– Давай! – кричит она, протягивая руку Огаст. Огаст берется за нее и дает сильной хватке Джейн подтянуть ее.
– Это наша фишка? – перекрикивает Джейн скрежет поезда, пока он везет их к Бруклину. – Целоваться между вагонами?
– Ты еще меня не целовала! – замечает Огаст.
– А, точно, – говорит Джейн. Она убирает растрепанные ветром волосы с лица Огаст, и, когда их губы встречаются, на вкус она как апельсины и молния. Огаст остается в поезде до поздней ночи, пока вагоны не начинают расчищаться и расписание не растягивается все больше и больше. Она ждет волшебного часа, и, судя по тому, как Джейн проводит ладонью по ее талии, она ждет тоже.
На этот раз нет удобной темноты, нет идеально спланированной остановки, но есть пустой вагон, и Манхэттенский мост, и Джейн, вжимающаяся в нее, и движения бедер, и короткие вдохи, и зацелованные губы. Быть с Джейн здесь, вот так, должно казаться грязным, но безумие в том, что она наконец-то все это понимает. Любовь. Всю ее форму. Что значит касаться кого-то и одновременно хотеть будущего с этим человеком.
Как в бреду, перед глазами возникает Джейн с ее домом, растениями и колокольчиками, и Огаст тоже там есть, в своем теле на старой кровати. Джейн опускается между ее ног, и она думает: «Пятьдесят лет». Джейн кусает кожу на ее горле, и она думает о фотографиях в рамках и листах с рецептами в пятнах. Джейн сжимается вокруг ее пальцев, и она думает: «Дом». Ее веки опускаются под губами Джейн, и это словно крепкий ночной сон.
«Я люблю тебя, – думает она. – Я люблю тебя. Пожалуйста, останься. Я не знаю, что буду делать, если ты уйдешь».
Она думает об этом, но не говорит. Это было бы несправедливо по отношению к ним обеим.
14
Девушка в красных кедах из «Кью» (Бруклин)
Прошу прощения, если это не подходящее место для такого, но я не знаю, куда можно обратиться. Не ищу романтических отношений. Я ехала в «Кью» со своим сыном в среду вечером, когда девушка с короткой стрижкой около 25 лет подошла к нам и предложила моему сыну значок с ее куртки. Это был значок в честь гей-парада из 70-х, явно любимая антикварная вещь. Мой сын переживает не самое легкое время с тех пор, как совершил каминг-аут в этом году. Ее добрый поступок повлиял на всю его неделю. Если вы думаете, что можете ее знать, пожалуйста, сообщите мне. Я очень хочу ее поблагодарить.
В итоге требуется всего один телефонный звонок, чтобы Гейб согласился встретиться с Майлой за кофе.
– Что я могу сказать? – говорит Майла, натягивая ужасно тонкую майку. – Это я убежала.
– Я пойду с тобой, – говорит ей Огаст. Она набрасывает сумку на плечо, проверяя карманный ножик и дубинку. – Это может быть уловкой, чтобы оказаться с тобой наедине и добиться кровавой мести.
– Так, «Дэйтлайн», остынь, – говорит Майла, поправляя волосы. – Я в восторге от инстинктивного недоверия к цисгендерным гетеросексуальным белым мужчинам, но Гейб безвреден. Он просто скучный. Очень скучный, но считает себя очень интересным.
– Как он получил работу в «Делайле»?
– Он из нью-йоркской семьи, поэтому его папа – арендодатель. Он натурал до мозга костей.
– И ты встречалась с ним, потому что?..
– Слушай, – говорит Майла, – мы все по молодости совершаем ошибки. Просто так получилось, что моя ростом метр девяносто и выглядит как Леонардо Ди Каприо.
– Из «Выжившего» или из «Начала»?
– Ты охренеть как меня недооцениваешь, если считаешь, что я согласилась бы на что-то меньшее, чем «Ромео и Джульетта».
– Черт, ладно, наверно, теперь я понимаю. – Огаст пожимает плечами. – Но я все равно с тобой пойду.
Гейб живет на Манхэттене, поэтому они садятся на «Кью», и Джейн втискивается между ними, пока они вводят ее в курс дела с последними обновлениями в плане.
– Должна сказать, я впечатлена, – говорит она, закидывая руку на плечи Огаст. – Это точно самое организованное преступление, в котором я участвовала.
– Когда ты мне расскажешь про остальные преступления? – говорит Огаст.
– Я уже тебе рассказывала. Почти все из них – вандализм. Самозахват помещений. Нарушение спокойствия. Время от времени взломы с проникновением. Иногда, может быть, мелкие кражи. Один случай поджога, но на мне была маска, поэтому никто не мог доказать, что это я.
– Это одни из самых сексуальных преступлений, – замечает Огаст. – Для людей, которые интересуются преступлениями. Прямо как Джон Бендер из «Клуба “Завтрак”».
– Это… – начинает Майла.
– Я знаю, – говорит Джейн. – Огаст рассказывала мне о «Клубе “Завтрак”». – Майла кивает, успокаиваясь.
