Я смотрю через зал на брата. Он склонился к трону, на котором сидит Анна, что-то шепчет ей на ухо. Вижу, как она с удовольствием слушает его шепот, его смешки.
– Такая жизнь святого развратит, не то что юношу.
– Он хотел стать солдатом, – говорю я грустно. – Крестоносцем, рыцарем с белым щитом, хотел сражаться против неверных.
Уильям качает головой:
– Мы, если сумеем, убережем малыша Генриха от этого.
– Моего сына?
– Нашего сына. Постараемся дать ему цель в жизни вместо праздности и погони за удовольствиями. А ты лучше предупреди брата и сестру – о них уже судачат, особенно о Джордже.
На следующий день Анна вступает в Сити. Я помогла ей облачиться в белое платье с пелериной, белую горностаевую мантию. На голове – золотой обруч, волосы под золотистой вуалью свободно падают на плечи. Въезжает в Лондон в паланкине, его несут два белых пони, а пэры из привилегированных портовых городов держат над ее головой золотой полог. Придворные в лучших нарядах следуют за ней пешком. Триумфальные арки, фонтаны, бьющие вином, верноподданнические стихи на каждой остановке, тем не менее процессия тянется по городу в полной тишине.
Молчание народа становится угрожающим. Мы движемся по узким улочкам к собору. Мадж Шелтон идет рядом со мной за паланкином.
– Господи, какой ужас, – бормочет она.
Город мрачен. Тысячи людей вышли на улицы, но они не машут флагами, не благословляют Анну, не выкрикивают ее имя. Они с жадным любопытством смотрят на женщину, свершившую такие перемены в Англии, в короле, перекроившую в конце концов королевскую мантию на свой лад.
Вступление в Лондон оказалось безрадостным, да и коронация, торжество в давящей тишине, не лучше. Анна, в малиновом бархатном платье, отделанном мягчайшим, белейшим горностаевым мехом, в пурпурной мантии, мрачна, как грозовая туча.
– Разве ты не счастлива, Анна? – спрашиваю, поправляя шлейф ее платья.
Улыбка Анны больше похожа на гримасу.
– Я – самая счастливая, – роняет она с горечью, цитируя свой же девиз. – Самая счастливая, разве не так? Достигла всего, чего желала, хотя никто в это не верил. Но я верила в себя, и вот – я королева, жена короля Англии, я сбросила с трона Екатерину, заняла ее место, я – счастливейшая женщина на свете.
– И он тебя любит, – подхватываю я, памятуя о том, как переменилась моя жизнь из-за любви хорошего человека.
Анна пожимает плечами.
– Да, конечно, – равнодушно говорит она и поглаживает живот. – Если бы только знать, что будет мальчик. Ах, если бы во время коронации принц уже лежал в колыбели.
Я неловко глажу сестру по плечу. С тех пор как мы перестали делить постель, нам нечасто случается прикоснуться друг к другу. У нее куча камеристок, я больше не расчесываю ей волосы, не шнурую платье. Она по-прежнему близка с Джорджем, а от меня все больше отдаляется. Она украла моего сына, теперь нас разделяет глубокая невысказанная обида. Но странно – я чувствую, она вверяет мне свою слабость. Королевское достоинство сползает с нее, как глазурь со статуэтки.
– Не так долго осталось ждать, – нежно говорю я.
– Три месяца.
В дверь постучали, вошла Джейн Паркер, лицо горит от возбуждения.
– Вас ждут! – выпалила она, задыхаясь. – Пора! Готовы?
– Вы что-то сказали? – холодно переспрашивает Анна.
В одно мгновение моя сестра прячется за маской истинной королевы. Джейн делает реверанс:
– Прошу прощения, ваше величество. Я хотела сказать, ваше величество уже ждут.
– Я готова.
Анна поднимается на ноги. Придворные входят в комнату, дамы берутся за длинный шлейф, я поправляю ей прическу, чтобы длинные темные волосы красиво лежали на плечах.
На мою сестру, девчонку из семьи Болейн, сейчас возложат корону королевы Англии.
Ночь после коронации я провела с Уильямом, в своей спальне в Тауэре. Я делила комнату с Мадж Шелтон, но она шепнула, что не вернется до утра. Мы с мужем улизнули, не дожидаясь конца праздника, заперли дверь, подбросили дров в камин, разделись и не торопясь предались любви. Среди ночи проснулись, обнялись и снова задремали, а в пять часов, когда уже начинало светать, проснулись счастливые, опустошенные и страшно голодные.
– Пойдем, – сказал мне Уильям. – Надо найти что-нибудь поесть.
Мы оделись, я взяла накидку с капюшоном, чтобы скрыть лицо, и мы выскользнули из спящего Тауэра на лондонские улицы. Казалось, половина жителей города валяются пьяные в канавах, ведь повсюду било из фонтанов даровое вино – отметить триумф Анны. Переступая через лежащие тела, мы отправились вверх по холму к францисканскому монастырю.
Идем рука об руку, не беспокоясь, что нас увидят, – весь город пьян. Уильям привел меня к лавке пекаря, посмотрел наверх – идет ли дым из кривой трубы.
– Пахнет хлебом! – объявила я, втянув носом воздух, и сама удивилась, что такая голодная.
– Постучусь, пожалуй. – Уильям стукнул молоточком в боковую дверь.
Послышался приглушенный шум, дверь резко распахнулась, на пороге мужчина, красное лицо припорошено мукой.
