– Так я и думал. – Брат явно доволен. – Кто он?
– У нее нет возлюбленного! – встревает Анна.
– Смею предположить, она обойдется без твоего разрешения. Кто-нибудь мог выбрать ее и не извещая вас, госпожа королева.
– Лучше ему этого не делать, – заявляет Анна без тени улыбки. – У меня на Марию свои планы.
Джордж тихонько свистит:
– Бог с тобой, Анна-Мария, можно подумать, тебя уже короновали.
– Уж я тогда не забуду, кто мне друг, а кто враг. Мария – моя придворная дама, и у меня в доме будет порядок.
– Она сама сделает свой выбор.
– Нет, если не захочет лишиться моего благоволения.
– Анна, побойся Бога. Мы одна семья. Ты там, где ты есть, потому что Мария уступила тебе место. Перестань вести себя как принцесса крови. Ты не можешь обращаться с нами как с подданными.
– Вы и есть подданные, – говорит она просто. – Ты, Мария, даже дядя Говард. Я удалила от двора собственную тетушку, зятя короля, саму королеву. Кто-нибудь сомневается, что я любого отправлю в изгнание, если захочу? Никто не сомневается! Если вы помогали мне возвыситься…
– Ничего себе помогали! Да мы тебя и протолкнули!
– Это дело прошлое. Я скоро стану королевой. А вы – мои подданные. Стану королевой и матерью следующего короля Англии. Не забывай об этом, Джордж, я больше повторять не стану.
Анна встает и величаво движется к двери. Останавливается, ждет, пока кто-нибудь из нас не откроет дверь, и, не дождавшись, потому что мы не спешим вскакивать на ноги, распахивает дверь сама. Оборачивается, стоя на пороге:
– И не называй ее больше Марианной. Она – Мария, другая Болейн, а я Анна, будущая королева Анна. Между нами большая разница, и мы не можем иметь одно имя на двоих. Она – пустое место, а я скоро буду королевой.
Гордо выходит, не потрудившись закрыть за собой дверь. Мы слышим шаги – отправилась в спальню. Сидим в молчании, пока не хлопает дальняя дверь.
– Боже милостивый, что за ведьма! – Джордж не скрывает своих чувств. Встает, закрывает дверь от сквозняка. – Когда это началось?
– Ее власть постепенно растет. Считает себя неприкосновенной.
– Так оно и есть?
– Он влюблен до безумия. Думаю, ей действительно ничего не угрожает.
– Все еще не спит с ней?
– Нет.
– Бога ради, чем же они занимаются?
– Всем остальным. Она не решается переступить черту.
– Он, должно быть, с ума сходит, – довольно ухмыльнулся брат.
– Она тоже. Почти каждую ночь он целует ее в губы, гладит волосы, обнимает.
– Она со всеми так разговаривает? Ну, как со мной?
– Гораздо хуже. Она теряет друзей. Чарльз Брендон настроен против, дядюшка Говард от нее стонет, с Рождества они ссорились насмерть по крайней мере два раза. Думает, раз король так ее любит, другой поддержки не нужно.
– Я терпеть не буду. Все ей скажу.
Сестры должны поддерживать друг друга, но мое сердце радостно дрогнуло при мысли о том, что между Анной и Джорджем ляжет пропасть. Вот бы перетащить брата на мою сторону, получить реальное преимущество в борьбе за сына.
– Скажи правду, кто положил на тебя глаз? – спрашивает брат.
– Никто, ничто и звать никак, – отвечаю я. – Имей в виду, это секрет, никто, кроме тебя, не должен знать.
– Клянусь честью. – Он берет меня за руки, притягивает ближе. – Я сохраню твою тайну. Ты влюблена?
– Конечно нет. – Я подаюсь назад, смущенная одной мыслью об этом. – Он просто ухаживает за мной. Приятно иметь человека, который суетится вокруг тебя.
– Я думал, при дворе полно мужчин, которые суетятся вокруг тебя.
– О, они посвящают мне стихи, клянутся, что умирают от любви. А он… он немножечко более… реальный.
– Кто это?
– Почти никто, пустое место, – повторяю я. – Поэтому я и не думаю о нем.
– Жалко, что не можешь заполучить его немедленно, – с братской прямотой заявляет Джордж.
Что на это сказать? Представила себе Уильяма Стаффорда, его ласковую, обаятельную улыбку.
– Очень жалко, – шепчу еле слышно. – Но не могу.
Весна 1532 года
Джорджу и дела нет, что там народ думает. Пригласил нас с Анной покататься с ним у реки, пообедать в одной из таверн, а потом уж вернуться. Я думала, Анна откажется: теперь ей небезопасно выезжать без свиты, но она не сказала ни слова. Надела темное платье – совсем не в ее обычае, надвинула на лоб шляпу для верховой езды, оставила дома подвеску – такая есть только у нее одной – с большой золотой буквой «Б».
Брат так рад снова оказаться в Англии с любимыми сестричками, что и не заметил странного поведения и непривычной одежды Анны. Но когда мы остановились в придорожном трактире, неопрятная старая служанка бросила один только взгляд на Анну и поспешила из комнаты. Вошел хозяин, вытирая руки о фартук из дерюги, объявил: хлеб и сыр, которые нам только что подали, несвежие и вообще у него ничего нет на обед.
