Краешком глаза вижу – дядя перекрестился, прошептал слова молитвы. Первый раз вижу, как этот суровый человек просит о помощи. Моя дочь Екатерина заглядывает в дверь, мать подзывает ее, вручает кубок с вином – смачивать Анне губы.
– Идем закончим письмо, – просит вполголоса дядя. – Это сейчас самое важное.
Бросаю долгий взгляд на сестру, возвращаюсь в приемную, снова берусь за перо. Мы составляем три письма – в Сити, в Северную Англию, в парламент, я подписываю все три: Анна, королева Англии. Появляется врач, парочка аптекарей. Опустив голову, в рушащемся мире, я искушаю судьбу – подписываюсь за королеву Англии.
Распахивается дверь, с ошеломленным видом входит Джордж:
– Как Анна?
– В обмороке. А король?
– Бредит. Не понимает, где он. Зовет Екатерину.
– Екатерину? – подхватывает дядюшка. – Зовет ее?
– Не знает, где он. Думает, его вышибли из седла на каком-то давнишнем поединке.
– Идите оба к нему, – велит дядя. – Заставьте его замолчать. Король не должен упоминать ее имя. Если услышат, как он зовет Екатерину на смертном одре, трон перейдет к Марии, а не к Елизавете.
Джордж кивает, ведет меня в большой зал. Короля не решились нести наверх, опасаясь споткнуться на лестнице. Он грузен да и не лежит спокойно. Носилки поставили на два сдвинутых стола, король мечется, ворочается с боку на бок, непрерывно двигается. Мы минуем кружок испуганных придворных, подходим к королю. Голубые глаза останавливаются на мне, он меня узнал.
– Мария, я упал. – Голос жалобный, как у ребенка.
– Бедняжка. – Я придвигаюсь ближе, беру его руку, прижимаю к груди. – Где болит?
– Везде. – Он снова закрывает глаза.
Врач вырастает у меня за спиной, шепчет:
– Спросите, может ли он двигать ногами, пальцами, чувствует ли свое тело.
– Можете пошевелить ногой, Генрих?
Мы оба видим, как дергаются его башмаки.
– Да.
– А пальцами?
Его рука крепче сжимает мою.
– Да.
– Вы чувствуете боль внутри, мой дорогой? Живот болит?
Он трясет головой:
– Везде болит.
Смотрю на врача.
– Ему надо поставить пиявки, – заявляет он.
– Но вы даже не знаете, где рана!
– У него может быть внутреннее кровотечение.
– Хочу спать, – чуть слышно говорит Генрих. – Не уходи, Мария.
Отворачиваюсь от врача, вглядываюсь королю в лицо. Сейчас, вялый, неподвижный, он выглядит гораздо моложе, я почти верю – это тот самый юный принц, которого я обожала. Он лежит на спине, не так видна полнота щек, красивая линия бровей не изменилась. Только он сможет сохранить Англию единой. Без него мы все погибнем, не только Говарды и мы, Болейны, погибнут все мужчины, женщины, дети в каждом городе, в каждом селении, во всей стране. Больше никому не удержать лордов, они вцепятся в корону. Четверо наследников могут претендовать на престол – принцесса Мария, моя племянница Елизавета, мой сын Генрих и бастард Генрих Фицрой. В Церкви и так волнения, император Испании и король Франции получат папский рескрипт – навести в Англии порядок, и мы от них никогда не избавимся.
– Думаете, после сна вам станет лучше?
Открывает глаза, улыбается, слабым голосом отвечает:
– Да.
– Полежите спокойно, пока вас не отнесут в постель?
Кивает:
– Только держи меня за руку.
Оборачиваюсь к врачу:
– Так и сделаем? Отнесем в постель, пусть отдохнет?
Он в ужасе. В его руках судьба Англии.
– Пожалуй, – произносит он неуверенно.
– Здесь ему не уснуть, – замечаю я.
Джордж выбирает с полдюжины крепких мужчин, расставляет вокруг носилок.
– Держи его за руку, Мария, пусть лежит спокойно. Поднимайте, когда я дам сигнал, идите по лестнице, на первой площадке сделаем остановку. Раз-два-три, вперед!
Нелегко поднять носилки и держать их ровно. Я иду рядом, король сжимает мне руку. Носильщики движутся в ногу, шаркающим шагом поднимаются по лестнице. Кто-то успевает забежать вперед, распахнуть двойные двери королевских покоев, потом дверь в спальню. Носилки резко ставят на кровать, король стонет от неожиданной боли. Новая задача – переложить его в постель. Нечего делать – двое мужчин влезают на кровать, один берется за плечи, другой – за ноги, остальные выдергивают из-под короля носилки.
От такого грубого обращения врача передергивает, я понимаю – если у короля действительно внутреннее кровотечение, мы можем запросто его убить. Он стонет от боли, неужели это предсмертный хрип, неужели мы виноваты? Нет, открывает глаза, смотрит на меня:
– Екатерина?
Кто-то суеверно охает. Беспомощно смотрю на Джорджа.
– Вон, – бросает брат. – Все вон.
Сэр Фрэнсис Уэстон подходит к нему, что-то шепчет на ухо. Джордж внимательно слушает, благодарно касается его руки.
– Королева приказала оставить его величество наедине с врачами. Пусть возле него побудут его дорогая свояченица Мария и я, – громко объявляет Джордж. – Остальные – ждите снаружи.
