е вместе прямо на песке. Как чья-то мама мажет мне нос кремом от загара.
После его смерти они продолжали каждый год приглашать нас. Каждый год мама упоминала эту поездку, а я не смела надеяться. Каждый год проходили дни между Рождеством и Новым годом, а мы оставались дома. Не знаю, почему они продолжали держать с нами связь, когда она так долго игнорировала их. Или им просто было очень жаль нас, или узы братства, сформировавшегося в общежитии во время первого курса папиной учебы в университете, были настолько крепким, что даже смерть не могла разорвать их – они соединили семьи и поколения. Когда мне было тринадцать, приглашение как раз совпало с ее очередным хаотичным приступом энергии, и вот, после пяти лет социальной изоляции, мы отправились с ними на острова Теркс и Кайкос. Если вкратце, поездка прошла не очень удачно.
Мама поправляет пояс на халате и отходит от меня, пятясь к лестнице.
– Ладно уж, иди веселись, маленькая нахалка, – говорит она.
Я выхожу из дома и сразу же проверяю телефон. Новое сообщение от Кэплана:
Не убивай меня, но я пришел пораньше, чтобы помочь с подготовкой.
Я начинаю печатать, но останавливаюсь. Мы хотели прийти к Холлис вместе. Конечно, это правильно и резонно, что он пришел пораньше на вечеринку по случаю дня рождения своей девушки. И, конечно, это неправильно и глупо, что я не могу пойти на вечеринку без него – да что уж, я даже в комнату без него зайти не могу. Я пинаю бордюр. Пинок отдается болью. Я сажусь и хватаюсь за ногу, на глаза наворачиваются слезы. Я накрасила их маминой тушью, на мне сарафан, купленный в десятом классе, и я чувствую себя дурой. От Кэплана приходит еще одно сообщение:
Не смей отмазываться, я приду за тобой
Я отвечаю:
Не надо, все нормально
То есть ты идешь?
Я не отвечаю.
Я встречу тебя, как только ты доберешься до места
9
Кэплан
Холлис обожает принимать гостей. Она прямо-таки светится от счастья. Когда я как-то раз сказал об этом, она ответила, что ей просто нравится быть в центре внимания и быть лучшей. Мое первое настоящее воспоминание о ней связано с вечеринкой на ее заднем дворе.
Этот задний двор прямо-таки предназначен для катания на санках – за угловым домом расположен длинный пологий склон. Когда мы были детьми, она постоянно приглашала всех на первый большой снегопад. Ее сестры тоже звали друзей, одноклассников, детей из квартала, и это называлось «праздником санок». Когда я оказался там в первый раз, нам было лет девять-десять. Мне казалось странным идти тусоваться домой к какой-то девчонке, но Куинн убедил меня пойти, потому что услышал на детской площадке, как Холлис расписывала все прелести катания на санках. Она говорила, что это похоже на полет. Я в жизни не видел столько гирлянд в одном месте, сколько на ее крыльце, где нас ждал горячий шоколад. Я помню эти самые гирлянды, деревья, маршмеллоу и затылок Холлис. Из-под синей вязаной шапочки торчали длинные рыжие косички, и она неслась на санках впереди меня, быстрая, как метель, как детство. Это было так сильно, так ярко и так пронзительно, как первый раз, когда ты понимаешь, что девочки на самом деле красивые.
Сегодня вечером воздух теплый и тяжелый, а ей исполняется восемнадцать. Когда я заворачиваю за угол дома, то вижу, как Холлис балансирует на табурете, пытаясь повесить бумажный фонарик. Она сдувает с лица прядь волос, на ней моя футболка с логотипом нашей школьной команды и обрезанные шорты. Я вдруг ни с того ни с сего чувствую к ней самую искреннюю привязанность, и мне почему-то становится грустно. Увидев меня, Холлис улыбается, потом со стоном протягивает мне руку. Я усаживаю ее на плечи, чтобы помочь повесить остальные фонарики, меня обдает жаром ее бедер, прижимающихся к моей шее. Когда мы заканчиваем, фонари спускаются от их домика на дереве к перилам крыльца. Мы заходим в дом, чтобы Холлис переоделась, и занимаемся сексом.
Когда собирается народ, солнце уже садится, и свет от фонариков становится ярче. Во дворе разводят костер, несколько парней играют в «пивной кубик» [21] на большом листе фанеры, который Холлис положила на два табурета специально для этого. Куинн недавно уехал, потому что по пятницам он обязан выполнять общественные работы, но перед этим мы с ним перевернули фанеру, чтобы показать Холлис его подарок. Я немного помогал ему, сообщая, когда мы куда-нибудь уходим, чтобы он тайком смог порисовать. На листе зелеными и золотыми буквами написано: «СТАРШАЯ ШКОЛА ТУ-ДОКС, ВЫПУСК-2016», ниже, только золотыми: «ТОСТ ЗА ХОЗЯЙКУ: ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЕВА!» Вокруг надписей нарисована карта нашего городка со всеми важными для нас местами: нашими домами, старшей школой, младшими школами, рекой Литл-Бенд, закусочной «Орбен энд Санс», озером Понд. Надо было видеть выражение ее лица, когда мы перевернули лист – только Куинн мог нарисовать такое: массивные граффити и идеально четкие линии. Я понимаю, что мне следовало бы приготовить ей другой подарок, а не подмазываться к творению Куинна.
