– Да.
– Если что случится, бери малышку и Екатерину и уезжай немедленно. Не беспокойся, я привезу Генриха к тебе в Рочфорд.
Еще один крепкий поцелуй, нога в стремени, и он уже в седле. Лошадь хорошо отдохнула, горячится, но он заставляет ее идти шагом, не спеша выезжает из ворот на дорогу. Я провожаю его глазами. Вокруг яркое солнце, а меня знобит, словно тот единственный, кто может меня спасти, уехал.
Джейн Сеймур больше не появлялась в покоях королевы, в солнечных комнатах царит необычная тишина. Служанки по-прежнему моют и чистят все вокруг, камин исправно горит, кресла расставлены, столы ломятся от фруктов, воды и вина, все приготовлено для большой компании, только никто не приходит.
Никого, лишь Анна, я, моя дочь Екатерина, тетушка Анна да Мадж Шелтон. До чего же неуютно в пустых, отдающихся эхом комнатах. Матушка никогда не заходит, она будто забыла, что мы существуем на свете. Отца мы не видим. Дядюшка глядит мимо, словно мы – прозрачное венецианское стекло.
– Я теперь вроде привидения, – жалуется Анна.
Вся компания гуляет вдоль реки, Анна опирается на руку брата. Я следом с сэром Фрэнсисом Уэстоном, за нами Мадж с сэром Уильямом Брертоном. Мне ужасно тревожно, и нет желания разговаривать. Я не понимаю, почему дядюшка перечислил все эти имена. Так и не разгадала его загадку. Будто вокруг плетется заговор и в любую минуту я, ничего не понимая, шагну, а ловушка захлопнется.
– Они все совещаются и совещаются, – рассказывает Джордж. – Я кое-что узнал от пажа, который разливает вино. Они все там – секретарь Кромвель, дядюшка, герцог Суффолк.
Брат и сестра держатся, будто ничего не происходит.
– В чем они нас могут обвинить? Ни в чем.
– Обвинения придумать нетрудно. Вспомни, что они говорили о королеве Екатерине.
Анна внезапно повернулась к нему:
– Мертворожденное дитя. В этом все дело! Выжившая из ума старуха, повивальная бабка, рассказывает безумные байки.
– Может быть, – кивнул брат. – Больше у них ничего нет.
Она вдруг бросилась бежать прямо ко дворцу:
– Я им покажу!
Мы с Джорджем помчались за ней.
– Что ты собираешься делать?
– Анна, Анна, не торопись, подумай!
– Вот уже три месяца я во дворце, словно маленькая мышка, корчусь от страха по углам. Вы мне сказали – будь милой и любезной. Сколько можно быть милой и любезной? Пора встать на защиту собственной чести. Они против меня, тайно разбирают мое дело. Пусть говорят вслух! Не дам себя засудить кучке стариков, которые давно меня ненавидят. Я им еще покажу!
Она перебежала лужайку и скрылась во дворце. Мы с братом застыли на мгновение, потом повернулись к остальным.
– Продолжайте прогулку, – резко бросила я.
– Мы пойдем с королевой, – добавил Джордж.
Фрэнсис невольно протянул руку, пытаясь удержать друга, умолить его остаться с ним.
– Не волнуйся, – успокоил его Джордж, – но лучше мне сейчас быть с ней.
Мы с братом помчались по траве и следом за Анной вошли во дворец. У двери королевских покоев ее нет, стража сказала, она туда не входила. Непонятно, что теперь делать, куда она подевалась. Тут мы услышали шаги, она бегом спускается по лестнице с принцессой Елизаветой на руках, девочка смеется, что-то лепечет, как хорошо – ее унесли из детской, вокруг мелькают огоньки.
Она расстегнула рубашонку на девочке, кивнула стражнику, тот, не успев понять, что происходит, распахнул дверь.
– В чем меня обвиняют? – едва переступив порог, спросила она короля.
Он неуклюже поднялся с кресла, стоявшего во главе стола. Мрачный взор Анны обводил одного за другим знатнейших людей страны, собравшихся тут.
– Кто осмелится обвинить меня прямо в лицо?
– Анна… – начал король.
Она взглянула на него:
– Вас потчуют ложью, отравляют уши ядом, возводят на меня напраслину. Я заслуживаю лучшего. Я была вам доброй женой, любила вас больше всех на свете.
Он откинулся в глубокое резное кресло.
– Анна…
– Я не сумела доносить сына, но это не моя вина, – продолжала она страстно. – У Екатерины сыновей тоже не было, но вы ее ведьмой не называли.
Среди сидящих прошла волна шепота, когда она громко произнесла это слово – грозное и ужасное. Каждый сделал пальцами знак оберега – крест, защиту против колдовства.
– Но я родила вам принцессу, прекрасную принцессу. Посмотрите на нее – ваши волосы, ваши глаза, как можно сомневаться, чья она дочь. Когда она родилась, вы сказали, что скоро у нас будут сыновья. Тогда вы от собственной тени не шарахались.
Она высоко подняла ребенка, показала ему. Генрих вздрогнул, когда девочка протянула к нему маленькие ручки, позвала его: «Папа».
– Смотрите, чистая кожа, ни малейшего пятнышка, ни малейшего порока. Только не говорите мне, что она не благословенное Богом дитя. Только не говорите мне, что она не самая совершенная принцесса в мире. Я принесла вам благословенного, здорового, красивого младенца. Будут и другие. Посмотрите на нее, конечно, у нее будут здоровенькие, красивые братья.
