ответив на вызов, Теона почему-то сразу поняла, с кем она говорит.
— Где Леша? Что с ним? — спросил взволнованный женский голос.
«Интересно — как она, через все расстояния, почувствовала, что с ним что-то случилось?» — изумилась Теона.
— Здравствуйте, Ника. Вы не волнуйтесь, уже все хорошо. — Теона смахнула слезу. — Леша будет жить. Это же Белкин! Он хитрый и живучий, как кошка!
Она рассказывала Нике о том, что случилось, с самого начала — о том, как Белкин геройски держал оборону, защищая то, что ему дорого, и про то, как незнакомая женщина сто лет назад спасла Белкина. «Вы не подумайте, Ника, что я ку-ку, но оказывается, то, что случилось сто лет назад, может спасти человека в настоящем. Это так странно, вы не находите? И вот это зеркало, и картина, и крест… Про крест мы с Лешей пока ничего не знаем, но с ним наверняка тоже что-то связано».
Они разговаривали долго. И хотя Теона никогда не видела эту женщину, придумавшую «Экипаж», вдохнувшую в него жизнь, но она чувствовала к ней такое абсолютное доверие, для которого в другом случае потребовались бы годы.
Узнав про историю с кладом, Ника предложила свою помощь в поиске информации об Ольге Ларичевой. «Думаю, мне во Франции будет легче найти ее следы…»
Через два дня к Леше в больницу пришла целая процессия — Манана, Никита и Данила с Линой. Они постояли под больничными окнами, как будто это могло Леше чем-то помочь и, грустные, разошлись. Манана все хотела передать в палату пирог. Услышав, что Леша до сих пор без сознания, она заплакала.
Теона обняла ее:
— Он поправится и вернется к нам! Вот увидишь!
Через неделю Леша пришел в себя, и Теоне разрешили его навестить.
Она вошла в палату. Леша спал — осунувшееся лицо, разметавшиеся по подушке волосы. Теона присела рядом у кровати. Улыбаясь, она смотрела на него: надо же, какие у Белкина длинные, как у девчонки, ресницы!
Ресницы задрожали, и Леша открыл глаза.
— Привет! А я вот тебе кофе принесла, — Теона показала Леше термос. — Сама для тебя варила. Он, конечно, остыл, но все-таки…
Леша, слегка поморщившись от боли, все же смог приподняться и улыбнулся:
— Привет, Тея. А знаешь, какой кофе самый лучший? Который варил для тебя твой любимый человек.
Она взяла его за руку. Так и просидели, пока медсестра не объявила, что на сегодня время посещений закончено.
В следующий раз Теона принесла Леше кофейный справочник и его драгоценный блокнот с оленями. Леша, конечно, был еще совсем слаб после ранения, но постепенно, по чуть-чуть, по капле кофе, каждый день он добирал сил и выздоравливал. Главное, что его волновало (куда больше своего состояния), что будет с кофейней, не отнимут ли ее. Но после разговора с Павлом, навестившим его и заверившим, что вопрос улажен и что полиция занимается этим делом, Леша успокоился. Тем более что в первые же дни его пребывания в больнице к нему пришли полицейские и подтвердили, что ранившие его парни уже задержаны и что все виновники этой истории — от заказчиков до исполнителей нападения — будут наказаны.
Успокоившись по поводу самой кофейни, Леша теперь волновался главным образом за порядок в «Экипаже».
— Начало декабря, — вздыхал Леша, — надо готовиться к Новому году, ведь ничего не успеем!