Холлис сделала тысячу фотографий фанеры, потом ушла куда-то и вернулась с упаковкой маркеров. Она попросила всех написать свои имена белыми печатными буквами, но сначала посоветовалась с Куинном, пока он еще не ушел, и тот ответил, что она может хоть танцевать на фанере, пока та не расколется пополам. Это ее подарок. Я подписываю: «С днем рождения, самая лучшая девочка в мире, с любовью, Кэп». За это меня дразнят со всех сторон, но мне плевать.
Мне звонит Мина, и я выхожу на подъездную дорожку, чтобы встретить ее. Она выглядит очень напряженной и прижимает к груди сумку. Мне хочется взять ее за руку или сделать хоть что-нибудь, чтобы ей стало лучше, но вряд ли это поможет. Мы вместе идем на задний двор, и я очень хочу, чтобы Куинн уже вернулся – у него здорово получается рассмешить Мину, – но тут Холлис выкрикивает мое имя и машет нам рукой.
– У тебя очень красивый задний двор, – говорит Мина, глядя на бумажные фонарики.
– Пойдем, покажу, что сделал Куинн! – Холлис тянет Мину к импровизированному столу, немного властно, и Мина вынуждена отпустить сумку от груди. На столе уже расставляют стаканы, но Холлис заставляет ребят подождать, чтобы Мина подписала фанеру.
– Ну вот, теперь все в сборе! – объявляет Холлис, и Мина улыбается по-настоящему. Она достает из сумки книгу.
– Ты принесла книгу? – спрашивает Бекка.
Ненавижу Бекку.
– Э-э-э. – Мина оглядывается по сторонам, а потом опускает взгляд на свой подарок и тут же протягивает его Холлис, которая смотрит на книгу с таким видом, будто ни разу в жизни не читала. – Это тебе. От Кэплана. Я лишь забрала ее в «Дасти».
– Он забыл забрать ее сам, да? – спрашивает Холлис, закатывая глаза.
Они вместе смеются, и все опять хорошо.
– Мы можем отметить на этой карте все места, где ты что-нибудь забывал, – говорит Холлис, показывая на стол. – Они рассыпаны по всему городу.
– Ой, я думаю, его отвлекли новости из Мичигана, – говорит Мина.
– Мичигана? – переспрашивает Холлис и смотрит сначала на Мину, потом на меня.
Я замираю. Вот черт! Я отчаянно пытаюсь вспомнить, говорил ли что-нибудь Холлис о Мичигане. Я ведь должен был! Как я мог ничего ей не сказать?
– Ты поступил?
– Да. Я был совершенно уверен, что…
Но тут она обнимает меня и говорит куда-то в шею:
– Поздравляю!
От облегчения я целую ее.
Все еще мрачная Бекка пытается оттащить от меня Холлис, чтобы сделать фото, но та не собирается отпускать меня, и между ними происходит молчаливый яростный спор.
Бекка поворачивается к Мине:
– Эй, Мина, я хотела попросить прощения за то, что повела себя как стерва тогда, в коридоре.
– О?
– Ну когда я вспомнила ту шутку про щенка. Мне казалось, это смешно, но нет.
– Не волнуйся, – отвечает Мина. – Сейчас мы все чувствуем ностальгию по былым временам.
– Точно! Так и есть!
Холлис с довольным видом подмигивает мне и уносит книгу в дом, чтобы с ней ничего не случилось.
– Ну и что я выбрал в качестве особого подарка? – шепчу я Мине, когда она подходит ко мне.
– Книга называется «Моя гениальная подруга».
– Очень к месту.
– Прости, я запаниковала. Мне казалось, все будут ей что-то дарить, а потом я почувствовала себя не в своей тарелке и…
– Нет, ты спасла мою задницу. Я не приготовил ей никакого подарка.
Мина смотрит на меня и качает головой.
– И понятия не имею, как так вышло, что я ничего не сказал ей про Мичиган.
– Тебе что, нравится летать так близко к солнцу?
– Всем нравится. Не в этом ли смысл того мифа?
Я быстро отхожу, чтобы наполнить свой стакан, делаю глоток пива и возвращаюсь обратно.
– А что это за шутка про щенка?
– Ой, я уже и не помню.
Это почти то же самое, что и «не важно». Но я решаю оставить Мину в покое, потому что она все еще немного нервничает, и говорю:
– Хорошо, что ты пришла. Холлис очень обрадовалась, точно тебе говорю.
– Поверить не могу, что Куинн нарисовал на той карте и мой дом, – отвечает Мина.
– Ну еще бы. Он рядом с моим.
– А где он, кстати?
– А, на общественных работах. Вернется часам к девяти.
– Классный подарок, – говорит Мина, глядя на лист фанеры.
– Да. И кстати, я ему помогал. Выманивал Холлис из дома и все такое.
Тут кто-то выключает музыку, и две девчонки спускаются по ступенькам заднего крыльца с тортом в руках. Все поют для Холлис, которая так и лучится довольством – пока я не встречал никого, кто бы точно знал, что делать, когда ему поют «С днем рождения», кроме нее. Мина слегка подталкивает меня, и я подхожу, чтобы встать рядом с виновницей торжества. Холлис целует меня, а затем закрывает глаза и загадывает желание. После того как она задувает свечи, все хлопают в ладоши и кричат. Кто-то окликает ее, спрашивая, что она загадала.
– Не отвечай, – шепчу я ей на ухо. – Пусть катятся к черту, сохрани свое желание в тайне.