Еще год назад семья императора в полном составе присутствовала на выпускном балу в Императорском театральном училище. Здесь были сам Александр и Мария Федоровна, наследник, цесаревич Николай Александрович, четыре брата государя: великие князья Владимир Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович и Павел Александрович. Все, кроме Алексея, явились с супругами, причем жена Павла как раз ожидала своего первого ребенка. Здесь же находился и родной дядя государя, генерал-фельдмаршал и великий князь Михаил Николаевич со своими четырьмя сыновьями – теми самыми, которые носили прозвище Михайловичи.
Все спектакли проходили в самом же училище, во втором этаже, в зале школьного театра – маленького, но отлично оборудованного. Однако там было всего несколько рядов кресел, ну а на выпускные спектакли собиралось немало публики, поэтому в зале всегда царила невообразимая теснота. Да одна царская семья со свитой займет весь зал! А что делать с прочими зрителями?! Впрочем, решить эту задачу оказалось проще простого, потому что от дирекции Императорских театров пришел приказ: перенести выпускной спектакль на сцену Михайловского театра, иногда называемого также Французским.
При первом поднятии занавеса все выпускники должны были стоять на сцене, чтобы приветствовать гостей. Они так и норовили выглянуть в щелочку между половинками занавеса, но в зале ничего невозможно было разглядеть. Точно так же ничего не видели они и во время своих выступлений – не видели, но остро чувствовали, что на них смотрят не обычные зрители, а высшие персоны государства. Одно перечисление их титулов способно было свести с ума! Кто-то от страха пару раз сбился с ноги, кто-то вышел из музыки, но некоторым это нервное напряжение сообщило особую точность движений и высокую одухотворенность выражения. Отчасти именно поэтому все обратили внимание на выступление воспитанницы Кшесинской. Это был прелестный, выразительный танец, лукавый и кокетливый: па-де-де из балета на либретто и хореографию Добервиля «Тщетная предосторожность». Основная музыка принадлежала в этой постановке композитору Герольду, но в балете использовались народные французские и итальянские мелодии. Па-де-де исполнялось на музыку итальянской песни «Stella confi denta».
Юная балерина была прелестно одета: пышное и легкое голубое платье с букетиками ландышей необычайно ей шло.
Она была очень артистична и не просто танцевала – она и в самом деле была веселой, плутоватой и лукавой Лизой, которая всячески старается соблазнить своего поклонника Колена.
Зрители глаз не мог отвести от Лизы. Не являлся исключением и наследник престола. Он не был особенно на «ты» с русской поэзией, однако сейчас строки Пушкина сами собой невольно возникли в голове:
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена, стоит Истомина…
Какая Истомина? При чем тут Истомина?! Ники махнул рукой на каноны и продолжал цитировать, как хотел:
Стоит Кшесинская: она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола:
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Да уж… Ах, ну просто ах, какие у нее были ножки!
– Хорошенькая полька, да? – пробормотал заговорщически отец, доселе исподтишка наблюдавший за сыном, и пихнул Ники в бок локтем.
Владимир Александрович неприметно усмехнулся, наблюдая эту мизансцену. Для него не была секретом основная цель этого визита августейшего семейства в театр. Кто-то подумает, что императора и всех прочих вела любовь к искусству и интерес к юным дарованиям. На самом деле и визит, и пристальное внимание именно к персоне Кшесинской были вызваны тем, что маленькая императрица Минни ничего не собралась пускать на самотек, тем паче – в таком деликатном деле, как приобщение наследника престола к радостям плоти.
Кем она должна быть, первая женщина Ники, деловито размышляла мать. Одной из фрейлин самой Минни или великих княжон, его сестер? Однако фрейлина станет интриганкой. И постоянно видеть перед собой особу, которая похитила невинность любимого сына (Минни высокомерно обошла вниманием тот факт, что сие похищение было бы поручено «особе» свыше), будет ужасно противно. Лучше где-то на стороне найти что-нибудь подходящее.
Представить Ники какую-нибудь хорошенькую дочку сговорчивого дворянина? Однако тогда потребуются не только подарки девице, но и чины и выплаты папаше… Минни, которая родом была из небольшой страны Дании, до сих пор не разучилась считать деньги. Ах, как жаль, что увлечение княжной Ольгой Долгорукой так ничем и не кончилось! Она была бы очаровательной кандидатурой при всей своей неопытности. Ну, опыт – дело наживное, а неопытность в делах такого свойства очень быстро сменяется привычкой. Хотя нет, даже к лучшему, что с мадемуазель Долгорукой дело не пошло дальше невинного поцелуя, во время коего парочка и была застигнута. Это произвело на юную особу такое впечатление, она так испугалась за свою репутацию, что на некоторое время даже заболела и слегла (или, как подозревала Мария Федоровна, просто сказалась больной). Ники мигом остыл. Как говорят русские, с глаз долой, из сердца вон. Да оно и к лучшему! Ники такой увлекающийся! Вдруг бы всерьез влюбился и завел разговор о том, что пора вернуть старые обычаи и разрешить великим князьям и даже наследникам престола выбирать себе жен из русских знатных девиц. Но как же тогда укреплять международные связи? Лучше брачных уз ничего еще не придумано… Надо решать побыстрей, приказала себе Минни. Чего доброго, Ники увлечется какой-нибудь простолюдинкой, хорошенькой горничной… А не выбрать ли для цесаревича актрису? Ходил слух, что его предок и тезка Николай I Павлович имел какие-то амурные дела с известной актрисой того времени Варварой Асенковой. Да и нынешние великие князья актерок весьма жалуют.
А впрочем, тотчас покачала головой Минни, которая не любила драматического искусства, «актерки» бывают вульгарны и ненатурально себя ведут. Они привыкли к дешевым приемам на сцене – ну и в жизни используют их. Не нужно, чтобы у будущего государя испортился вкус. Водевиль, оперетка – фи, какие пошлости! Нет, нужно что-то другое…
Оперная певица, вдруг осенило Минни. Нет, не дива, конечно, а красивая хористка. Хорошая мысль! Победоносцеву сказать… Пусть поищет подходящую особу.
И императрица снисходительно улыбнулась, представив, как особа будет польщена.
Однако мадемуазель Мравина, на которую пал выбор, вовсе не была польщена: напротив, она грозилась покончить самоубийством, если директор Императорских училищ Всеволожский будет настаивать. Мравина была просватана и жениха своего любила, ларчик просто открывался.
Мария Федоровна была и огорчена, и озадачена. Опять надо что-то выдумывать!
Решила посоветоваться с мужем.
– Минни, – пробормотал тот, зевая (дело происходило уже поздним вечером, когда государь с вожделением думал о подушке и объятиях Морфея), – не понимаю, при чем тут вообще певичка? Зачем, прости, ради бога, в постели оперный голос? Довольно шепота. Ники нравятся женские ноги. Я давно заметил, как он оживляется на балетных премьерах.
– Боже мой, ну что ты раньше молчал, Мака? – простонала Мария Федоровна, однако ответа не последовало: Александр Александрович уже крепко спал. Но его жена, воодушевленная новой идеей, спать не могла.
Балерина, балерина!.. А ведь в Петербурге есть Императорское театральное училище, а в нем – балетный класс. Неужто там не отыщется по-настоящему порядочная девушка, которая возьмет на себя почетный труд развеять тоску цесаревича?!
Так, теперь надо решить, какой национальности будет барышня. Только не русская – они слишком громогласны и грубы, покачала головой императрица, которая не могла простить соотечественницам мужа то, что они смотрят на нее сверху вниз. Немка? Ну, довольно и одной немки – Алисы Гессенской. Незачем лишний раз напоминать Ники о ней. Француженка? Бог знает, чему, каким постельным пакостям может научить француженка бедного мальчика. Еще войдет во вкус распутства! К тому же после афронта, полученного от дочери графа Парижского, Минни испытывала недобрые чувства ко всем француженкам на свете. Вот если бы удалось найти польку… В них есть настоящий шарм!
Какая дивная мысль! Балерина-полька!
Она была так воодушевлена своей идеей, что, не сыщись подходящей особы, могла бы создать ее из ничего, подобно тому, как Девкалион и Пирра создали новый род людской просто из камней.
Повторять подвиги античных героев Марии Федоровне, впрочем, не пришлось. Ей на ум пришло вдруг одно воспоминание… Давнее, лет, наверное, около пятнадцати назад, или меньше…
Дети великого князя Михаила Николаевича, дяди императора, начали брать уроки мазурки. В дом привозили знаменитого танцовщика Кшесинского, артиста Императорских театров. Михаил Александрович предложил своей невестке привезти и наследника на эти уроки. Ники был почти ровесник своим дядьям. Ну что ж – это показалось Марии Федоровне занятным, однако сначала захотелось посмотреть, как эти уроки проходят.
Она появилась одна.
Юные Михайловичи, известные своей страстью к неповиновению, слушались как шелковые изящного, невысокого учителя танцев. Кшесинский привез с собой трех– или четырехлетнюю дочь: кудрявую, миниатюрную, в польском костюме – таком маленьком, что он годился бы для куклы. Да она и сама более напоминала куклу. Эту крошку звали Матильда, но отец называл ее Маля. Она была сама непосредственность! Очаровательно кокетничала с подрастающими юношами и не только бойкого, щеголеватого Сандро, отличного танцора, но даже самого застенчивого из братьев, Сергея, умудрилась вовлечь в вихрь мазурки. Поскольку Ники тоже был очень застенчив и, честно признаться, не слишком уклюж, Мария Федоровна рассчитывала, что и он не устоит перед этой маленькой кокеткой и тоже начнет танцевать, однако на другой день Феликс Иванович появился у Михайловичей один и сообщил, то Маля – Матильда прихворнула и не смогла прибыть. Без нее обучение пошло не столь весело. Спустя несколько лет Минни где-то услышала, будто дочь Кшесинского поступила в Театральное училище и подает большие надежды. И ведь теперь ей лет семнадцать…