Все неохотно выходят. Слышу, как за дверями дядюшка громогласно объявляет – если король не сможет выполнять свои обязанности, Анна становится регентшей при Елизавете. Никому не надо напоминать – каждый из них принес присягу на верность принцессе Елизавете, единственной избранной и законной наследнице.
– Екатерина? – снова зовет Генрих, глядя на меня.
– Это я, Мария, – мягко возражаю я. – Мария Болейн, а теперь Мария Стаффорд.
Дрожащими руками берет он мою руку и подносит к губам.
– Любовь моя, – говорит он нежно, и никто из нас не знает, кого из многочисленных возлюбленных он имеет в виду – королеву, любившую его до самой смерти, королеву, полумертвую от страха за него, или меня, девушку, которую он любил когда-то.
– Хотите спать? – спрашиваю озабоченно.
Туманный взгляд, как у пьяного.
– Спать, спать, – бормочет он.
– Я буду рядом.
Джордж подвигает стул, я сажусь, не выпуская руки короля.
– Моли Бога, чтобы он проснулся! – Джордж смотрит на восковое лицо короля, на его дрожащие веки.
– Аминь, – отвечаю я. – Аминь.
Мы просидели с ним весь день – врачи в ногах постели, мы с братом в головах, отец и мать поминутно входят и выходят, только дяди нет – плетет где-то интриги.
Генрих вспотел, врач собрался сменить одеяло, но вдруг застыл на месте. На толстой икре, куда Генрих давным-давно был ранен на поединке, расплывается отвратительное темное пятно крови и гноя. Незалеченная как следует рана открылась опять.
– Необходимо поставить пиявки, они высосут яд.
– Я не выдержу, – дрожащим голосом признаюсь брату.
– Посиди у окна, только не падай в обморок, – грубо отвечает он. – Позову, как только закончат, и ты снова сможешь быть рядом.
Присела на скамью под окном, решила ни за что не оборачиваться, постаралась не вслушиваться в звяканье кувшинов – вот к ноге короля прикладывают черных пиявок, они сосут кровь из раскрытой раны.
– Вернись, посиди с ним, ничего страшного не видно, – позвал Джордж.
Я вернулась на место, но снова отошла, когда раскормленных, превратившихся в черные слизистые шарики пиявок отрывали от раны.
Я поглаживала его руку, нежно, как гладят больную собаку. Вдруг он сжал мои пальцы, открыл глаза, взгляд наконец осмысленный.
– Кровь Христова, все болит!
– Вы упали с лошади.
Интересно, он понимает, где находится?
– Помню. Но как я попал во дворец?
– Мы вас принесли. – Джордж выступил вперед. – Вы просили Марию посидеть с вами.
Снисходительная улыбка.
– Я?
– Вы были не в себе, бредили. Слава богу, вы очнулись.
– Надо послать весточку королеве. – Джордж приказал одному из стражников сообщить ей, что король пришел в себя.
– Пришлось вам попотеть, – сказал со смехом король, но, как только попытался пошевельнуться, сморщился от боли. – Смерть Господня, моя нога!
– Открылась старая рана, пришлось поставить пиявки.
– А, пиявки. Надо сделать припарки, Екатерина знает, позовите ее… – Он закусил губу. – Ну, кого-нибудь, кто умеет делать припарки. Господи, кто-нибудь же знает способ.
Помолчал минуту.
– Принесите вина!
Подбежал паж с вином, Джордж поднес кубок к губам короля. Король выпил, лицо порозовело, он снова обратил внимание на меня. Спросил с любопытством:
– Кто начал первым? Сеймуры, Говарды, Перси? Кто собрался придержать мой трон для дочери, а себя объявить регентом до ее совершеннолетия?
Джордж слишком хорошо знает короля, теперь не время для смехотворной откровенности.
– Весь двор на коленях молится о вашем выздоровлении, никто ни о чем другом и не думает.
Генрих кивает, не веря ни единому слову.
– Пойду сообщу придворным. Мы отслужим благодарственную мессу. Как же мы испугались!
– Еще вина! – Генрих мрачен. – У меня болит каждая косточка.
– Мне уйти? – спросила я.
– Останься, – приказывает он небрежно. – Подсуньте мне подушки под спину, спина затекает. Какой идиот так меня уложил?
Вспомнила, как мы переваливали его с носилок на кровать.
– Мы боялись вас потревожить.
– Растерялись, как наседки без петуха, – снисходительно заявляет он.
– Слава богу, вы вернулись к нам.
– Да, Говардам и Болейнам не поздоровилось бы, умри я сегодня, – произнес он с мелочным удовольствием. – Вы нажили множество врагов, взбираясь наверх, они бы порадовались вашему падению.
– Мои мысли были только о вас, ваше величество.
– Что, посадят, согласно моему завещанию, на трон Елизавету? – добавил Генрих с неожиданной резкостью. – Можно предположить, Говарды поддержат одну из своих. А остальные?
Я встретила его взгляд:
– Откуда мне знать?
– Без меня, без наследного принца, клятву могут и не сдержать. Думаешь, сохранили бы верность принцессе?
Я покачала головой:
– Я не знаю. Не могу ничего сказать. Я все время была здесь, с вами.
– Вы сохраните верность Елизавете. Анна – регентша, за ее спиной – ваш дядюшка, так? Полноправный король Англии во всем, кроме имени. – Лицо потемнело. – Она должна была родить мне сына.