Она стояла на коленях над Демоном и гладила его нежно и как-то очень интимно как ребенка или больного мужа, с которым прожила полвека.
— Я был, — успокоил меня Люций.
— А я нет… — надулась я. — А когда мы сольемся, я тоже вспомню все места, где ты побывал?
Идея внезапно захватила меня сильнее даже того, что происходило с Демоном.
Если вся жизнь частей сливается в одно существо…
— Ты вспомнишь и свои прошлые жизни тоже, — ослепительно улыбнулся мне Марий. Ненависть Люция можно было резать ножом и продавать на развес в голодный год.
— Прошлые? О! Так вы знаете, что случается, если одну из частей убивают?
— Она умирает и возможно через какое-то время родится вновь, — кивнул он. — Может разделиться на меньшие осколки или возродиться через тысячу лет. Но вернется.
— Круто… — я скользнула к своему вампиру и потянулась, чтобы лизнуть его в шею. — Представляешь, мы ведь могли уже встречаться.
— Нет.
Он ответил коротко и горько.
Я не стала переспрашивать.
Хотя было интересно — это я никогда не перерождалась или он никогда меня не находил? И вообще, как давно он знает об этой фишке с половинами? И откуда?
Но сейчас было не время.
Марий наконец подошел к Златице и Демону, которого она держала на коленях, не обращая внимания, что кровь стекает на белое платье. Даже отсюда я видела, как отчетливо расслабляются его вывернутые мышцы, пока она гладит его.
Теперь я видела, как сильно эти трое похожи.
Не внешне, а на каком-то глубинном уровне, откуда растут причины тех или иных поступков. Выпендрежные и импульсивные, сильные и ироничные.
Марий и Златица походили на Демона, словно были воспитаны в одной семье, но в разное время.
— Мы чуть не опоздали, Марик, — пожаловалась Златица. — Кто-то отъел нашего третьего так, что он почти перестал существовать.
Марий через плечо покосился на нас.
— Но он не последний? Есть еще часть?
— Как только я его разбужу, ты почувствуешь, где она, — Златица подняла глаза на нас. — Чем больше частей собираются вместе, тем легче чувствовать, где следующая. Обычно чувствует только самый сильный. Например, я знала, как искать направление, а Марик только ощущал, что меняется вкус ветра. Вы много странствовали?
— Да, мы летали с одного конца мира на другой, — кивнула я.
— Вот поэтому мы не могли его сразу найти! — обрадовалась Златица. — Такой странный и прекрасный новый мир! Можно быстро передвигаться, но если цель тоже бегает, то встретиться тяжело!
Демон зашевелился и открыл мутные, будто запорошенные пеплом черные глаза.
Но под чернотой углей тут же зажглось пламя, когда он увидел, где лежит, и что над его головой нависает женская грудь, а полуобнаженное бедро в распахнутом разрезе платья можно потрогать руками и даже губами.
В общем, где-то через секунду после пробуждения, его язык был уже глубоко во рту Златицы, а руки под платьем.
Я закатила глаза, Люций хмыкнул, Марий смотрел с умилением:
— Наш мальчик, сразу видно!
— Ваш мальчик старше вас раз примерно в сорок, — заметил Люций. — Не ведитесь на его невинный вид.
— Мы справимся, — заверил его Марий, опускаясь на колени рядом с двумя своими осколками.
Острые клыки выщелкнулись с отчетливым звуком, и он прокусил свое запястье, чтобы протянуть его Демону — кровь капала на уже испорченное платье Златицы, но всем было пофиг.
Демон учуял еду и без паузы переключился с секса на питание.
Златица рассмеялась серебристым смехом и посмотрела на нас:
— Будете?
— Что? — растерялась я.
— Мы улетим с утра. Я чувствую, что последняя наша часть в Канаде. Но за ночь я хочу восполнить нашего милого мальчика. Вы мне тоже нравитесь…
Она облизала губы, глядя на Люция.
Моя Тьма заворчала внутри, готовясь вырваться.
Марий обернулся и подмигнул мне:
— И я не откажусь. И наш друг наверняка тоже. Сейчас призовем каких-нибудь гуляк с улицы и отлично проведем последнюю ночь.
— Последнюю?..
Я вдруг поняла, что Демон нашел своих. Вот так просто и быстро, куда быстрее, чем Люций, выходит? Искал-искал среди девственниц, а они оказались совсем в другом месте.
И теперь у него… выпускной?
— Всю ночь жрать и трахаться? — Люций обогнул меня, встал сзади, его руки легли на мои бедра и рывком вдавили их в его пах. — Звучит… соблазнительно. Что, братец Демон, зажжем в последний раз?
Мне не нравилась эта идея. Совсем.
Но отпускать Демона не хотелось еще больше. Даже не попрощавшись…
Хотя бы так.
— Его зовут Демон? — улыбнулась Златица. — Как романтично.
Платье сползло с ее груди, открывая розовые соски и золотой кулон с теплой каплей янтаря.
Демон оторвался от запястья Мария и посмотрел на нее с совсем иным голодом в глазах.
— Ну я пока призову отчаявшихся и одиноких, — сказал Марий, поднимаясь и отходя от них. Темные руки Демона уже раздвигали белоснежные колени Златицы.