Джордж вспыхнул, нахмурился, но Анна дотронулась до его рукава, сказала, что все это не важно, лучше пойти в монастырь поблизости, пообедать там. Он позволил уговорить себя, и обед оказался неплохой. Король, похоже, нагнал немалого страху на монастыри и аббатства. Только слуги, которым, в отличие от монахов, дела не было до королевского благоволения, неодобрительно, искоса поглядывали на нас с Анной и перешептывались – верно, пытались понять, какая из нас прежняя шлюха, а какая новая.
Возвращаемся домой, холодное весеннее солнце в спину, Джордж пришпорил коня, оказался рядом со мной.
– Значит, все знают? – спросил без обиняков.
– От Лондона до самых окраин королевства. А может, и дальше.
– И как я вижу, никто не бросает шляп в воздух и не кричит «ура».
– К сожалению, нет.
– Я-то думал – смазливая английская девчонка народу понравится. Она же смазливая, правда? Машет ручкой, когда проезжает мимо, раздает милостыню и все такое прочее?
– Конечно. Но женщины упрямый народ, любят старую королеву. Они говорят – негоже королю Англии отказываться от честной и верной жены ради вертихвостки. Что тогда будет со всеми остальными честными и верными женами?
Джордж помолчал.
– Они только ворчат или что еще?
– В Лондоне на нас чуть не напали. Тогда король сказал – пусть не ездит в Сити, слишком опасно. Все ее ненавидят, Джордж, говорят всякие гадости.
– Гадости?
– Что она ведьма и приворожила короля колдовскими чарами. Она и на убийство готова, и давно бы отравила королеву, только представься возможность. Она его заколдовала, и у него ничего не получится с другой женщиной. Так что теперь ему одна дорога – на ней жениться. Прокляла младенцев в чреве королевы, и оттого у короля нет наследника.
Джордж чуть побледнел, рука с поводьями невольно дернулась, большой и указательный палец сложились крестом – древний охранный знак против злых чар.
– И они такое говорят в открытую? При короле?
– Про самые страшные гадости ему не рассказывают, но рано или поздно кто-нибудь доложит.
– Но он этим слухам, конечно, не верит.
– Кое-что он сам говорит. Говорит, что он ею одержим, она его околдовала, он ни об одной другой женщине думать не может. В его устах звучит как любовная болтовня, но когда такое говорят в народе – это опасно.
Джордж кивнул.
– Ей бы заниматься побольше делами милосердия и не строить из себя такую… – он запнулся, подыскивая слово, – чувственную штучку.
Я подняла глаза на сестру. Даже верхом, когда вокруг никого, кроме брата с сестрой, Анна сидит в седле так, что неудержимо хочется обнять ее стройную талию.
– Она Болейн и Говард, – резко сказала я. – Отбрось громкие имена, и что остается? Все мы просто сучки во время течки.
Мы подскакали к воротам дворца в Гринвиче, там нас ждал Уильям Стаффорд. Приподнял шляпу, слегка поклонился, поймал мою улыбку. Мы спешились, Анна прошла вперед. Уильям стоял у дверей, потянул меня в сторону:
– Я вас дожидался. – Как всегда, он даже не поздоровался.
– Я заметила.
– Не нравится мне, когда вы выезжаете без моего сопровождения. Сестрицам Болейн небезопасно показываться в народе.
– Мы катались с братом. Хорошо иногда прокатиться без большого эскорта и шумихи.
– Ну, за этим дело не станет. Что-что, а простоту я вам обеспечу.
– Благодарю вас, – расхохоталась я.
Положил руку мне на рукав, удерживая вблизи.
– Когда король и ваша сестрица поженятся, вас выдадут замуж за того, кого они выберут.
– Наверное. – Я глядела прямо в его открытое загорелое лицо.
– Значит, вам надо поторопиться, успеть до замужества сестры, если хотите выйти замуж за человека со скромным поместьем – хорошенький домик и немного земли в придачу. Чем дальше, тем трудней будет уехать.
Я молчала, только чуть отодвинулась. Улыбнулась сладкой улыбкой, стрельнула глазами из-под ресниц:
– Но мне никто не предлагал руку и сердце. Похоже, придется остаться вдовой до конца моих дней, раз никто не просит меня выйти за него замуж.
Впервые у Уильяма не нашлось что ответить.
– Но я думал… – начал он.
Я рассмеялась коротким, довольным смешком, опустилась в низком реверансе, повернулась, чтобы уйти. Наверху лестницы обернулась, заметила – Уильям бросил шляпу наземь и топчет ее в ярости ногами. Каждая женщина знает, до чего же приятно походя поймать в сеть красавчика-мужчину.
Я уже неделю его не видела, хотя и на конюшню заглядывала, и по саду гуляла, и у реки бродила – везде, где он мог бы меня отыскать. Однажды вся дядюшкина свита скакала мимо наших окон, так я все вглядывалась, но как узнаешь одного – из двухсот-то всадников в цветах дома Говард. Я знала, что веду себя как дура, но мне казалось – что тут плохого, просто пококетничаю с кавалером, подразню его немножко.
Прошла одна неделя, за ней другая – его все нет. Жарким апрельским утром мы с дядюшкой наблюдали, как король и Анна играют в шары. Я, будто между прочим, спросила:
– Этот человек, как его там, Уильям Стаффорд, он все еще у вас на службе?