Огаст заставляет Майлу дать ей войти в кофейню на минуту раньше, чтобы не сорвать прикрытие, поэтому она сидит за баром с кофе со льдом, когда входит Майла. Она пытается понять, какой из парней с черным кофе и потрепанным «молескином» может быть Гейбом, пока один из них с взъерошенными волосами и острым подбородком не машет Майле. Его талия обвязана фланелью, а на сумку нацеплен выцветший значок с Огурчиком Риком[51]. Огаст не представляет, что у них с Майлой могло быть общего. Он выглядит почти до трогательного радостным ее видеть.
Огаст сидит, откинувшись назад, потягивает кофе и проходится по своему домашнему заданию по подстанциям, которое она себе дала на эту неделю. Она сузила круг подстанций, к которым им нужен доступ, так что теперь осталось только убедиться, что они смогут попасть в пункт управления. Об остальном позаботится Майла.
Майла и Гейб заканчивают через час, она обнимает его на прощание и делает жест «позвони мне!», прежде чем выйти за дверь. Огаст минуту ждет, наблюдая за тем, как он смотрит ей вслед. Он выглядит так, будто вот-вот заплачет.
– Да уж, – говорит Огаст себе под нос, направляясь к двери.
Она встречается с Майлой ниже по улице, где она строчит в телефоне.
– Похоже, все прошло неожиданно хорошо.
Майла улыбается.
– Оказывается, он заблокировал меня в соцсетях, потому что не мог смотреть, как я живу без него. Что в принципе справедливо. Сучка живет великолепно. – Она поднимает телефон. – Он уже мне написал.
– Что он сказал насчет мероприятия?
– А, это лучшая часть. Ты только послушай: он получил работу, потому что его дядя – один из управляющих, поэтому он не сомневается, что у него получится убедить их дать нам помещение. Старое доброе кумовство приходит на помощь.
– Офигеть, – говорит Огаст. Она думает про Нико, вытаскивающего из своей колоды Таро туз мечей, про весь нефрит, который он в последнее время прятал по квартире. Возможно, это везение, но Огаст не может не чувствовать себя так, будто кто-то давит большим пальцем на чашу весов. – Что теперь?
– Он поговорит со своим дядей и завтра мне позвонит. Я пойду в «Билли» и поговорю с Люси о том, что нужно перенести вещи в новое помещение.
– Класс. Я пойду с тобой.
Майла выставляет руку.
– Не-а. Тебе надо позаботиться кое о чем другом.
– О чем?
– Тебе надо придумать, как поговорить с Джейн, – говорит она, показывая на станцию «Кью» внизу улицы. – Потому что, если у нас все получится и это сработает, ты можешь больше никогда ее не увидеть, а Нико говорит, что вам много что нужно друг другу сказать.
Огаст смотрит на нее, пока солнце отражается от ее солнечных очков и искрится по манхэттенскому тротуару. Город движется вокруг них, как будто они галька в ручье.
– Это… у нас все будет нормально, – говорит Огаст. – Она знает, что я к ней чувствую. И… и, если все закончится вот так, мы ничего не можем с этим поделать. Нет никакого смысла в том, чтобы портить то время, которое у нас осталось, грустя об этом.
Майла вздыхает.
– Иногда весь смысл в том, чтобы грустить, Огаст. Иногда просто надо это почувствовать, потому что оно того заслуживает.
Она оставляет ее на углу, смотрящую на острые вершины зданий, тяжелых под розово-оранжевым светом.
Как ей говорить с Джейн? С чего начать? Как объяснить, что она боялась кого-то любить, потому что у нее колодец в центре груди и она не знает, где дно? Как сказать Джейн, что она много лет назад обнесла его колючей проволокой и что эта вещь – даже не любовь, а надежда на нее – вытащила гвозди, которые вообще никак не связаны с любовью?
Она стоит на нью-йоркском тротуаре, почти двадцатичетырехлетняя, нашедшая себя в первой версии Огаст, той, которая на что-то надеялась. Которая чего-то хотела. Которая плакала под Питера Гэбриела и верила в экстрасенсов. И все это началось, когда она встретила Джейн.
Она встретила Джейн и теперь она хочет дом, тот, который она создаст для себя, тот, который никто не сможет отнять, потому что он будет жить в ней, словно смешной маленький стеклянный террариум, полный растущих растений, сверкающих камней и крошечных косых статуэток, теплый от испачканных краской рук Майлы, хитрой улыбки Нико и веснушчатого носа Уэса. Она хочет свое место, вещи, которые сохраняют форму ее тела, даже когда она их не касается, жилище, цели и счастливой знакомой рутины. Она хочет быть счастливой. Быть в порядке.
Она хочет чувствовать все это, не боясь, что погрязнет в дерьме. Она хочет Джейн. Она любит Джейн.
И она не знает, как сказать Джейн об этом.
Гейб выходит на связь спустя неделю – им дают Центр управления в качестве помещения, и Люси раздает индивидуальные списки задач, как коробки сока на местном футбольном матче.
– Круто, – говорит Огаст, оглядывая свой. – Нам надо больше общаться.
– Нет, спасибо, – говорит Люси.
Они с Нико назначили встречу с менеджером «Слинки», чтобы договориться насчет ликера, и после разговора в заднем кабинете, в котором Нико обещает тому бесплатную консультацию экстрасенса и мамину эмпанаду, они возвращаются в квартиру с вычеркнутым из списка пожертвованием выпивки.