Принцесса Елизавета смотрит на суровые лица. Нижняя губка девочки дрожит. Лицо Анны пылает негодованием, она держит дочку в объятиях. Но нет, Генрих только глянул на них обеих и отвернулся – от жены, от маленькой дочурки.
Я думала, сестра снова впадет в ярость, у короля недостает смелости глядеть ей в глаза, но, когда он отвел взгляд, весь огонь, казалось, мгновенно улетучился. Теперь Анна знала: решение принято, из-за его упрямства и глупости она обречена на страдания.
– Боже, Генрих, что же вы натворили, – прошептали ее губы.
Он сказал только одно слово: «Норфолк», и мой дядюшка вскочил на ноги, взглянул на нас с Джорджем, застывших в дверях, не знающих, что делать.
– Уведите сестру, – приказал он. – Лучше бы вы ее удержали, не дали ей прийти сюда.
Мы молча шагнули вперед. Я взяла малышку Елизавету из рук Анны, она радостно потянулась ко мне, уютно устроилась в моих объятиях, положила маленькую головку на мое плечо. Джордж обнял Анну, повел из комнаты.
Я обернулась. Генрих не пошевелился, отвернулся от нас, Болейнов, от маленькой принцессы. Дверь за нами закрылась, мы так и не узнали, что они обсуждали, к какому пришли решению, чего ожидать в будущем.
Оставалось вернуться в комнаты Анны, нянька забрала ребенка обратно в детскую. Я не хотела малышку отдавать, она прижималась ко мне, а я думала о моей маленькой дочурке, представляла себе Уильяма, где он уже, скоро ли доберется до моего сыночка. Во дворце неуютно, как в бурю, всех одолевают дурные предчувствия.
Открыли дверь в спальню Анны, на пороге маленькая фигурка. Анна с криком отпрянула назад. У Джорджа уже наготове кинжал, он чуть не пустил его в ход, остановился в последнюю секунду.
– Смитон! Что ты тут делаешь?
– Мне надо повидать королеву, – пробормотал парень.
– Боже правый, я тебе чуть горло не перерезал. Негоже тебе тут появляться без приглашения. Уходи, парень, проваливай.
– Я должен сказать… Я должен спросить…
– Прочь! – повторил Джордж.
– Вы защитите меня, ваше величество? – прокричал Смитон, когда Джордж схватил его за шиворот, чтобы выставить из комнаты. – Они меня позвали и спрашивали, спрашивали…
– Подожди, – остановила я брата. – О чем тебя спрашивали, парень?
Анна села у окна, взгляд отсутствующий.
– Какая разница, – бросила она. – Они теперь всех будут допрашивать.
– Они меня спрашивали, хорошо ли я знаком с вашим величеством. – Парень покраснел, как девчонка. – И с вами, сэр, – сказал он Джорджу. – Они спросили, не был ли я вашим Ганимедом. Я не знал, что это такое. И они мне объяснили…
– И ты?
– Я сказал – нет. Я не хотел им говорить…
– Отлично. На том и стой, и держись подальше от королевы, меня и моей сестры.
– Я так боюсь.
Мальчишка весь дрожит, на глазах слезы. Его часами допрашивали о пороках, о которых он слыхом не слыхивал. Эти закаленные, бывалые солдаты и князья Церкви все знают о грехах, ему в жизни столько не выучить. Теперь он примчался сюда за помощью, а ему никто не хочет помочь.
Джордж поволок паренька к двери, сказал резко:
– Вбей в свою тупую хорошенькую башку. На тебе нет никакой вины, и ты им все сказал, теперь убирайся отсюда. Если тебя здесь найдут, решат, ты у нас на службе. Выкатывайся и больше не появляйся. Здесь тебе помощи не дождаться, это уж точно.
Брат выставил его за дверь, но парнишка вцепился в косяк, застыл, не оторвал рук даже тогда, когда стражник получил от Джорджа приказ спустить его вниз по лестнице.
– И не смей упоминать сэра Фрэнсиса, – шепнул брат напоследок. – Молчи обо всем, что слышал и что видел. Понял? Молчи обо всем.
Парень продолжал цепляться за дверь:
– Я ничего не сказал! Я вам верен. Но вдруг меня снова позовут. Что тогда? Кто меня защитит, кто за меня постоит?
Джордж кивнул часовому, тот сильно ударил мальчишку по руке, парень взвыл от боли и выпустил дверь, Джордж резко ее захлопнул.
– Никто, – угрюмо рявкнул брат. – И нас тоже никто не защитит.
Назавтра праздновался Майский день. По обычаю, Анну должны были разбудить поющие под окном девушки, каждая с охапкой ивовых веток. Но никто не отдал приказания, и ничего не было сделано. Она проснулась в обычное время, изможденная, бледная, провела не меньше часа на молитвенной скамеечке, потом отправилась на мессу, а за ней все придворные дамы.
Джейн шла позади, одетая в белое и зеленое. Сеймуры вступали в Майский день с цветами и песнями, Джейн проспала эту ночь с цветком под подушкой и, без сомнения, видела во сне будущего мужа. Я недобро взглянула на это ласковое, милое личико – интересно, понимает ли она, какова ставка в игре? Она улыбнулась мне в ответ, пожелала веселого Майского дня.
Мы шли мимо часовни, где молился король. Увидев Анну, он отвернулся. Она преклонила колени, внимательно следила за ходом службы, не упуская ни слова, благочестивая Джейн, да и только. Служба закончилась, мы вышли из церкви, король показался в дверях часовни, резко спросил Анну: