Их дорогой отец, недавно разорванный на куски бомбой террористов, еще при жизни бедной жены своей поселил рядом с ее покоями молодую любовницу с детьми, поправ волею мужчины и властью императора все религиозные и человеческие узаконения и нормы. По сути, этим он ускорил смерть императрицы. Конечно, нет закона, нет такой его статьи, в которых черным по белому было бы написано, что прелюбодей является преступником и должен быть наказан не просто какими-то непредставимыми адскими мучениями или угрызениями совести, а каторжными работами, ссылкой или тюремным заключением. Не оттого ли на свете так много прелюбодеев, что мера мирского наказания для них не определена толком? А впрочем… Павел с горькой усмешкой пожал плечами… в законе Российской империи есть особая статья – номер 995, в которой черным по белому значится:
«Изобличенный в противоестественном пороке мужеложства подвергается за сие лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение. Сверх того, если он христианин, то предается церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства».
Ей сопутствует и статья 996, которая гласит:
«Если означенное в предшедшей 995 статье преступление было сопровождено насилием или же совершено над малолетним или слабоумным, то виновный в оном предается лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу в крепостях на время от десяти до двенадцати лет».
Однако написать – это одно, а воплотить написанное в жизнь – другое. Насколько было известно Павлу, в подобных случаях сложно даже состав преступления определить! Ему приходилось быть в одном собрании, где Николай Адрианович Неклюдов, заслуженный ординарный профессор криминалистики и обер-прокурор Уголовного кассационного департамента Правительствующего сената, рассуждал об этих трудностях, говоря не без сокрушения:
– Закон наш не дает определения мужеложства, в общепринятом смысле под ним понимается: употребление мужчиною лица же мужского пола в задний проход. Деяние должно заключаться в употреблении и при том безусловно в задний проход; посему никакие остальные половые бесстыдства под действие 995 статьи подводиться не могут! В мужеложстве добровольном покушение совпадает с совершением; от совершения же требуется только начало эротического акта! Употребленное в 995 статье слово «порок» равносильно слову преступление или, правильнее, безнравственность, а отнюдь не означает привычку или же наклонность!
Эх, чисто писано в бумаге, да забыли про овраги, как по ним ходить… Так говаривал Лев Николаевич Толстой еще в бытность свою севастопольским героем, и слова эти потом стали солдатской песней, которая считается народною…
Коли написан закон, всегда найдется и овраг, которым сей закон можно обойти!
Позорному пороку предавались многие известные люди Петербурга. Да и гвардейцы… Однако этим страдали не все полки гвардии. Преображенцы любострастничали между собой чуть ли не поголовно, а лейб-гусары отличались естественными привязанностями. Имена главных «бугров» – их так называли от французского слова «bougre», содомит, – были у всех на устах, да ведь многие совершенно не скрывали свой образ жизни, а даже кичились им. Скандалы, сопровождающие открытие за кем-нибудь непотребных похождений, тянулись непрерывно, но до суда сии дела обычно не доходили.
Да вот буквально недавно грянул скандал с князем Владимиром Петровичем Мещерским, носившим до седых волос среди своих имя Вово. Он был в свое время камергером при дворе Александра II, потом сделался приятелем наследника престола Николая Александровича, затем – Александра. С наследниками у него была чистая и спокойная мужская дружба – император не потерпел бы никакой похабщины вокруг будущих государей, да и те не были склонны к постыдным забавам! Мещерский окончил курс в училище правоведения, после был полицейским стряпчим и уездным судьей в Санкт-Петербурге, состоял чиновником особых поручений при министре внутренних дел, и эти особые поручения иногда состояли в том, чтобы развлекать беседами великих князей. Он был чрезвычайно привлекателен, представителен и слыл необычайно хорошим рассказчиком – особенно Мещерскому удавались презабавные истории из его сыскного прошлого. Считалось, что из него может выйти блестящий журналист. Так и произошло. Теперь Мещерский славился как писатель и публицист крайне правых взглядов, которые высказывал в издаваемом и редактируемом им журнале «Гражданин». Скандал грянул оттого, что Вово начал оказывать непомерное внимание молодому трубачу лейб-стрелкового батальона. Начальник Пажеского корпуса Келлер обвинил его в мужеложстве, разразилась буря, имевшая серьезные последствия. Однако Мещерский отчаянно защищался, и император принял его сторону. Скандал был замят без всяких последствий для виновника, и более того – именно в этот момент он сделался доверенным советником императора. Потом Мещерский оказался замешанным в историю с актерами Александринского театра, ходили слухи даже о высылке из Петербурга, но все снова обошлось для Вово благополучно: Павел знал – брат Саша обязан был Вово тем, что тот вовремя остерег его от непомерного увлечения княжной-авантюристкой Марией Элимовной Мещерской, а ведь это его увлечение едва не разрушило его брак с принцессой Дагмар, Минни. Кроме того, императору импонировала активная позиция Мещерского, который открыто призывал правительство поставить крест на всех реформах покойного Александра II.