Я посмотрела на Люция.
Он, не отрываясь, смотрел на своего друга и врага, и если бы я не боялась схлопотать за такие мысли, я бы подумала, что ему хочется плакать.
4.6. Последняя ночь
Марий приоткрыл входную дверь, встал в проеме, откинув голову.
Закрыл глаза и втянул носом воздух:
— Северный ветер. Отлично.
Он скрестил руки на груди и едва слышно затянул какую-то мелодию. Он не сколько проговаривал слова, хотя они там были, сколько вымурлыкивал ее из самой глубины горла, как кот.
Я как завороженная смотрела на него.
— Он ведь… это же… — я обернулась к Люцию.
— Да, это вампирская песнь. Одна из разновидностей. Очень старая.
Люций шепотом пропел несколько слов, но Марий быстро зыркнул на него. Тот усмехнулся, показав клыки, но мешать больше не стал.
Пусть этот болгарский вампир делает, что хочет. У него явно свои планы.
Тем временем Демон одним движением сорвал со Златицы ее платье. Он все еще был немного не в себе и выглядел как дикарь. Он вообще, кажется, не до конца понимал, что происходит. Единственное, что его сейчас интересовало — женское тело в его руках.
Неважно было, что на полу каменная пыль и осколки люстры.
Все равно, что за ним наблюдают.
Его смуглые руки шарили по бедрам Златицы, месили и мяли ее грудь, сжимали тугую плоть, оставляя красные следы на белоснежной коже. Она ничуть не возражала, наоборот — раскидывалась перед ним бесстыдно и покорно, раздвигая ноги и обнимая руками за шею.
Она притянула его голову к своей груди, будто собираясь кормить молоком, как большого младенца. И Демон действительно закусил ее сосок — только вместо молока потекла кровь, которую он жадно слизывал с кожи. Его член давно встал, но он как будто забыл, что положено делать и теперь только задевал им бедра Златицы, вздрагивал и бесцельно терся, потом снова отвлекался и терял источник удовольствия, не понимая, что делает.
Мне было жутковато на это смотреть, но вампирша смеялась и целовала Демона, словно все было в порядке. В конце концов она сама направила его в себя — он скользнул внутрь и громко застонал, распахивая черные глаза. На лице было написано изумление.
Она приподняла бедра, помогая ему входить глубже, и вновь опустила, давая выйти. Но Демон уже и сам уловил принцип. С громким рычанием он впился в ее шею зубами и оперевшись ладонями прямо на осколки на полу, принялся вбиваться в ее тело быстро, беспорядочно, почти не держа темп.
Но Златица вскрикивала каждый раз, когда он входил до конца — и как-то сумела наладить ритмичность движений. Закинула ноги ему на пояс, обняла руками — и теперь было самое время отвернуться, потому что приличные люди не подглядывают.
Но кто тут был человек, в самом деле?
Разве что я.
Но меня это зрелище притягивало почему-то даже сильнее, чем Люция. Он отошел к Марию, ждать тех, кого призовет вампирская песнь. А я стояла и смотрела, как Демон трахает свою вторую половину. Жадно и голодно — словно это было необходимо ему для выживания. Его дыхание все учащалось, хлюпающие звуки и шлепки тел разносились на весь холл, Златица стонала уже непрерывно — и все чаще и ритмичнее, пока вдруг не выгнулась под ним в судороге, а голос ее не взлетел под потолок в переливчатом крике.
— Какая она у тебя крикунья, — прокомментировал Люций, тоже прислоняясь к двери рядом с Марием.
— Хочешь ее сегодня? — спросил Марий, который больше не пел, а, щурясь, всматривался в темноту на улице.
— У меня своя есть.
Марий посмотрел на него как-то странно. Перевел взгляд на меня. Пожал плечами и никак не прокомментировал.
В этот момент на дорожке у дома появилась первая девушка. Лет двадцати пяти, в обычных джинсах и футболке, пыльных кроссовках и с высоким хвостом на макушке. Настолько ничем не примечательная, что я бы не обратила на нее внимания, встретив где-нибудь в кофейне. Но сейчас, после слов Мария про отчаявшихся и одиноких, я присмотрелась к ней получше. К тому, насколько она на самом деле непримечательная. Нарочито, ненормально, будто тщательно тестировала каждый штрих, подбирая их так, чтобы не выделяться из толпы.
— Иди сюда, — голос Мария журчит той характерной восточноевропейской теплотой, которой нет в других, более красивых, но менее уютных мужчинах.
Девушка подходит к нему — ее глаза совершенно ясные и чистые, будто и нет никакого колдовства. Только почему-то она не замечает Люция рядом, а Люция сложно не заметить с его внешностью! И криков в доме — тоже будто не слышит.
— Раздевайся.
Она тянет вверх свою футболку, оставаясь в скромном бюстгальтере телесного цвета без кружев и украшений, скидывает кроссовки — Марий делает к ней шаг и, пока она непослушными пальцами расстегивает джинсы, спускает лямку с плеча, касается губами кожи, а чуткие пальцы высвобождают грудь.
Девушка едва слышно стонет, запрокидывая голову и дрожа, и с трудом справляется с железной молнией на ширинке. А дальше уже не может.