Я искоса поглядываю на него. Его профиль вдруг резко выделяется в свете фар выскочившей из-за угла машины. Мы запрыгиваем на тротуар, и его рука ложится на мою талию, всего на мгновение. У меня сводит живот. Я боюсь, что это очередной приступ паники и заставляю себя расслабиться. Я не хочу испортить момент, когда в моей жизни наконец случается что-то хорошее – не масштабное или ужасное, не кошмар, не трагедия, а нечто приятное, нормальное. Стоит мне подумать об этом, и я чувствую себя глупо. Меня всего лишь провожают домой. Это просто парень. Просто Куинн.
В детстве Куинн был самым громким и самым неорганизованным из нас. Он рисовал на стенах, ломал вещи и опрокидывал чашку, стоило ему коснуться ее. У него были торчащие уши, острые черты лица и копна темных волос. Я и шагу не могла ступить, чтобы он не подставил мне подножку. Каждый мой ответ в классе сопровождался его хихиканьем. В то время он был для меня олицетворением маленького злобного эльфа.
Я встряхиваю головой.
– Ты дрожишь? – спрашивает у меня Куинн.
– Нет.
– У тебя мурашки!
– У меня нет…
– Есть, и твое платье еще не высохло.
Я смотрю вниз. Платье действительно мокрое. И просвечивает.
– Вот… – Он начинает стягивать свитшот. С ним поднимается и футболка, обнажая полоску красных клетчатых боксеров над поясом джинсов и кубики на животе.
– Я в порядке! – взвизгиваю я и тяну его руки вниз.
– Ладно-ладно! – Он смеется. – Больше не буду.
– Не будешь что?
– По-детски флиртовать с тобой.
– Ты и не флиртовал со мной, – отвечаю я.
– Вообще-то, флиртовал.
Мы идем молча. Я безуспешно пытаюсь придумать, что бы такое сказать, и то и дело обещаю себе, что обязательно что-нибудь скажу после следующего фонаря. После следующего поворота.
– Ладно, прости, я никогда больше не буду предлагать тебе свой свитшот.
– Дело не в этом. Мы просто почти дошли до моего дома.
– А на скейте доберемся еще быстрее. – В голосе Куинна снова звучат лукавые нотки.
– Я не умею кататься на скейтборде.
– Ты просто не пробовала.
– Я даже стоять не смогу на этой штуке.
– Конечно, сможешь. – Куинн опускает доску между нами. – Давай!
– Куинн.
– Просто встань. Он никуда не уедет.
Он берет меня за руки. Я встаю на скейтборд.
– Видишь? Легче не бывает! – Куинн начинает медленно идти, не выпуская моих рук.
– Так, а вот это уже детский флирт!
– Нет, – отвечает он, ускоряя шаг, – это ты едешь на скейтборде.
Я позволяю Куинну пройти еще несколько шагов, совсем не романтично цепляясь за него. Ладони вспотели. Я не могу смотреть на него, потому что слежу за своими ногами – нескладными, с разбитыми коленками – и его, обутыми в кроссовки. Он с удивительной грацией переставляет ноги, улица скользит мимо нас.
– Все, хватит. – Я спрыгиваю с доски, и Куинн бежит ловить ее.
– Ты просто нечто, – говорит он, трусцой возвращаясь ко мне.
– А ты идиот. – Я снова скрещиваю руки на груди.
Мы почти у моего дома. Я чувствую разочарование. Мы опять идем нога в ногу.
– Как твои общественные работы? – спрашиваю я. Как скучно! Чертовски занудный вопрос.
– Отлично. Я просто преподаю в рекреационном центре.
– Преподаешь?
– Да, и думаю, это уже не считается общественными работами. Я уже исполнил свое наказание.
– Когда?
– Э-э-э, в девятом классе. Или даже в восьмом, не помню уже. Так что сейчас это просто работа.
– И что ты преподаешь?
– Рукоделие.
– Ты умеешь шить?
– Ну да. Я сам сделал этого малыша. – Куинн показывает на маленькое деревце на своей бейсболке.
Мы уже перед моим домом.
– Куинн! Это… такая тонкая работа!
– Наверное. Только никому не говори.
Мы стоим напротив друг друга.
– Значит, по пятницам ты ведешь занятия по вышивке в рекреационном центре?
– Ага. Для десятилетних девочек. И двух очень аккуратных пожилых леди.
Он смотрит на меня так, словно балансирует на краю и ждет порыва ветра, который опрокинет его. Внутри меня что-то обрывается. Я целую его. Или пытаюсь поцеловать. Я прижимаюсь своими губами к губам Куинна. Его бейсболка падает на землю. Тогда я убегаю домой, ни разу не оглянувшись.
11
Кэплан
Как только они выходят на дорогу, я тут же понимаю, что совершил ошибку. Мне не следовало доверять Мину Куинну, когда она еще толком не пришла в себя. И еще я понимаю, что было бы неправильно провожать Мину домой, чтобы избежать столкновения с Холлис. Я прижимаю ладони к глазам и шагаю по подъездной дорожке. У меня начинает кружиться голова. У калитки стоят несколько девчонок и даже не притворяются, что говорят не обо мне. На заднем дворе еще остались какие-то ребята, они курят, усевшись вокруг костра. Через окна кухни я вижу, как Холлис передвигается по дому.
Она складывает стопками липкие одноразовые стаканы, выливает в раковину оставшееся пиво и не сморит на меня, когда я появляюсь в проеме черного хода.
– Помощь нужна?