Да, всем было известно и Павел понимал, что статья 995 и 996 легко обходимы, тем более если ты – приятель императора, а еще более легко – если ты великий князь и брат государя. Но все же – бедная Элла…
Что она делает в своей одинокой постели? Может быть, проклинает тот день, когда согласилась связать свою судьбу с Сергеем? И горько плачет?
Павел вскинул голову. Послышалось или до него донесся звук рыданий?
Наверное, чудится, кому бы тут плакать, посреди ночного города? Подумал о плачущей Элле – вот и померещилось.
Хотя нет… Не померещилось! Звуки рыданий все громче, а вот и видно, кто плачет: ночная бабочка, которую Павел приметил несколько минут назад.
Ну надо же, так-то рыдать – словно над мертвым. Кого это она оплакивает? И что она делает?! Подошла к перилам моста (да ведь это Красный мост через Мойку, Павел вдруг сообразил, что находится на Гороховой… ничего себе, куда забрел!), свесилась вниз… уж не кинуться ли собралась?!
Он больше ни о чем не думал – просто рванулся вперед, побуждаемый вполне естественным человеческим стремлением спасти другого человека от смерти.– Уверяю вас, моя дорогая, что запереть себя в детской – это не ваша стезя! Так и передайте своему супругу – мол, пусть лучше запрет на крепкий замок свои мужские инстинкты!
Общее замешательство, тишина, мгновенное остолбенение – а потом смех, слишком громкий для того, чтобы быть искренним.
Великий князь Владимир Александрович едва заметно повел бровью. Михень в своем, как говорится, репертуаре… никогда не думает, прежде чем сказать. И при этом он не знал женщины умнее. Кажется, даже глупости и бестактности она совершает с умыслом. Великая княгиня Мария Павловна терпеть не может адъютанта мужа Эрика Пистолькорса, поэтому эта обмолвка, которая кажется чудовищной посвященным и совершенно невинной – тем, кто не в курсе дела, призвана еще больше унизить беднягу. Конечно, очень вероятно, это только слухи… ну, что бедняга Пистолькорс больше не… что, увы, он больше не может ! – а если правда?! Каково ему сейчас, несчастному?! И каково его жене? Судя по ее лицу, по манерам, по всему томному очарованию, которое от нее исходит, эта дама не из тех, кто посвящает себя исключительно семейным обязанностям. От нее надо держаться подальше тем мужчинам, которые заботятся о своей репутации и побаиваются своих жен.
Не то чтобы великий князь Владимир Александрович очень пекся о том и другом, но все же… на глазах Михень флиртовать с мадам Пистолькорс не стоит. Хотя, с другой стороны, дорогая супруга сейчас преисполнена желания оказать прехорошенькой и весьма несчастной в браке Ольге Валерьяновне всяческое покровительство. Она обожает таких вот бедняжек, без различия пола. На своем супружеском веку Владимир Александрович на всякое нагляделся, а потому заранее мог предсказать, как станут развиваться события. Сначала она будет всячески обхаживать очередную протеже, восстанавливая его или ее против всех близких и настойчиво уверяя, что оного или оную протеже никто, ни одна душа в мире понять не способна – кроме, конечно, самой Марии Павловны. И постепенно, как ни странно, ей удается человека в том уверить. Потом следует период пылкой и страстной дружбы, когда Михень чуть ли не в супружескую постель третьим не лишним тащит своего или свою протеже. Вот в этот период для человека ловкого и хваткого – а великий князь себя таким заслуженно почитал – открываются самые заманчивые возможности, потому что Михень, пребывая в состоянии своей некоей человеколюбивой эйфории, ничего дальше своего носа не увидит, вернее, увидеть не захочет, и даже если она застанет оную (вот тут женский род sans variants, как говорят французы, без вариантов, мальчишек оставим брату Сергею!) протеже в объятиях законного супруга, то ничего противоестественного, никакого адюльтера в сем не углядит, а решит, что сердобольный Володенька утирает бедняжке слезки, а утешаемая бедняжка плачет ему в жилетку. Если же жилетки на нем при исполнении сих приятных обязанностей не окажется, а у протеже туалет будет в беспорядке, затуманенный взор Марии Павловны этого не заметит. Михень обратит внимание в данной ситуации на что-нибудь вполне приличное. И только потом наступит разочарование, но не прозрение – Михень так ничего и не заподозрит, ей просто надоест протеже, как ребенку надоедает игрушка, прежде любимая, а теперь совершенно не нужная, опостылевшая, осточертевшая, – и он бросает ее под кровать, требуя от родителей новой. И, что самое смешное, Владимиру Александровичу «игрушка» в этом случае тоже мигом надоедает. Так что не далеко от истины уходят те, кто уверяет, будто великий князь, младший брат государя императора, сенатор, член Государственного совета, генерал-адъютант, герой последней войны с турками, генерал от инфантерии, командующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, регент – на случай кончины императора – до совершеннолетия наследника престола Николая Александровича, известный меценат, президент Императорской академии художеств, один из попечителей Румянцевского музея – словом, будто носитель всех этих громких титулов и званий находится под каблуком супруги. И более того – глядит на мир ее глазами, даже когда речь идет о женщинах. Стоит Михень сказать: такая-то, мо