– Она и половины не знает, в отличие от тебя.
Анна встревожилась:
– Я должна быть безупречна. А то у кого-нибудь будет повод нашептывать королю про меня гадости.
Джордж погладил ее по руке:
– Тебе не о чем беспокоиться. Парочка ночных кутежей, где все слишком много выпили, шлюхи, карточные проигрыши. Клянусь, я тебя не опозорю.
– Есть кое-что еще, – рубанула я напрямик. – Говорят, сэр Фрэнсис – любовник Джорджа.
Ее глаза расширились от ужаса.
– Джордж, нет!
– Конечно нет. – Он нежно сжал ее руку.
Анна повернулась ко мне, взгляд – ледяной.
– Не смей больше являться ко мне со своими грязными историями. Ты хуже Джейн Паркер.
– Остерегись, – предупредила я брата. – Любая грязь, брошенная в тебя, заденет нас всех.
– Да нет никакой грязи!
Отвечает мне, а глаз не сводит с Анны.
– Ты уверен? – спрашивает она.
– Ничего нет! – повторяет Джордж.
Мы оставили ее отдыхать и отправились на поиски короля и остальных придворных – они метали кольца в цель.
– Кто тебе сказал? – спросил брат.
– Уильям, – не стала скрывать я. – Он не хотел разносить сплетни, просто знал: я беспокоюсь о тебе.
Джордж беспечно рассмеялся, но в голосе напряжение.
– Я люблю Фрэнсиса, – признался он. – Это самый замечательный человек на свете. Еще не родился мужчина отважнее, нежнее, достойнее. Я жажду его, и тут ничего не поделаешь.
– Ты любишь его как женщину? – спросила смущенно.
– Как мужчину, – поправил меня брат. – Гораздо более пылко, чем можно любить женщину.
– Джордж, это смертный грех, твое сердце будет разбито. Это гибельный путь. А если дядя узнает…
– Если узнают, мне конец.
– Брось его!
Брат повернулся ко мне с кривой улыбкой:
– Можешь бросить Уильяма Стаффорда?
– Это совсем другое дело! Ничего общего. Уильям любит меня честно и искренне, и я люблю его. А это…
– Ты тоже не без греха, просто тебе повезло, – горько уронил брат. – Какое счастье – любить того, кто может ответить на твою любовь. А я просто люблю, люблю, люблю. Остается только ждать, пока моя страсть не перегорит.
– Думаешь, перегорит?
– Непременно. Все, чего добиваюсь, вскоре обращается в пепел. Почему на этот раз должно быть по-иному?
– Ох, Джордж! – Я положила ладонь на его руку. – Бедный мой братик.
Опять этот голодный болейновский взгляд.
– Тебя ждет гибель.
– Может, и так, – ответил он беспечно. – Но Анна спасет меня. Анна и мой племянник – будущий король.
Лето 1533 года
Анна не отпустила меня в Хевер на лето, хотя роды ожидались только в августе. Поездка по Англии от одной усадьбы до другой в этом году не состоялась, все планы изменились. Разочарование было горьким, я с трудом выносила присутствие сестры. Но мне приходилось каждый день сидеть рядом с ней, слушать бесконечные рассуждения о том, каким великим королем станет ее сын. Каждый должен был нанести Анне визит, каждому полагалось ей поклониться. Ничто не имело значения – только Анна и ее живот. Она стала средоточием всей придворной жизни – и ничего не могла решить. В этой неразберихе никто не знал, что делать, тем более куда ехать. Генрих с трудом расставался с ней, даже ради охоты.
В начале июля Джордж и дядюшка отправились с миссией к королю Франции – сообщить, что наследник английского престола скоро появится на свет. Пора заручиться поддержкой французов на случай, если испанский император захочет выступить против Англии в ответ на недавнее оскорбление, нанесенное его тетке. Они пытаются добиться встречи с папой – отношения Рима с Англией должны сойти с мертвой точки. А я снова прошу Анну обойтись без меня до родов.
– Я хочу в Хевер. Ужасно соскучилась по детям.
Анна качает головой.
Она лежит на кушетке, поставленной в эркере, все окна открыты настежь, с реки дует свежий ветерок, но она вся в поту. Платье туго зашнуровано, корсаж неудобно сдавливает разбухшую грудь. Спина ноет даже на подушке, расшитой жемчугом.
– Нет, – говорит она коротко.
Понимает, что я собираюсь спорить, и раздраженно просит:
– Прекрати! Если уж я не могу попросить как сестра, то прикажу как королева. Разве ты сама не хочешь побыть со мной? Я же тебя навещала.
– Ты увела моего любовника, пока я рожала ему сына.
– Мне велели. Ты на моем месте сделала бы то же самое. Мария, я без тебя не обойдусь. Как можно убегать, когда ты нужна?
– Зачем я тебе?
Румянец исчез, она бледна как мел.
– Что, если роды убьют меня? Вдруг что-нибудь пойдет не так и я умру?
– Анна…
– Нечего меня жалеть. Зачем мне твое сочувствие? Просто будь здесь и защити меня.
– О чем ты?
– Если они смогут извлечь ребенка, убив меня, я и пенса не дам за свою жизнь, – говорит она с горечью. – Принц Уэльский важнее королевы. Королева всегда найдется, а принцы нынче редки.
– Но как я смогу их остановить? – слабо протестую я.