– Нет, я почти закончила.
– Холлис. – Я сползаю вниз по кухонным шкафам, снова потирая глаза. – Мне очень жаль.
– Все нормально.
– Я был нужен Мине. Это сложно объяснить.
– Тебе не надо ничего объяснять.
– Не сердись, пожалуйста. А если ты сердишься, то просто накричи на меня и забудь. А то это еще хуже.
– Кэплан, кем ты меня считаешь?
– Что?
– Я не злюсь.
– Нет?
– Нет. Я уже видела приступы панической атаки, знаешь ли.
– Ой.
– С ней все будет в порядке?
– Да. Сейчас Куинн провожает ее домой.
– Очень мило с его стороны. – Холлис садится на пол рядом со мной. – Кэп, почему ты не сказал мне, что поступил в Мичиган?
– Не знаю. Забыл. Прости меня.
– Куда ты пошел, когда сбежал от меня? Поделиться этой новостью с Миной?
– Э-э-э, нет. Я хотел открыть письмо из университета вместе с ней.
Холлис качает головой. Она улыбается, но вид у нее печальный. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, сам пока не знаю что, но она опережает меня:
– Хочешь остаться на ночь?
– Правда? Можно?
Холлис встает и поднимает меня с пола. Положив голову мне на грудь, она говорит:
– Ты можешь всех разогнать, чтобы мы отправились в постель?
Я киваю, и мой подбородок ударяется о ее макушку.
– Ты правда не сердишься?
– Нет, не сержусь.
– Тогда почему ты такая тихая?
– Устала просто.
••
После целого шоу со словами благодарности ее родителям, прощанием и уходом через парадную дверь я снова вошел в дом через черный ход, и теперь мы лежим рядом в ее комнате. Холлис прижимается ко мне сбоку, и мне не видно ее лица.
– Еще раз спасибо, что все понимаешь. И за то, что пригласила Мину.
– Мне жаль, что все так получилось. Надеюсь, в следующий раз будет лучше.
– В следующий раз?
– Я решила, что раз она твой друг, значит, и мой тоже.
– Правда? Это… это круто!
– И я решила больше не конкурировать с ней.
Не знаю даже, что сказать на все это.
– Не могу поверить, что ты всем рассказала о своем желании!
– О, мне и не надо, чтобы оно сбывалось.
– Что ты имеешь в виду?
Холлис перекатывается, чтобы посмотреть на меня. Она о чем-то размышляет, подперев руками лицо.
– Это было сиюминутное желание. Я посмотрела на всю нашу компанию, и мне захотелось, чтобы это лето выпускного класса продолжалось вечно. Но это длилось лишь секунду. На самом деле я не хочу этого.
– Не хочешь?
– Конечно, нет. Я хочу убраться отсюда ко всем чертям. Мы уже переросли этот городок.
– Ты так считаешь?
– Ага. Ты не согласен?
– Не знаю, никогда не задумывался об этом.
– В этом весь ты. Будешь плыть по течению, словно это никогда не закончится, а потом забудешь попрощаться.
– Пока, Холли, – бормочу я, засыпая.
– Я жду не дождусь, когда окажусь в Нью-Йорке! Там меня никто не будет считать самой крутой.
– Ты этого хочешь?
– Я умею адаптироваться. Только подумай, каких высот я смогу там добиться!
– И не захочешь иметь со мной ничего общего.
– Это даже к лучшему.
– Эй!
– А что, ты хочешь, чтобы я стала просто миссис Холлис Льюис?
– Боже, звучит ужасно. Нельзя этого допустить. Это кошмар. И что мы будем делать?
Холлис несколько секунд молчит, но я точно знаю, что она улыбается.
– Знаешь, я много об этом думаю. Мне нравится мое имя. Я не хочу его менять и в то же время хочу, чтобы у меня была та же фамилия, что и у моей будущей семьи.
– Холлис Каннингем – отлично звучит.
– Может, я поступлю как твоя мама. Назову сына Каннингем и возьму фамилию мужа.
– Но только если она благозвучная. – Я притягиваю ее к себе. – Ты можешь выйти замуж за другого парня, если его фамилия будет лучше моей.
– Хорошо, договорились.
– Привет, Холлис, – шепчу я.
– Привет, Кэп.
– С днем рождения!
Я просыпаюсь в пять часов утра с легким похмельем и неприятным ощущением пустоты внутри. Холлис все еще спит рядом. Я напоминаю себе, что она не злится. У нас все хорошо. Я быстро целую ее и вылезаю из постели. По дороге домой я отправлю Мине сообщение. Она уже проснулась. Удивительная особенность Мины – она, похоже, никогда не спит.
Она открывает дверь в старой синей университетской рубашке ее отца, протертой на локтях. Пуговицы застегнуты неправильно. Я иду за ней на кухню и останавливаюсь перед буфетом, разглядывая коробки с хлопьями, а она начинает шагать взад-вперед вдоль огромного мраморного острова. Дом Мины больше и красивее нашего, но такое ощущение, будто в нем никто не живет. Здесь так просторно, что по комнатам разносится гулкое эхо, и безумно чисто. В моем доме нет прихожей. Стоит открыть дверь, как сразу оказываешься посреди нашего барахла: кроссовок и рюкзаков, стопок почты, большой чаши для ключей. Открыв дверь Мины, сразу видишь две колонны из такого же темного дерева, как полы и перила, а над ними – витражную панель. Когда я был маленьким, дом Мины казался мне слишком навороченным и населенным призраками.