– Могу я купить хлеба? – спросил Уильям. – И позавтракать?
Пекарь только моргал – на улице уже совсем светло.
– А деньги у вас есть? – угрюмо осведомился он. – Бог свидетель, у меня у самого ничего не осталось.
Уильям потянул меня в пекарню. Внутри тепло, пахнет упоительно. Все запорошено мукой, даже стол и табуреты. Уильям обтер сиденье своим плащом и усадил меня.
– Немного хлеба, – попросил он. – Две кружки эля. Фрукты для дамы, если найдутся. Сварите пару яиц, может быть, еще чуть-чуть ветчины или сыра – словом, чего-нибудь вкусненького.
– Я только что посадил в печь первую порцию хлеба, – проворчал пекарь. – Сам еще не завтракал. Где уж бегать за ветчиной для господ.
Блеснула, звякнула серебряная монета, и мигом все изменилось.
– У меня в кладовой найдется превосходная ветчина и кусок сыра, только что из деревни, мой кузен сам делал. Сейчас встанет жена и нальет вам по кружечке эля. Она отлично варит пиво, вкусней во всем Лондоне не найти.
– Благодарю вас, – вежливо ответил Уильям и подмигнул мне. Уселся рядом, рука удобно покоится у меня на талии.
– Только что поженились? – спросил пекарь, вынимая хлеб из печи.
– Да, – ответила я.
– Совет да любовь, – произнес он с сомнением, выкладывая хлеб на деревянный прилавок.
– Аминь! – спокойно сказал Уильям. Притянул меня к себе, поцеловал в губы, шепнул на ухо: – Я буду любить тебя вечно.
Уильям проводил меня до калитки, ведущей в Тауэр, сам он собирался нанять лодочника и спуститься по реке через шлюзовые ворота. Мадж Шелтон уже успела вернуться, но была так поглощена своими делами – она поспешно переодевалась и причесывалась, – что даже не спросила, куда я так рано выходила. По-видимому, добрая половина двора проснулась сегодня утром в чужих постелях. Успех Анны, возлюбленной, ставшей женой, вскружил голову каждой незамужней девчонке в королевстве.
Я ополоснула руки и лицо, сменила платье, чтобы идти с Анной и остальными дамами к заутрене. В первый день после коронации Анна оделась роскошно – темное платье и чепец расшиты драгоценными камнями, длинная нитка жемчуга дважды обвивает шею, как всегда, золотая подвеска с буквой «Б» – Болейн, в руках – молитвенник в золотом переплете. Кивнула мне, я присела в глубоком реверансе. Следую за подолом ее платья, будто это большая честь для меня.
После мессы и завтрака с королем Анна занялась преобразованием своего двора. Многие из слуг королевы Екатерины без труда перенесли свою преданность на Анну. Как и все мы, следуют за восходящей звездой, а не за потерпевшей неудачу королевой. Я заметила в списке имя Сеймур.
– Собираешься сделать эту девчонку Сеймур придворной дамой? – полюбопытствовала я.
– Которую? – лениво поинтересовался Джордж, придвигая к себе список. – Агнесса, говорят, известная шлюха.
– Джейн, – ответила Анна. – У меня будут тетя Елизавета и кузина Мария. Достаточно Говардов, чтобы перевесить влияние одной-единственной Сеймур.
– Кто просил за нее? – осведомился Джордж.
– Все непрерывно просят, – устало ответила Анна. – Думаю, одна-две дамы из других семей будут кстати, не могут же Говарды получить все.
– А почему бы и нет? – рассмеялся Джордж.
Анна отодвинула свой стул от стола, положила руку на живот, тяжело вздохнула.
– Устала? – встревожился Джордж.
– Живот схватило. – Она взглянула на меня. – Это не страшно? Короткие приступы боли. Это не имеет значения?
– Помню сильные боли с Екатериной, а роды были легкие и в срок.
– Ты хочешь сказать, будет девочка? – забеспокоился Джордж.
Как же они похожи! Длинные болейновские носы, вытянутые лица, горящие глаза. Те же черты я всю жизнь вижу в зеркале, только теперь у меня исчезло это алчное выражение лица.
– Успокойся, Джордж. Почему бы ей не родить сыночка? А вот волноваться действительно вредно.
– С тем же успехом ты можешь сказать, что дышать вредно, – огрызнулась Анна. – Легко ли носить в животе все будущее Англии. Помнишь, у королевы выкидыш за выкидышем случался.
– Потому что она не была королю настоящей женой, – успокоил Джордж. – Их брак не был законным. А тебе Бог пошлет сына.
Она вытянула руки, Джордж крепко сжал их. Смотрю на брата с сестрой и понимаю – отчаянного честолюбия не убавилось, столько же, не меньше, чем когда они были детьми мелкого дворянина в самом начале карьеры. Слава богу, мне уже это безразлично.
Помолчала минуту, потом решилась:
– Джордж, я слышала сплетни, которые не делают тебе чести.
Он ответил веселой, озорной улыбкой.
– Это серьезно.
– От кого ты слышала?
– При дворе ходят слухи, что сэр Фрэнсис Уэстон связался с плохой компанией, и ты вместе с ним.
Он быстро взглянул на Анну – что она знает?
Сестра с интересом ждет продолжения. Совершенно ясно, она ничего не подозревает.
– Сэр Фрэнсис – верный друг.
– Королева говорит! – Джордж явно хочет свести разговор к шутке.