– Знаю, от тебя толку мало, но ты же сумеешь позвать Джорджа, а он скажет королю, и меня спасут.
Ее безрадостный взгляд на жизнь заставляет меня замолчать. Но, вспомнив о собственных детях, я ставлю условие:
– Ребенок родится, с тобой все будет в порядке, а я уеду в Хевер.
– Когда ребенок родится, можешь идти к черту.
Оставалось только ждать. Но в эти жаркие дни лета, когда, казалось, ничего не может произойти, из Рима пришли ужасные новости. Папа в конце концов принял решение против Генриха – король должен быть отлучен от Церкви.
– Что? – спросила Анна.
Дурные вести принесла жена Джорджа Джейн Паркер, только что ставшая леди Рочфорд. Она обо всем узнавала первой.
– Отлучение от Церкви! – Даже она была потрясена. – Все англичане, сохранившие верность папе, не должны подчиняться королю. Может напасть Испания. Это будет священная война.
Анна побелела, как жемчуг на ее шее.
– Уходи, – вмешалась я. – Как ты смеешь являться сюда и тревожить королеву?
– Поговаривают, что она и не королева вовсе. – Джейн уже шла к дверям. – А если король бросит ее?
– Убирайся! – заорала я и кинулась к Анне.
Она заслонила живот рукой, защищая ребенка от беды. Я ущипнула сестру за щеку, ее ресницы дрогнули.
– Он заступится за меня, – прошептала Анна. – Кранмер сам обвенчал нас, короновал, нельзя же все отменить.
– Конечно нет. – Уверенности мне не занимать, а у самой в голове: «Еще как можно, кто станет спорить с папой, когда в его руке – ключи от рая. Король подчинится. И первой жертвой будет Анна».
– Господи, хоть бы Джордж был здесь, – простонала Анна. – Если бы он был дома!
Через два дня брат вернулся из Франции, привез паническое письмо от дядюшки с требованием ответа – что делать дальше, как вести переговоры, как преодолеть гибельный кризис. Король отослал Джорджа обратно с приказом дяде немедленно прервать переговоры и вернуться в Лондон. Все мы замерли в ожидании.
Дни становились все жарче. Строились планы, как защитить Англию от испанского вторжения, священники как ни в чем не бывало читали проповеди, но сами не знали, на какой они стороне. А некоторые церкви вообще закрылись, пережидая кризис, никто не мог ни исповедоваться, ни помолиться, схоронить умершего или окрестить ребенка. Дядя Говард просил короля отпустить его обратно во Францию – умолять Франциска урезонить папу. Никогда я не видела дядю в таком ужасе. Один Джордж оставался спокоен и перенес все свое внимание на Анну.
Как будто он решил, что бессмертная душа короля, будущее Англии – слишком высокие материи. А вот охранять ребенка во чреве сестры – дело полезное.
– Это единственная гарантия, – заявил мне брат. – Родится мальчик – мы в безопасности.
Каждое утро он являлся к Анне, садился рядом с ней на кушетку в амбразуре окна. Если в комнату входил Генрих, Джордж сбегал, но, как только король уходил, Анна откидывалась на подушки и звала брата. Она никогда не показывала Генриху, какое напряжение испытывает. С ним она была, как всегда, обворожительной. Сразу же показывала характер, если он осмеливался спорить, и ничем не выдавала свой страх. Никто не знал, как она боится, кроме нас с братом. С королем она оставалась свежей, очаровательной, кокетливой. Даже на восьмом месяце она могла так стрельнуть глазами, что у мужчины дух захватывало. Мне приходилось присутствовать при ее разговорах с королем, и я видела – каждый жест, каждое слово посвящено тому, чтобы доставить ему удовольствие.
Ничего удивительного – как только король покидал комнату и отправлялся на охоту, она откидывалась на подушки, требовала снять ей чепец, обтереть лоб.
– До чего же жарко!
Конечно, Генрих отправлялся на охоту не в одиночестве. Анна могла быть сколь угодно обворожительной, но беременность не позволяла ей спать с королем. Генрих открыто ухаживал за леди Маргаритой Стейн, и Анна скоро об этом узнала.
Когда он пришел навестить Анну, его ждал суровый прием.
– Удивляюсь, как вы смеете мне на глаза показываться, – вот что услышал король, как только уселся рядом с ней.
Генрих обвел глазами комнату, придворные отступили на шаг и притворились глухими, дамы отвернулись, чтобы дать королевской чете иллюзию уединения.
– Мадам?
– Слышала, вы подцепили какую-то потаскушку?
Генрих оглянулся, заметил леди Маргариту. Взгляд в сторону Уильяма Брертона – и опытнейший придворный предложил леди Маргарите руку, увлек ее на прогулку по берегу реки. Лицо Анны насмерть перепугало бы менее храброго человека.
– Что вы сказали, мадам? – осведомился Генрих.
– Я этого не потерплю, – заявила Анна. – Она должна покинуть двор.
Генрих встал, покачал головой.
– Вы, кажется, забыли, с кем разговариваете, – произнес он. – Дурной нрав не соответствует вашему положению. Разрешите пожелать вам хорошего отдыха, мадам.
– Это вы забыли, с кем разговариваете! Я, ваша жена и королева, не желаю терпеть пренебрежение и обиду при моем собственном дворе. Эта женщина уедет!